— Сандано.

— Генерал! Польщен визитом большого начальника. И все только ради того, чтобы помучить меня — просто так, без всякой причины.

— Ты знаешь не хуже меня, что мы не мучаем людей без всякой причины, — веско заметил Боттандо. — Причина есть всегда.

— О, — упавшим голосом сказал Сандано, — так вам все известно? Наверное, бабушка вам рассказала?

Боттандо удивился, но виду не подал.

— Совершенно верно, — важно сказал он. — Твоя бабушка поступила как человек, сознающий свою ответственность перед согражданами. И сейчас я хочу все услышать от тебя лично. Мне, конечно, и так все известно, но это важно для тебя самого. Мы всегда приветствуем сотрудничество.

Сандано одолевали сомнения. Он пыхтел, колебался и в конце концов сдался:

— Хорошо. Но вы помните: Флавия мне обещала.

— Я помню, помню.

— Сразу говорю: это не я. Украсть я могу, согласен. Но нападать на сторожа я бы никогда не стал. Я только вел грузовик.

«Что он такое болтает?» — терялся в догадках Боттандо, пытаясь состроить неодобрительную мину.

— Он не заплатил нам, понимаете? Мы залезли туда, забрали все статуэтки и доставили к нему. И когда мой брат пошел к нему за деньгами, тот послал его куда подальше. Сказал, что сделка сорвалась и у него нет денег. Но клянусь вам, это не я въехал в окно на машине и забрал все обратно. Я хочу, чтоб вы знали это. Я такими вещами не занимаюсь. После этого я вернулся во Флоренцию.

— Пока все верно, — подбодрил его Боттандо, все еще не понимая, о чем идет речь.

— Этот человек — он считает, что ему можно все. Скотина. Вы все у него прикормленные, потому он так нагло себя и ведет.

— Мы поразмыслим над этим.

В самом деле, старина Сандано совсем спятил. Где это слыхано, чтобы вор сам признавался в преступлении, о котором никому не известно?

— Раз уж ты начал признаваться, расскажи заодно о Фра Анджелико.

— Фра Анджелико?

— Это флорентийский художник. Эпохи Ренессанса. Ты вез его в багажнике. Помнишь?

— Ах, этот… Я уже все рассказал вашей девушке…

Боттандо придержал его за руку.

— Один совет, мой дорогой мальчик. Она тебе не девушка.

— Нет?

— Нет.

— О'кей. Короче, я сказал Флавии правду. Я не крал ее.

— Это я знаю.

— Тогда зачем спрашиваете?

— Я просто хочу еще раз услышать эту историю. Своими ушами. Давай.

— Я сказал Флавии чистую правду. Я никогда не крал эту картину. Мне просто не повезло, что меня сцапали с ней на границе.

— Да?

— Я взял эту кражу на себя только потому, что карабинеры предложили мне сделку.

— И значит, потом этот человек, Форстер, пришел к тебе поговорить о ней.

— Да, три или четыре месяца назад. Я тогда как раз только освободился, отсидев за подсвечник.

— Из его слов ты понял, что это он украл картину?

— Я бы так не сказал. Он все знал об этом ограблении, хотя о нем не писали в газетах.

— Понятно. Ну, он пришел. И что дальше?

— Он пришел спросить, что случилось. Почему я не доставил посылку по назначению. Я объяснил. Он выразил сочувствие в связи с тем, что мне пришлось отсидеть за преступление, которого я не совершал, и сказал, что не будет возражать, если я захочу восстановить свое доброе имя и откажусь от признания. Потом он дал мне денег.

— Он не говорил, что сам украл картину?

— Нет, прямо он этого не говорил.

— А откуда ты знаешь его имя?

— Он назвался и дал мне визитку на случай, если я еще что-то вспомню и захочу связаться с ним.

— Дал визитку, понятно. Можешь описать его?

— Ой, это не по моей части… У меня близорукость…

— Значит, нужно носить очки. Ну постарайся. Вспомни о бабушке.

— Ну ладно. Он — англичанин, это я уже говорил. Кое-как объясняется на итальянском, ему где-то за пятьдесят или даже больше, но шевелюра богатая — темно-каштановые волосы… почти черные, хорошая стрижка. Одет… можно сказать, хорошо. Среднего роста, для своего возраста довольно стройный.

— Среднее это, среднее то… — прокомментировал Боттандо, — очень полезная информация. А какие-нибудь особые приметы? Дуэльные шрамы или еще что-нибудь в этом роде?

— Я не заметил. Послушайте, я и так стараюсь изо всех сил.

— Конечно. Итак: некто называет тебе свое имя, дарит свою визитку, навещает в тюрьме, расспрашивает тебя о вещах, которые он и так должен знать, если сам украл картину. И ты делаешь вывод, что именно этот человек совершил преступление, за которое тебя посадили. Ты полагаешь, он такой же дурак, как и ты? Хм…

Сандано обиженно отвернулся.

— Его визитку, ты, конечно, не сохранил? — на всякий случай спросил Боттандо и саркастически кивнул, когда Сандано ответил утвердительно. — Слушай, Сандано, говорю тебе как друг.

— Что?

— Бросай это дело. Найди себе работу.

— Мне это говорит каждый второй. Даже судья.

— Ну так прислушайся к совету умных людей. И последнее. Где сейчас статуэтки, о которых ты тут рассказывал?

Сандано засмущался.

— Ну давай, не тяни. Говори все, и дело с концом. Я никому не скажу.

— Обещаете?

— Обещаю.

— Они лежат под кроватью моей бабушки. Вы должны это знать, раз она вам… О-о!.. Я опять попался!

Довольный Боттандо кивнул:

— Вот поэтому я и говорю тебе: завязывай.

— Я в восторге от него, — пробормотал он себе под нос, покидая камеру.

Он заказал выпивку в баре и долго сидел, пытаясь связать воедино имеющиеся факты. Потом позвонил Флавии и рассказал ей про Фра Анджелико.

Она не согласилась с его интерпретацией фактов, хотя выводы показались ей убедительными.

— Ты считаешь преступников слишком умными, — заметил ей на это Боттандо.

— Господи, какой же он идиот, — сказала Флавия, выслушав его рассказ о беседе с Сандано. — Ну, попадись он мне еще в руки…

— Можешь делать с ним что хочешь. Но ты понимаешь, какой из этого следует вывод?

— Если Форстер действительно украл картину, какой смысл ему разыгрывать спектакль и встречаться с Сандано?

— В том-то и дело. Это лишний раз доказывает, что моя теория неверна. Особенно если сейчас ты скажешь мне, что его смерть наступила в результате несчастного случая. Ты ведь это собиралась сказать?

— Нет, но такой исход вполне возможен.

— Жаль. У нас ничего нет, кроме косвенных улик. Может, все-таки накопаешь что-нибудь? Будет жаль, если время и деньги, затраченные на поездку, окажутся бессмысленной тратой, одобрить которую может только старый сумасшедший лунатик.

— Ах, Арган. Я как раз собиралась спросить про него.

— Да, он, — согласился Боттандо. — Кажется, он залег на дно. Может быть, решил, что мы были правы, взявшись расследовать это дело. Во всяком случае, он перестал попрекать меня им. Он не напоминает о себе уже несколько дней, но я уверен: он себя еще проявит. У меня мало времени. Как ты думаешь: этот маленький негодяй сумеет завербовать еще кого-нибудь из наших, кроме Паоло?

Флавия молча покачала головой и положила трубку. Бедный старый Боттандо, думала она. Он хватается за соломинку. И внезапно ей в голову пришла очень скверная мысль.