Я, черт возьми, живу ради этих звуков.
И он кончает. Кончает с хриплым криком, и сперма разлетается по моей шее и лицу, горячая, влажная, липкая. Лично мне нравится, когда он кончает на меня, это грязно, непристойно и так развратно. Как чертово животное. На этот раз я просто благодарна за маску для глаз, потому что, наверное, ослепла бы от спермы, попавшей в глаза. Я слышала, что она хороша для кожи, но не слишком уверена насчет зрения.
Он стонет, выкрикивая мое имя, тяжело дыша в течение нескольких минут, прежде чем добирается до салфеток рядом с кроватью и деликатно очищает меня.
Я снимаю маску, моргаю, глядя на него. У него на лице румянец, глаза полуприкрыты. На лице покой и безмятежность. И он прекрасен.
— Доброе утро, — говорю ему, когда он ложится рядом, притягивая меня ближе.
— Доброе утро, — его хриплый, вальяжный ответ.
Вместе мы лежим там, потерянные в простынях и руках друг друга, и в тишине не слышно ничего, кроме наших бьющих сердец.
От этого я почти засыпаю, но он нежно трясет меня за плечо.
— Пойдем, сводим собак в парк, — говорит он мне, поднимаясь с постели. — Если Эмили росла в Калифорнии, прежде чем стала бездомной, она, вероятно, никогда раньше не видела снега. Она с ума сойдет от радости.
— Я сойду с ума от радости, — говорю я, подражая его акценту. Я неохотно оставляю тепло одеяла, и посторгазмическое блаженство все еще затуманивает мой разум, но, если не принимать во внимание тот факт, что у меня никогда раньше не было снежного Рождества, я вообще всего лишь несколько раз в жизни видела снег.
Быстро одеваюсь, натягивая тренировочные штаны на флисе, пушистые носки и толстый свитер (или «джемпер», как его называет Лаклан и все остальные в этой стране). Собаки сходят с ума. Лионель бегает по кругу в гостиной, Эмили прячется под журнальным столиком и лает, а сладкий старичок Джо, стуча хвостом о пол, сидит у двери в ожидании своего поводка.
Мы одеваем намордники на Джо и Лионеля - хотя меня не было в Великобритании около трех месяцев или около того, я надеялась, что они перестанут воспринимать эту породу, как опасную, но нет - надеваем наши пальто и спускаемся вниз по лестнице и на улицу.
— Ничего себе, — говорю я, когда мы стоим на крыльце, разглядывая зимнюю сказку. Мое дыхание замерзает в воздухе и уплывает, утреннее солнце пробирается сквозь низкие облака и освещает снег в столбах бледного золота. Я не могу придумать другого места, которое было бы таким же красивым, как укутанный в снег Эдинбург. Все каменные ряды домов выглядят так, будто сделаны из пряников. На большинстве дверей висят рождественские огни и венки, а через некоторые окна можно увидеть гигантские деревья в гостиной, украшенные блестящей мишурой.
— Когда я проснулся сегодня утром, он все еще шел, — говорит Лаклан, прищурившись глядя на небо. — Надеялся, что к тому времени, как вернусь с бокса, он все еще будет идти.
— Здесь так красиво, — говорю ему, и, хотя мне хотелось бы увидеть снег, я также знаю, что Лаклан встает в шесть утра, а для меня об этом не может быть и речи. Иногда он идет заниматься боксом, иногда просто берет собак на долгую прогулку. Он справляется феноменально хорошо, пытаясь оставаться трезвым. Ходит к психоаналитику, принимает мягкие успокоительные. Кроме того, дополнительные упражнения, похоже, держат под контролем его демонов. Словно профессионально играть в регби было недостаточно, теперь он вынужден практически постоянно заниматься до изнеможения. Не то чтобы я жаловалась, его тело выглядит лучше, чем когда-либо, что я никогда не считала возможным, и это сделало его еще более активным в постели. Нам ведь многое нужно наверстать.
Он берет мою руку и сжимает. Другой держит поводок Эмили, пока я держу Джо и Лионеля, близнецов в намордниках. Наверное, они выглядят не такими устрашающими, когда их держу я, крошечная азиатка, а не Лаклан, большой, крутой и татуированный мужчина.
А еще Эмили боится всех, кроме него. Хотя сейчас она особенно испугана, широко раскрыв глаза, осторожно обнюхивает снег, шерсть встал дыбом.
Мы осторожно пробираемся по ступеням и переходим улицу, направляясь в парк. Я восхищаюсь тем, как снег мерцает на свету, холод в воздухе, кажется, изгоняет весь городской смог. Опираясь на массивное тело Лаклана, я чувствую себя абсолютно уютно. Счастливой. Какие бы сомнения у меня не были о приезде сюда, как бы все не было стремительно, сейчас, кажется, все это исчезло.
Тем не менее, нельзя игнорировать тот факт, что мне еще предстоит найти работу, не говоря уже о том, что на следующей неделе я проведу Рождество с его семьей в доме его деда на севере за пределами Абердина. Я пытаюсь не показывать Лаклану, как сильно это волнует меня. Знаю, я уже встречалась с его приемными родителями, Джессикой и Дональдом, но это было еще до того, как мы расстались, прежде чем моя мама умерла, до того, как наши жизни полетели к чертям. Я не видела их с тех пор, как вернулась - Лаклан был очень занят регби - и я на грани из-за встречи с его дедушкой Джорджем. Из того, что я слышала, он немного сварливый брюзга, и это сказал Лаклан, который редко говорит что-то плохое о ком-либо.
Пока мы проверяем, чисто ли в парке, прежде чем отпустить собак с поводков, Лионель и Джо роют снег, а Эмили все еще кажется сбитой с толку, я спрашиваю его:
— Как думаешь, в Абердине будет снег?
Он открывает рот, чтобы что-то сказать. Полагаю, он хочет ответить «может быть». Но просто улыбается, кивает один раз, а затем произносит:
— Да, думаю, будет, — притягивает меня ближе, оборачивая сильные руки вокруг моей талии, и изучает мое лицо, — ты переживаешь?
— По поводу снега?
Он прищуривается.
— По поводу Рождества. О том, что будешь в кругу моей семьи, когда ты не так уж часто бывала в их компании.
Не знаю, как этому мужчине удается так хорошо читать меня.
Я жую губы, жалея, что не взяла с собой какой-нибудь бальзам для губ.
— Да, немного. Я буду в порядке. Честно говоря, я больше беспокоюсь о том, как выбрать для всех них правильные рождественские подарки, — вздыхаю и склоняю голову к его груди. — И потом, я начинаю думать о деньгах на подарки, а затем, о том, как сильно хочу получить эту работу автора, а потом думаю, что случиться, если я ее не получу. Что я буду делать? А вот мне хочется, чтоб я могла просто... — я затихаю, с трудом сглатывая. — Хотела бы я, чтоб у меня была возможность поговорить об этом с мамой, хотя бы секунду, понимаешь?
Он сильно выдыхает и целует меня в макушку.
— Кайла, любимая, — мягко говорит он, — знаю, все это будет нелегко для тебя, и с удовольствием приму все, что ты сможешь мне дать. Но моя семья должна быть наименьшей из твоих забот. На самом деле. Им ничего не нужно на Рождество, и ты знаешь, они и так уже любят тебя.
— Я никогда не видела твоего дедушку, — бормочу я, — ты говорил, что он ворчун.
— Ага, — посмеиваясь, говорит он. — Ты же знаешь, я не склонен подслащивать пилюлю. Но если уж я в состоянии справиться с ним, то и у тебя получится. Кроме того, с возрастом он стал немного лучше.
— Я думала, ты говорил, что с возрастом он становится хуже.
— Полагаю, все зависит от Рождества, — говорит он, теперь звуча неуверенно. — Буду с тобой честным, вначале он не воспринимал меня как родственника. Считал меня паршивой овцой. Даже сейчас, хотя я должен быть благодарен, что он вообще считает меня семьей.
Я поднимаю на него глаза. Он, нахмурившись, смотрит вдаль, и я знаю, его затягивает в более темное место.
— Конечно, ты семья. У него было каких-то почти двадцать лет, чтобы привыкнуть к тебе. Ты МакГрегор. Ты - часть семьи.
Он кивает.
— Угу, — рассеянно соглашается. — Но он всегда относился ко мне иначе, чем к Бригсу, чего и следовало ожидать. Я просто понятия не имею, знает ли он о моем текущем состоянии. Джессика и Дональд, возможно, не упоминали мою... проблему.
Говоря это, он имеет в виду, что он алкоголик. Я знаю, признание подобного - первый шаг, но для Лаклана иногда еще тяжело говорить об этом вслух. Я не давлю на него. Он все делает хорошо, и точно знает, в чем его проблема.