В чем заключается вопрос? Вопрос заключается в том, в чем состоит отличие духа от жизни. Если мы примем это различие в раздвоенности, то это не будет неверно. И жизнь, и дух раздвоены, но в разных смыслах. В жизни основным является раздвоенность, а примирение носит временный характер. Так и в жизни основное – это стремление, возникшее из потребности тела, то удовлетворение носит временный характер. Эти потребности непрерывно возобновляют и вызывают вновь стремление. Конечно, мрачная картина, нарисованная Шопенгауэром, в некотором отношении преувеличена. Ведь мы не находимся в непрерывном состоянии голода, жажды или любовного стремления. Но если Шопенгауэр не прав в физиологическом смысле, то он все же прав в психологическом смысле. Борьба за кусок хлеба наполняет всю психику и не дает ей покоя. Забота о завтрашнем дне лишает человека душевного спокойствия и поглощает все его мысли. В созерцании же дело обстоит наоборот. Здесь главным является примирение и обладание. Сама раздвоенность носит характер отдельного момента. Созерцание – это торжество и преодоление.

Что же преодолевается в созерцании? Во-первых, в созерцании преодолевается противоположность субъекта и объекта, так как оказывается, что оба они обладают той же природой, так что у них нет повода к вражде. Но этого мало. В созерцании преодолевается противоположность, существующая в пределах духа. В нем преодолевается и противоположность между жизнью и духом, которая носит гораздо более глубокий характер, чем противоположность внутри самого духа. В чем главная противоположность между духом и жизнью? Она заключается в следующем. Жизнь как природная реальность неразрывно связана со смертью, дух же бессмертен. Мы, таким образом, подходим к вопросу о том, что такое смерть. Это, наряду с вопросом о том, что такое жизнь, – самый трудный вопрос. «Когда еще не знают, что такое жизнь, то где уж знать, что такое смерть», – ответил на этот вопрос Конфуций.

Я отвечу на этот вопрос сразу таким образом: смерть – это материя. Этот ответ, в свою очередь, чреват многими вопросами. Попытаюсь распутать их в общих чертах. Материя есть мертвая, в противоположность живой жизни. Жизнь в себе самой заключает смерть; это общеизвестно. Но дело в том, что жизнь, не поднявшаяся до духа, не имеет понятия о материи, а значит, и о смерти. Животные и растения умирают, но они не знают того, что им предстоит умереть. У животных, правда, есть инстинкт, заставляющий их избегать опасности, но у них нет представления о смерти, страха смерти как понятия. Понятие о смерти имеется только у человека; оно у него появляется вместе с сознанием. Страх смерти, воплощенной в понятии, и есть материя. В понятии материи заключаются следующие моменты: смерть и страх. Одной смерти недостаточно для того, чтобы получалось понятие материи. Обязательным моментом является страх как предвосхищение смерти. Поскольку, по существу, самая сущность страха состоит в смерти – ибо без смерти не было бы страха, – мы можем выразиться еще короче: материя – это страх, воплощенный в понятии; иначе говоря, материя – это осознанный страх¹. Все эти определения говорят одно и то же, только они выражают разные оттенки все той же самой мысли.

Теперь мы должны посмотреть, как преодолевается основное противоречие в самой жизни. Нет сомнения, что внутри самой жизни заключается смерть. Но это противоречие преодолевается в пределах самой жизни, средствами самой же жизни. Как же оно преодолевается? Оно преодолевается двояким путем; индивидуальность преодолевает смерть, сохраняя как себя, так и свое потомство. С одной стороны, индивидуальность преодолевает голод, насыщая себя и свое потомство; но окончательно преодолеть смерть она не может. Однако смерть преодолевается рождением. Но в рождении индивидуальность преодолевает смерть своеобразным путем: она не может сохранить себя как данная индивидуальность, она преодолевает смерть, продолжая род, но погибая как индивидуальность. Значит, преодоление смерти происходит путем рождения. Поэтому следует сказать, что настоящими противоположностями являются не жизнь и смерть, а рождение и смерть. Живое как род не погибает, оно бессмертно. Но живое как индивидуальность погибает; оно погибает именно потому, что родилось. Но отдельная индивидуальность преодолевает смерть, преодолевая свою индивидуальную ограниченность в роде. Но особенность природной индивидуальности заключается в том, что она не сознает себя ни рожденной, ни умирающей. Поэтому мы можем сказать: смерть как природное явление преодолевается рождением как природным же явлением.

Но рождение не преодолевает страха смерти. Но в природе в этом нет и надобности, потому что там нет страха смерти. Смерть разлита по всей природе, но она уравновешивается рождением. Мы привыкли смотреть на смерть как на зло, а на рождение как на благо. Но для природы как целого нет этих соображений. Смерть не лучше и не хуже, чем рождение. Это просто два явления, взаимно уравновешивающих друг друга, одно невозможно без другого. «И ты летаешь над творением, согласье прям его лия и в нем прохладным духовеньем смиряя буйство бытия» (Баратынский)².

Когда же проявляется страх смерти? Страх смерти является только в сознании. Как только появляется сознание, возникает и страх смерти. В этом смысл библейского мифа о древе познания добра и зла. Бог говорит человеку, что в этот день, когда он вкусит плод с этого древа, он умрет. Люди, вкусившие этот плод, стали испытывать страх, и в этом смысле они и умерли. Как же может быть преодолен страх смерти? Ясно, что он не может быть преодолен в пределах природной жизни, потому что природное состояние есть низшее состояние по сравнению с тем, при котором мы испытываем страх смерти. «И страх кончины неизбежной не свеет с древа ни листа» (Тютчев). Но человек не может погрузиться обратно в океан природного бытия. «И ринься бодрый, самовластный, в сей животворный океан» (Тютчев)³. В этом смысле любопытно, что все пантеистические системы призывают нас отказаться от самосознания и вернуться к сознанию. Они призывают нас отказаться от двойного, рефлектированного ряда душевной жизни и вернуться к простому ряду чувственных ощущений, который свойствен всей органической природе. Пантеизм хочет преодолеть материализм на путях возвращения к простому ряду жизни. На первый взгляд, эта попытка кажется вполне убедительной. Жизнь выше материи, нет ничего неодушевленного, все полно жизни. Я считаю, что это верно. То есть верно то, что на самом деле вся природа живая. Но на этом пути преодолеть материю все же невозможно. По какой причине? По той причине, что само понятие материи появляется в сфере мысли. Поэтому невозможно преодоление материи на пути жизни. Говоря иными словами, материя есть рефлектированное понятие, результат самосознания, а жизнь представляет простой ряд, не рефлектированный. Высшее понятие не может быть разрешено таким путем, что мы возвращаемся к более простым ступеням.

Первым воплощением материи является орудие или, говоря правильнее, оружие. Когда человек, стремясь удовлетворить свой голод, стал убивать животных посредством оружия, тогда появилась материя. В оружии страх смерти получает конкретное воплощение. Вид его внушает страх не только людям, но даже и животным. Оружие есть не мертвая материя, а смертоносная материя. Материя появляется впервые не как мертвая, а как убийственная. Поэтому и первая смерть в человеческой истории произошла путем убийства Каином Авеля. Это убийство явилось логическим следствием грехопадения. Когда появился страх смерти, то смерть впервые получила воплощение не в природной смерти, а в убийстве. Это доказывает, что если человек впервые распространил в природе страх смерти, то это произошло потому, что человек был первым убийцей. А убивает человек посредством оружия или орудия, что на первых ступенях одно и то же, так как охотничье оружие – в то же время и орудие. Таким образом, мы приходим к следующему выводу. Материя есть порождение мысли рефлектированной, имеющей место в духе. Столкновение сознания с жизнью порождает понятие материи. Поэтому преодоление этого понятия, преодоление страха смерти, воплощенного в материи, возможно только в сфере духа.