— Да паршиво что-то стало — отмахиваюсь я — может, просто устала? И верно мой Михаил Петрович говорит, отдохнуть летом, это уже насущная необходимость?

А ведь праздник сегодня — наш, Восьмое марта, и вечер в Доме Офицеров. Я еще и с девчонками посидеть, поболтать успела — из нашей, еще военной команды "стерв", кто здесь остался (как Ленка, тогда у меня в помощницах ходила, а сейчас замужем за капитаном 1 ранга Золотаревым, двое детей уже). А после, кружилась в вальсе с моим Адмиралом — а рядом, Лючия со своим Юрой. Итальянка выглядела как королева бала — в вечернем платье, которое сообразила с собой из Москвы захватить, в отличие от меня. Но обижаться на подругу нечего, тем более что сама виновата, о том не подумав.

И Логачев здесь, со своей Танечкой, счастливые. Через три дня должны в квартиру въехать (в жилотделе мне клятвенно обещали). Жаль немного ту семью с тремя детьми, что уже заселиться успела — но Иван Семенович заслуг имеет больше, и на заводе седьмой год, а те лишь пять месяцев как из деревни приехали, и им положено не раньше, чем через год, при отсутствии замечаний по работе. Так что по справедливости все и по закону!

Письмо по адресу: Москва, Кремль. Отправлено из Молотовска 8 марта 1953

Товарищ Сталин! Я, Нелин Октябрин Артемович, 1920 г.р., фронтовик, имеющий награды, был и остаюсь истинным коммунистом. И потому я не могу молчать, когда вижу, как искажается сама коммунистическая идея — и более того, те, кто поставлен следить за ее чистотой, потворствуют этой лжи!

В последние годы я наблюдаю, как идет активная подмена понятий — вместо передового отряда всего человечества на пути к лучшему будущему, мы превращаемся в обычное государство, такую же страну "как все". А от некоторых я даже слышал слова "Красная Империя". При этом никто не понимает, что коммунистическая идея — это не государственная идея!

Коммунизм требует неуклонного движения вперед. С короткими передышками, чтобы подтянуть тылы — но ни в коем случае не остановка, не перемирие на достигнутых рубежах. Все должно быть подчинено этой победе, не считаясь даже с потерями, мы за ценой не постоим. А государство — поскольку за всю историю не было ни одной всемирной империи — это обязательно закрепление на некоторых рубежах и с некоторого момента, мирное сосушествование с соседями.

Коммунизм, это безусловное подчинение своих интересов общим. Когда каждый думает прежде всего о социалистическом Отечестве, и лишь в последнюю очередь, о себе. Подобно тому, как в военные годы мы работали по четырнадцать часов, без выходных и отпусков, и сдавали заработанные деньги на постройку танков, самолетов, кораблей, для фронта, для Победы. Все — ради конечной Победы. Но если эта цель недостижима, то начинается разложение. Идея выродится в мертвые лозунги (от увлечения которыми, "не знать ни теории, ни практики") нас предостерегал Ленин. Реальным же смыслом для людей станет собственное обустройство — под вопросы, "а отчего в Америке еще нет революции". Что, вкупе с поощрением собственных буржуазных инстинктов, неминуемо приведет к превращению нашего советского государства в буржуазное государство.

Я вижу выход — во всемерном ускорении формирования коммунистической морали. Никакого потакания мещанским инстинктам, даже ценой неизбежных издержек, материальных и моральных — конечная цель оправдает все! Следует прежде всего категорически запретить т. н. "материальное поощрение", упирая на сознательность "ты помог делу коммунизма, спасибо тебе", можно также расширить список трудовых орденов и медалей. Но не поощрять внутреннего обывателя, а то очень скоро дойдет, что "коммунизм канарейками будет побит". Причем заслуженные товарищи должны первыми показывать пример, сами отказавшись от всех излишних благ.

Я понимаю, что эта мера может вызвать самое яростное сопротивление таких как тов. Сирый, действующих возможно из лучших побуждений, но за деревьями не видящих леса. "Опять сорок первый" — но не будет ли даже такое, меньшим злом, чем самое лучшее оружие, в руках обывателей мещан, а не коммунаров? Как французы строили свою линию Мажино, будучи морально совершенно не готовыми к войне.

Также я предлагаю, самой эффективной мерой, обратить внимание на воспитание подрастающего поколения. Общественное воспитание детей, с внушением им истинно коммунистических принципов — в первое время на добровольной основе, но также с обязательным изъятием детей от тех, кто уличен во внутреннем мещанстве. Что позволит в целом перейти к коммунизму уже через 20–30 лет, при неизбежной смене поколений.

Указанные меры могут быть осуществлены лишь при самой жесткой диктатуре, мерами принуждения. Которые ни в коем случае не могут быть ослаблены, как бы ни хотелось "выпустить пар". Будет трудно, но надо перетерпеть эти 20–30 лет, дальше будет уж легче — когда войдет в жизнь новое поколение, не знающее слова "мое".

Очень жаль, что я этого не увижу. Я не знаю — те, кто устроил надо мной судилище, действовали из потакания собственому мещанству, или как сознательные враги. Пусть это квалифицируют те, кому положено. Но эти современные "клопы" — "за что воевали! Желаем чтоб теперь мой дом, это полная чаша!" — оправдывают свои поступки тем, что "линия Партии дозволяет" и даже "товарищ Сталин ничего против не сказал". Я обращаюсь к вам, товарищ Сталин, как коммунист к коммунисту — дайте этому гнусному явлению верную коммунистическую оценку! Иначе коммунизм будет побит обывательским болотом.

Умираю коммунистом. Не из-за трусости, а потому что не вижу своей жизни вне Партии. О.А.Нелин.

Резолюция на документе. Тов. Пономаренко! Внести предложения, что с такими делать.

Лючия Смоленцева (Винченцо).

Я считаю себя русской коммунисткой. Но и остаюсь итальянской католичкой. В Москве еженедельно хожу на исповедь к отцу Серджио, послу Святого Престола в СССР — я знаю его с весны сорок четвертого года, когда он был легатом Церкви на территории Красных Гарибальдийских бригад и сыграл очень большую роль в том, что я стала женой моего рыцаря, лучшего из всех мужчин. Теперь же отец Серджио милостливо согласился принять обязанности моего духовника. А так как о многих конкретных вещах я говорить не могу, подписку давала (и надеюсь, Господь меня простит, ведь в сокрытом мной нет зла), то беседуем мы обычно на общие темы. Например, обсуждаем сходство между коммунизмом и прочими религиями.

— Если принять, что коммунизм, как Вера — говорю я — во главе всего вера в рай, только земной, который надлежит нам самим построить. Именем этой веры правят ее служители, то есть Партия — они, и только они решают, что по Вере правильно, а что есть ересь. Которая вовсе не чужая вера, а извращение Веры своей. Если и та Инквизиция с еретиками боролась — но не с мусульманами например, это уже не в ее компетенции было. Так и Нелин — это коммунистический еретик! Придумал собственную ересь по отношению к утвержденной коммунистической Вере — и показал себя еретиком закоренелым, упорствующим, не желающим раскаяться и признать свою неправоту, когда Аня, представитель Инквизиции, высший авторитет в вопросе веры в том месте и в тот момент, прямо указала ему на ошибочность его мнения. Тогда инквизитор должен, с печалью в сердце, квалифицировать степень ереси как безнадежную, изгнать еретика из своей Веры и Церкви, и передавать светским властям для последующего наказания. Что и было сделано.

— Позвольте уж, товарищ Смоленцева, "адвокатом дьявола" побыть — усмехнулся Пономаренко — "Капитал", это значит, как Святое Писание, ну а кто отступит, того на костер? Что девять лет назад в Ватикане Муссолини сожгли, это ладно — но тогда выходит, "не сметь свое суждение иметь"? А это линии Партии никак не соответствует!

— Неправильно! — говорю я — во-первых, бездумное поклонение Книге а не Слову служителя, это не Католический Святой престол, а протестанты: у них заведено, что правда не в проповеди священника, а в том, что было написано в Библии две тысячи лет назад — в других совсем условиях, вне контекста, зато прочесть может каждый сам, без посредника-Церкви. А Католическая Церковь оказалась более гибкой, поскольку служители все же под время и место подстраивались, в этом ее преимущество. Во-вторых, наказанию подлежит не слово, а дело. То есть, спорить не возбраняется, ведь даже в самое средневековье Святая Инквизиция диспуты как таковые не запрещала. Но делом вредить нельзя — чем Нелин и занимался!