Нахмурившись, Мартын огляделся по сторонам, отставил к другой стене винтовку и ножны с мечом, а меня просто завернул в грубую подстилку и поволок на улицу. Любая попытка вывернуться из крепких, как тиски, рук Мартына была тщетна. Он почти бегом выскочил во двор и с размаху швырнул меня в поилку для лошадей. Взревев, как медведь, я выскочил из корыта, но, когда увидел, что двор полон народу, чуточку успокоился. Все присутствующие закатились звонким смехом. Хрюкающий себе в бороду Чернорук снял с себя шубу и накинул мне на плечи. Я невольно поддался общему веселью, хотя ничего смешного в такой побудке явно не видел. Мартынка от хохота стал пунцовым, а Наум, понимая, что брату ко мне лучше не подходить, поднес чарку с медовым квасом.

— Что ржете, бесенята! Бороды лопатами отрастили, а ума не нажили!

— Бельтайн, — отозвалась Ольга, при беглом взгляде на которую у меня чуть челюсть не отвалилась. — Вальпургиева ночь, шабаш. Первое мая, короче говоря, — ухмыльнулась она, уперев руки в бока. — Это я братьев надоумила окунуть тебя в воду, так что не злись.

Ольга выглядела так, что я потерял дар речи. Еще вчера видел пусть и властную, держащую осанку, но весьма пожилую ведьму, лет шестидесяти, если сравнивать. То сейчас передо мной стояла восемнадцатилетняя девчонка, в которой прежнюю старуху с прожигающим взглядом узнать было просто невозможно.

— Вот так сюрприз! — только и смог выговорить я, одним залпом осушив чарку с квасом. — Это сколько ж ты скинула?

— Лет сорок, может, сорок пять, точно не знаю уже.

— Вот уж удивила.

— Старость, кости ломит, по ночам сплю плохо, зубов почти не осталось. Доживешь до моих лет, сам все поймешь.

Я стоял во дворе, укутанный в скосаревскую шубу, не способный оторвать от ведьмы глаз. Разумеется, я догадывался, что и правильные черты лица, и рост, и осанка прежней старухи говорили о том, что в молодости она была красива, но что до такой степени. Просто в этом времени я не встречал женщин, сложенных таким образом. Все были какие-то коренастые, плотные, широкоплечие. Ольга была их полной противоположностью. Стройная, изящная, ухоженная. Ритуал омоложения возвращает то самое тело, которое было в момент первого скачка во времени.

Не скрывая довольной улыбки, Ольга подошла еще ближе и тихо прошептала:

— Быть старухой не очень удобно, но безопасно. Молодой проще в долгом пути, но потребуется защитник.

— Намек понял, — ухмыльнулся я, стараясь быстрей увести Ольгу со двора. — Не станем тянуть с отправлением. Чем скорей доберемся, тем лучше. Мне уже чертовски надоела бродячая жизнь. В гостях хорошо, но пора и честь знать.

Тот факт, что Ольга решилась на омоложение, сам по себе говорил уже о многом. Разумеется, она очень рисковала. Уйдя из своих земель старухой, авторитетной и уважаемой ведьмой и возвращаясь юной красавицей, она могла лишиться всякой поддержки. Все задуманное пойдет прахом, и ей не удастся убедить короля Урге отдать трон двум буйным наследникам, имеющим больше прав. Правда, после долгой беседы ведьма рассказала, что не верит в благородство короля, и без маленького переворота дело не обойдется.

Мы отправились в путь ранним утром. Еще накануне я попрощался с Александром, пообещав ему сразу же прислать гонца, как только доберемся до места. Ушли большим караваном, хорошо снабженные, весьма подготовленные к долгой дороге. Мои люди, те что были отосланы из крепости накануне ордынской атаки во Владимир, захотят наладить со мной связь. Князь Александр станет нашим связным. Чем дальше на север, тем больше я удивлялся своей примитивности. Ведь вцепился, как клещ, в Рязанскую землю, не видя других возможностей. Теперь уже поздно судить о том, что бы стало с родными краями, не встань я на пути ордынцев. Но появление Ольги изменило представление о сути вещей. С высоты ее опыта и знаний, я начинал осознавать ту прорву ошибок и глупостей, что успел натворить. Узрел собственную недальновидность, поспешность и просто ослиное упрямство. Единственное, в чем я был уверен, так это в собственных силах. Знал наверняка, что смогу устроиться на новом месте с учетом прежних ошибок.

— Сразу после победы над Ордой, — рассказывал я Ольге, — весной того же года, на реку вышел «Громовержец». Первый бронированный пароход. К сожалению, ни в одном бою ему поучаствовать так и не удалось. Сам факт того, что адская лодка могла идти против течения, чадила и пыхтела, уже отваживал от покушения многих охотников.

— Могу себе представить, — хихикнула ведьма, перекинув одну ногу через седло.

— Гораздо удобней и практичней было использовать корабль как торговое судно. За лето он успевал совершить три рейда в Хамлык и обратно, снабжая крепость припасами и товаром.

— Здесь и сейчас такой корабль нам бы пригодился.

— Еще как! Но, увы. Механизм парового двигателя, созданный мной, а проще говоря, высосанный из пальца, оказался не очень-то надежным. Частые поломки стали случаться с завидным постоянством. В конечном счете ценой немалых потерь нам удалось допереть тяжеленное корыто до верфи в крепости и благополучно демонтировать. Железо и металлы отправились в переплавку. Еще крепкий каркас пошел на ремонт складов и прочее строительство. Легендарный пароход просуществовал три сезона.

— При необходимости сможешь изготовить еще один паровой двигатель? — спросила Ольга, строя в голове какие-то собственные планы.

— Видно будет. Если действительно появится необходимость. Помнишь Тимоху?

Ольга напряглась, наморщила лоб, но все же утвердительно кивнула.

— Пока дед Еремей еще был жив, Тимоха все мечтал о воздушных шарах. Я как-то показал, как его можно сделать, мы с ним даже маленький макет сконструировали. Огромные затраты, ненадежность, неуправляемость. Вот тогда я и подкинул парнишке идею, сделав модель планера.

— Как обычно, опережал события.

— Опережал, — согласился я. — Но тут же нашел макету военное применение. Уже через месяц сделал дальнобойные и весьма прицельные крылатые ракеты.

— Вот всегда так.

— В тот момент мне это казалось весьма актуальным. Так вот, собственно, к чему я начал об этом рассказывать. При постройке ракет я не смог решить проблему управления такими конструкциями. Но появилась идея все это увеличить в масштабе. Представляешь, обычный с виду планер, вот только с реактивным ракетным двигателем.

— Не удивительно, что с такой буйной фантазией у тебя не оставалось свободного времени. Чтобы поразмыслить не над конструкцией новейшего вооружения, а над последствиями всей этой буйной деятельности.

— После победы над Ордой я впал в некую эйфорию. Почувствовал какую-то совершенно неограниченную свободу. Забавлял народ простенькими фокусами. Тренировал армию, устраивал финансовые дела, упрочнял связи. Думал, что смогу наладить нормальную, мирную, созидательную жизнь.

— Изготавливая такое страшное оружие, ты готовился к мирной жизни?! Оптимист.

— Это я сейчас понимаю, что такого не могло быть. Воспитанный еще в Советском Союзе, я был в плену выдуманной мной утопии. Хотелось оставить после себя что-то заметное, значимое.

— Уже через сотню лет сам факт твоего существования исказится, видоизменится и обрастет такими небылицами, что ты в них сам себя не узнаешь. Самойлов в первое время организовал что-то вроде коммуны. Отбил себе довольно большую делянку у местных и жил там долгие годы, выстраивая, как и ты, собственную утопию. Первое время я ему помогала, старалась, как могла, но все пустое. Новшества, технологии, знания, как инородные тела, отторгались созданным обществом. Постепенно все начало обрастать какими-то ритуалами, таинствами. Вместо законов появились традиции. Чужой, более примитивный уклад занимал все больше умов. Люди сторонились всего, что было создано в первой коммуне. И вот через триста лет крохотное королевство уже не отличалось ничем от соседей. Тот же пантеон, тот же уклад жизни и нравы. Старик уже не вмешивался в дела потомков. Перебрался в Исландию с неистовым желанием отправиться в Северную Америку. Для себя он решил, что это самый правильный путь. Он понял, что нет смысла переделывать мир. Стал просто наблюдателем, исследователем. Профессор считал, что корабли викингов как нельзя лучше подходят для путешествия через Атлантику. Последнее письмо я получила от него девяносто лет назад. В нем он говорил, что все готово к экспедиции и он отправляется в путь.