— Ничего мы не добиваемся, — сказал он устало. — Единственное, что нас интересует, это чтобы нас оставили в покое и дали дожить остаток жизни. Неужели это так много? Это же единственное условие Ультиматума!

— А Ультиматум-то ваш, Дуля, блеф! — произнес вкрадчиво Рыманов. — Блеф, Ультиматум-то ваш, не так ли?

— Дурак ты, Рыма! — сказал Фигнер. — Тебе что, мало «Мэджик стар»?

— Э-э, нет! — Рыманов погрозил пальцем. — «Мэджик стар» — это прошлое, мы вам подобного больше не позволим. Да и где вы сил столько наберете, чтобы произвести десятки таких акций, как вы пишете в Ультиматуме?

Дуля вздохнул и встал из-за стола.

— Дурак ты, Рыманов! — сказал он. — Это тебе не детские игры в тайное общество смелых и отважных!.. Такие, как ты, все-таки угробят мир. А потом будут прыгать на его останках и орать, что они были правы. Только убеждать в этом будет некого!.. Ты извини: мне пора.

— И это все, для чего ты искал со мной встречи?

— Да… Я просто хотел посмотреть на тебя. Вряд ли мы увидимся еще раз, во всяком случае, при таких обстоятельствах.

Он показал глазами на стол и выключил экран. Бледный туман вокруг них исчез.

— Ведь когда-то мы были друзьями… — проговорил Дуля.

— Это было слишком давно! — сказал Рыманов. — Забудь!

Подошел гарсон. Расплатились молча, от предложенной гарсоном возможности загримироваться отказались настолько решительно, что тот сразу отстал. На первом этаже надели плащи и нырнули в серую морось.

— Я тебя провожу, — сказал Фигнер.

— Хочешь убедиться, что я за тобой не слежу? — спросил Рыманов. — На это у меня есть спецы.

Говорить — во всяком случае, на равных — было больше не о чем, и до машины шли молча, аккуратно обходили с разных сторон озера на тротуаре, дружно дробили отражения фонарей в маленьких лужицах. Открывая дверцу машины, Рыманов сказал:

— Может, тебя подвезти?

— В застенки ЮНДО, что ли? — спросил Фигнер. — Нет уж, спасибо, я как-нибудь сам доберусь.

— Ну, тогда будь здоров! До встречи!.. И подыскивай себе адвоката, потому что вы обречены.

— Чему быть, того не миновать! — сказал Фигнер. — Только когда начнешь нас обкладывать, учти, что это не так просто.

Он резко повернулся, перешел на другую сторону улицы и быстрым шагом удалился в сторону площади де Голля. Рыманов некоторое время смотрел ему вслед, последняя фраза Дули ему не нравилась, что-то в ней было. Он сел в машину, захлопнул дверцу и вызвал дежурного.

— Здесь Рыманов.

— Слушаю, господин начальник!

— Немедленно кэтчера! Район — по пеленгу. Ориентир — моя машина. Объект — мужчина лет пятидесяти, среднего роста, одет в серый плащ, на голове серое кепи… Никаких активных действий, только наблюдение!

Он включил маяк для пеленгатора, и тут в голову ему пришла мысль, настолько неожиданная, что его даже пробрал озноб.

Подожди, подожди, сказал он себе. Ведь это уже игра ва-банк. Не торопись, подумай!..

Думать было нечего. Риск, конечно, есть, куда же без риска. Но ситуация того стоила. И он решился. Включил двигатель, развернулся и не спеша двинулся в ту сторону, куда ушел Фигнер. Он догнал его, как и рассчитывал — около парка. Фигнер даже не вздрогнул, когда рядом взвыли тормоза. Он остановился, равнодушно глядя, как Рыманов выходит из машины.

— Что-нибудь забыл? — спросил он. — Ах да, я не вернул тебе магазин.

— Оставь его себе, — сказал Рыманов. — Хочешь я тебе помогу?..

Фигнер молча пожал плечами.

— Ты подумай вот о чем, — сказал Рыманов. — Когда все это кончится, вас ждет смерть! Никакие «Огненные меченосцы», никакие посткригеры вам не помогут. Во-первых, по сравнению с ЮНДО все это шушера, а во-вторых, «Мэджик стар» — это не политическая борьба. «Мэджик стар» — это уголовщина, сам понимаешь! И мир это тоже поймет!

Ему показалось, что Фигнер смотрит на него с интересом. Это его подхлестнуло, и он минут пять упражнялся в ораторском искусстве, доказывая Фигнеру, что заранее подготовить пути отхода — это далеко не последнее дело, это поступок настоящего умного политика, что когда FMA начнет рассыпаться, все бросятся спасать свою шкуру и всем будет наплевать друг на друга… Он услышал за спиной в парке чуть слышное шипение, понял, что «джампер» уже здесь, и умолк.

— Из всего сказанного тобой я не услышал главного, — проговорил Дуля.

— Что я должен сделать, чтобы подготовить пути отхода?

— Ничего особенного… Нужно сделать так, чтобы текст Ультиматума на фирменном бланке вашей Ассоциации — то есть, в том виде, как нам прислали

— попал в Совет Блюменталя… Это такой город в Иртании, на Восточном побережье.

— Знаю, — сказал Фигнер.

— Ах да, ты же выполнял там интернациональный долг… Так что скажешь? Устраивает предложение?

— Нет.

— Ты хорошо подумал? Ведь жизнь, Дуля. Жизнь!

— Ты так ничего и не понял, Рыма! — сказал Фигнер. — Существование — далеко не всегда жизнь. Для жизни нужна еще и свобода!.. Это до меня дошло, когда я выполнял интернациональный долг. Вот так-то, Рыма!

— Ну, смотри, Дуля!

— Смотрю, Рыма, смотрю! Ты думаешь, я встречался только с тобой?

Он повернулся и ушел, маленький и одинокий, какой-то нереальный в желтом свете фонарей. Сзади послышались легкие шаги, и из парка, где приземлился «джампер», вышел кэтчер. Рыманов кивнул ему, и парень пошел вслед за Дулей.

Рыманов вернулся в машину очень недовольный собой. Разговорился перед этим кретином, а он с самого начала понял, что его купить хотят, и стоял, и выпендривался, и делал вид, будто ему страшно интересны Рымановские сентенции.

Слева бесшумно промелькнула тень, и пока Рыманов соображал, что бы это такое могло быть, впереди, там, куда ушли Фигнер и кэтчер, вдруг вспыхнул свет, и через секунду раздались сухие выстрелы.

Рыманов дал сигнал тревоги, выскочил из машины и бросился вперед. Схватился за карман. Потом вспомнил, что пукалка осталась без магазина и что и с магазином в данной ситуации это не оружие, и зло сплюнул. Когда он подбежал к месту происшествия, кэтчер стоял на колене и, сжав обеими руками здоровенный «паркер», быстро стрелял вдоль улицы в серую морось, а шагах в десяти лежал ничком на тротуаре школьный приятель Мишка Фигнер, по прозвищу Дуля, и вместо головы у него было кровавое месиво.

Разрывная, подумал Рыманов. Судя по всему, шлепнули свои же. Больше некому. Профессионально они его. Теперь даже воспоминаний из трупа на выудишь!.. За что его? Неужели за встречу со мной?.. И с кем это он еще встречался? Не с Глинкой ли?

Рядом с шипением приземлился юндовский «джампер», еще одна машина бросилась вперед, в погоню за нападавшими на Фигнера, и далеко впереди вдруг грохнул взрыв, и улица осветилась вспыхнувшем и мгновенно угасшим солнцем, и с рокотом прошлось между домами эхо. Рыманов понял — от «джампера» остались одни обломки, и мысленно поблагодарил судьбу за то, что сегодня такая гнусная погода и на улицах нет гуляющих, дело закончится лишь тремя трупами. Потом он представил себе заголовки завтрашних газет и свою физиономию на первых полосах, и ему стало не по себе. Он оставил кэтчера дожидаться следователя и прессу, сел в машину и уехал. Упоминать имя Рыманова кэтчеру было запрещено.

По дороге Рыманов вызвал Глинку.

— Слушаю! — отозвался тот.

— Вацлав! Это Рыманов. Нам надо немедленно встретиться. Произошло несколько примечательных событий, и время не ждет. Ты где?

— В штаб-квартире, в своем кабинете.

— Сейчас я буду у тебя. — Рыманов дал отбой.

Когда он вошел в здание, там царила некоторая суматоха, не свойственная этому обычно тихому заведению.

Ну и наделала шума моя встреча, подумал Рыманов.

Поднявшись на свой этаж и выйдя из лифта, он тут же наткнулся на бегущего дежурного, поймал его за рукав.

— Какие новости по моему вызову? — спросил он.

— Никаких, — прошептал дежурный.

— А куда же вы так мчитесь?

— Умер заместитель!

— Что-что? — спросил Рыманов. — Какой еще заместитель?