Живому — движение, мертвому — покой. Эта мудрость Огуз хана туркменами его эпохи была усвоена сполна и доведена до совершенства.
Второй этап охватывает период от 650-го года по X век. В этот период туркмены превратились в странствующий народ, взяв на вооружение девиз Огуз хана: «Не стой на месте!». Именно в эту эпоху туркмены отшлифовали качества, необходимые в дороге, в путешествиях, в дальних походах.
В Алтындепе наряду с фигуркой золотого тельца была обнаружена статуэтка волка — ведь, по преданию, именно волк показал Огуз хану дорогу. Правоверным туркменам, чтобы освоить новый путь, выявить на нем свои способности, необходимы были бесстрашие и сила волка, его резвость. Он и занял место вола. Туркменская духовность вышла из своих прежних берегов и разлилась по всему исламскому миру.
Под символом серого волка этот дух вышел на бескрайние просторы пустыни, обрел масштабность, сильный, мужественный характер. Он не терпел укоров сильных, не трогал добычи слабых, не посягал на чужие земли, но и на свои не пускал чужих. Он не зазнавался в благополучные времена, не унижался в трудные. Его шерсть, его холка были цвета неба — цвета вечности и недосягаемости. Отсюда и поговорка «Морда волка — благословенна!». Он не дал загнать себя в клетку с тигром, не играл со львом.
Второй период — это период развития и совершенствования уже сложившихся ценностей туркмен. Дух этого времени был выражен в гопузе Горкут ата, ставший духовным наставником нации и добровольно принявший ислам, открыл туркменам новое пространство духовности. Своими проповедями о вере, о бренности жизни он привнес в жизнь туркмена новые моральные ценности. Теперь мир делился не на две части, как прежде, а на три. Люди уверовали в то, что за свои дела на этом свете надо держать ответ, что конец света — это расплата за зло, содеянное на земле.
Наивысший расцвет туркменской духовности приходится на ее третий период — с X по XVI века. Это время, когда в мире правят туркменские государства. Великое государство сельджукских туркмен, Османское туркменское государство, государства Гарагоюнлы и Акгоюнлы — исторические свидетельства того, насколько великим был дух туркмен в этот период, насколько сильной политической и исторической волей он обладал.
Дух этой эпохи накопил огромную силу, способную дробить камни, рушить горы. Он не только по земле спешил, но и на небеса вознесся. Не случайно его символом становится беркут. Стремительный и неуязвимый, он хватает свою добычу на лету и на бегу. Сидя на недосягаемых вершинах и вбирая в себя любовь солнца, он свысока смотрит на суету и быстротечность этого бренного мира, постигая всю бездонность мироздания.
Духовным выразителем этой эпохи становится Героглы. Он неспроста берет в руки дутар — именно этому музыкальному инструменту уготована участь тончайшего настройщика туркменской души. Военно-политическая стремительность Огуз хана перерастает в культурно-историческую скорость, завоевывая огромное духовное пространство мира.
Основательно вышедшие на историческую арену огузы-туркмены накопили к этому времени огромный государственно-политический опыт. Именно тогда и родилась на Востоке пословица про умение туркмен возводить государства. В считанные века они основали десятки государств на Западе и Востоке, в Египте и Индии, других странах. Большинство султанов этих государств звались орлами — по традиции, идущей от Огуз хана. Все его внуки имели собственное имя беркута: Гая-шункар, Бегдили-бяхри, Додурга-гарчгай, Овшар-лачын, Чепни-хумай, Салыр-беркут, Бюкдуз-утельги. Названия орлов — Тогрул и Чагры — носили духовные имена основателей Великого государства сельджуков Давута и Мухаммеда. В этот период духовной опорой туркмен были сказочные птицы Симург и Феникс.
Четвертый период туркменской духовности (XVII — XIX века) — это время возврата туркмен на родную землю, некогда покинутую ими. Устав от исторических передряг, они подытоживают пройденный путь, гордятся успехами, огорчаются неудачами. Природу сознания этого периода определяют «домашние» заботы, связанные, в первую очередь, с сохранением национальной самобытности.
Взяв у истории мирную передышку, туркмены сквозь сито разума просеивают исторический опыт, убеждаясь в том, что терпят поражение тогда, когда меняется их традиционный путь.
Практически не выходя из дома, не выглядывая за порог, туркмены отдаются своей жизни. Вспыльчивость сменяется умиротворенностью, решительность — вдумчивостью. На смену исторической активности приходит заметное расслабление духа. И хотя в духовном облике нации почти исчезают черты исторического творчества, дух туркмен, концентрируясь во внутренней жизни, продолжает выявлять свою несгибаемую свободолюбивую природу.
Пример тому — Мерв, Мару-Шаху-Джахан. Возникший четыре тысячи лет тому назад как центр развитой цивилизации древних туркмен, этот город на протяжении всей своей истории слыл жемчужиной Востока. В эпоху туркменских ханств, при султане Санджаре население Мерва превышало два миллиона человек. В начале XIII века Чингисхан разгромил этот город. Туркмены заново восстановили его. Спустя столетие он опять превратился в руины, пережив нашествие хромого Тамерлана. Туркмены снова воскрешают его. В 1787 году уже бухарский хан вновь сравнял Мерв с землей. Но он вырастает на прежнем месте непоколебимой национальной святыней. Есть ли еще другой город в мире, переживший столько погромов и всегда восстававший из пепла?!
История знает множество примеров удивительной стойкости духа моего народа, проявляемой в тяжелую годину. Хочу привести лишь один из них, может быть, самый драматичный…
Особой жестокостью и кровопролитием отличалась война, что прокатилась в селах Астрабада между сторонниками емудского предводителя Сайыл хана и иранского шаха Аката. Число жертв умножили туркменские женщины, убитые своими мужьями во имя спасения их чести. И все-таки добычей врага стали восемь тысяч женщин и детей. Многие из них, чтобы не быть обесчещенными и покоренными, покончили с собой. Есть ли более разительный пример несгибаемого народного духа, неукротимой национальной воли?! О, Великий Аллах, прими наши молитвы за упокой этих святых душ, пошли нам их стойкость и целомудрие!
Жестокие испытания не оставляли туркмен в ту эпоху. Безгосударственность, разрозненность народа не только били по его судьбе, но и вели к частичной амнезии исторической памяти. Редкими стали связи с родичами, волею судьбы заброшенными в иные восточные страны. В их руки и переходила историческая активность. Здесь же, на родине, израненный и разделенный на племена, народ изнемогал от бесконечной чреды лишений.
Не случайно, что именно эта эпоха породила целую когорту поэтов и мыслителей, чьими заботами из народной памяти не был вытравлен цельный облик туркмена. Духовным лидером этого периода стал Махтумкули Фраги. Выходец из народа, он стал той великой горой духа, из которой потекли в народ вдохновенные реки разума. Все последователи великого мыслителя развивали его идеи: племянник Зелили воспевал патриотизм, Сейди — героизм, Молланепес и Кемине посвятили свою лиру любви, Мятаджи — философии жизни. Именно им, тончайшим поэтам-классикам, удалось заключить в своем творчестве великую гражданскую мощь и стать глашатаями народа. Именно они поднимали его дух, призывали к национальной гордости и сплочению.
Трагическим апофеозом, терновым венцом духовной истории туркмен стал XX век. Никогда прежде не тянувшие чужой груз, туркмены — впервые за свою историю — попали в зависимость от другого государства. В молох этой зависимости угодили не только духовные основы нации, она понесла ни с чем не сравнимые человеческие жертвы. Свыше 80 тысяч туркмен погибли в Первую мировую войну 1914-1918 годов. За 900 тысяч перевалило число жертв раскулачивания в 1917-1930-х годах. В эти же годы в поисках спасения и счастья в чужих краях страну покинуло более четырех миллионов человек. Нет точной статистики пострадавших, объявленных врагами народа, расстрелянных и отправленных в ссылку по обвинению в национализме и басмачестве в 1930-1937 годы. Каждую ночь под прикрытием темноты людей забирали из их домов и отправляли в неизвестном направлении. Родственники боялись выяснять их дальнейшую судьбу… Люди жили в постоянном страхе за себя, за близких, за свое будущее.