Читатель, знакомящийся с творчеством кн. Е. Н. Трубецкого, в частности, с одним из его поздних произведений «Смысл жизни» (М., 1918), обратит внимание на сходство его взглядов на проблему смерти со взглядами мыслителей, принадлежащих к направлению русской религиозной философии, условно называемому в литературе «метафизикой всеединства» и представленному в антологии помимо Е. Н. Трубецкого, именами В. С. Соловьева, С. Н. Булгакова, Л. П. Карсавина. Карсавин, как самый младший представитель этой традиции (его философское творчество развернулось с начала 20-х гг.), по-видимому, воспринял и творчески преломил ключевую идею Трубецкого о том, что «самое строение жизненного пути крестообразно; Голгофа – постоянно длящийся факт нашей действительности, ибо нет той минуты, когда бы не свершалась эта борьба смысла с бессмыслицей, когда бы мир не распинал Бога и когда бы Бог не распинался за мир» и что «тот положительный конец жизни, который составляет ее смысл, есть полнота радости. Но путь, который ведет к этой радости, есть путь величайшей скорби, – крестный путь», путь совершения жертвы (Смысл жизни. С. 62, 59). Поэтому представляется оправданным развернуть аргументацию Трубецкого, дополнив публикуемый текст выдержками из его книги «Смысл жизни».

1. Тут мы сталкиваемся с одним из важнейших философских вопросов… – Ср.: «Всякий наблюдаемый нами на земле круг жизни с роковой необходимостью замыкается смертью и облекается в форму дурной бесконечности беспрестанно возвращающихся рождений и смертей. <…> Умирает каждый живой индивид, а жизнь рода слагается из бесконечной серии смертей. Это не жизнь, а пустая видимость жизни. <…> Всмотримся внимательнее в образ порочного круга и мы ясно почувствуем ту гармонию, которая дает нам силу распознавать фальшь. Круг во всех религиях есть символ бесконечности; но именно в качестве такового он служит и для изображения смысла и для изображения бессмыслицы. Есть круг бесконечной полноты: это и есть то самое, о чем мы воздыхаем, к чему стремится всякая жизнь; но есть и бесконечный круг всеобщей суеты – жизнь, никогда не достигающая полноты, вечно уничтожающаяся, вечно начинающаяся сызнова. <…> Этот круг бесконечной смерти возмущает нас именно как пародия на круг бесконечной жизни – цель всякого жизненного стремления. Этот образ вечной пустоты существования возмущает нас по контрасту с интуицией полноты жизни, к которой мы стремимся. И в этой полноте жизни, торжествующей над всякими задержками, препятствиями, – и над самой смертью, – и заключается тот «смысл» жизни, отсутствие которого нас возмущает.

<…> Полнота жизни, окончательно восторжествовавшей над смертью, и единство всего живого в этой полноте в интуиции мирового смысла – одно и то же. Оно и понятно: полнота жизни осуществима лишь при условии окончательного прекращения борьбы за жизнь, разделяющей живую тварь. <…> Страдание и смерть – вот в чем наиболее очевидные доказательства царствующей в мире бессмыслицы: всеобщее взаимное причинение смерти как необходимый закон самой жизни на земле – вот в чем очевидное доказательство неправоты этой жизни. Порочный круг этой жизни есть именно круг этой жизни, есть именно круг страдания, смерти и неправды. <…> Вольная страсть Богочеловека и воскресение как ее последствие – вот то единственное в мире откровение мирового смысла, которым этот смысл может быть удовлетворен. Роковое деление мира от Бога, – вот в чем основная неправда его существования: эта неправда выражается в присущем каждой твари эгоизме, в стремлении поставить свою жизнь и свою волю как высшее и безусловное. <…> Первое, в чем должно обнаружиться воссоединение твари с Богом и, соответственно с этим, – осуществление безусловного смысла и правды в мире, это – полное внутреннее преодоление тварного эгоизма, отказ твари от собственной воли и полная, беззаветная ее отдача себя Богу. Это – решимость не иметь собственной жизни, а жить исключительно жизнью божественной – стать сосудом Божества. Иными словами, первым обнаружением совершенного соединения Бога и твари должна быть совершенная жертва. Но совершенная жертва есть именно высшее, предельное выражение земного подвига Христа. Именно этим подвигом Его человеческое естество обнаружило полноту и совершенство своего соединения в Богом.

Совершенная жертва не есть только нравственный переворот, это – полный переворот в целом жизненном строе, основанном на самоутверждении тварного эгоизма и потому – начало целого космического переворота» (Смысл жизни. М., 1918. С. 22, 32, 48).

2. Цитируется третья часть книги Фридриха Ницше (1844–1900) «Так говорил Заратустра» (1884): Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 118–119. О Ницше в русской традиции см.: Ницше и философия в России. СПб., 1999; Ницше: Pro et contra. Антология / Сост., вступит. ст., прим., библиогр. Ю. В. Синеокой. СПб., 2001. Источник цитаты указан Е. Трубецким в трактате «Философия Ницше: Критический очерк» (1903): Also sprach Zarathustra: Ein Buch für alle und Keinen. 1883–1885. Bd. VI. S. 243: Ницше: Pro et contra… С. 719.

Вряд ли эта реплика Заратустры не является цитатой мнения героя «Записок из подполья» во всем ее антигегелевском контексте: «Всё можно сказать о всемирной истории <…> одного только нельзя сказать – что благоразумно» (Достоевский Ф. М. ПCС: В 30 т. Л., 1972–1988. Т. V. С. 116).

Бердяев Николай Александрович (1874–1948) – русский философ, публицист, критик, общественный деятель. Из старого дворянского рода. В 1884–1894 гг. учился в Киевском кадетском корпусе, затем на естественном факультете Киевского университета, потом на юридическом. Сотрудничал в журнале «Мир Божий» (СПб., 1898–1905). В 1897 г. исключен из университета за участие в студенческой демонстрации. Философский дебют – статья 1899 г. «Ланге и критическая философия». За антиправительственную деятельность сослан в Вологду (март 1900 – конец 1902 г.), общался там с A. Ремизовым, П. Щеголевым, А. Луначарским, А. Богдановым. Полемическое отношение к народникам нашло выражение в книге «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии» (СПб., 1901). Расходится Бердяев и с марксистами: «Борьба за идеализм» (Мир Божий. СПб., 1901. № 6); «Этическая проблема в свете философского идеализма» (Проблемы идеализма. СПб.; М., 1902). В начале века Бердяев познакомился с С. Булгаковым и Л. Шестовым. С 1904 г. в Петербурге философ редактировал журнал «Новый путь» (с 1905 – «Вопросы жизни»), вошел в круг Мережковского, ощущая себя союзником последнего по строительству «нового религиозного сознания» (см. статью «О новом религиозном сознании», 1905). В эти годы написаны работы: «Трагедия и обыденность», 1905; «Революция и культура», 1905; составлена книга «Sub specia aeternitatis». Опыты философские, социальные и литературные». СПб., 1907, «Новое религиозное сознание и общественность». СПб., 1907; статьи о Достоевском, Гоголе, Толстом. В 1907 г. наметился разрыв Бердяева с «мистическими реалистами»; философ уехал в Москву, участвовал в Философско-религиозном обществе, сошелся с московскими ревнителями православия (С. Булгаков, Е. Трубецкой, B. Эрн, В. Свенцицкий, П. Флоренский). Имя Бердяева появилось в сборниках издательства «Путь» («О Владимире Соловьеве». М., 1911; «О религии Льва Толстого». М., 1912). В 1910 г. выходит книга статей «Духовный кризис интеллигенции: Статьи по общественной и религиозной психологии. 1907–1909». СПб., 1910. В 1909 г. участвовал в знаменитых «Вехах» со статьей «Философская истина и интеллигентская правда». Зимой 1911 г. Бердяев побывал в Италии. В 1910-е годы вышли важные для становления метафизики Бердяева сочинения: Философия свободы (1911); Смысл творчества. Опыт оправдания человека (1912–1914); Типы религиозной мысли в России (1914); Судьба России (1918). В 1918 г. участвовал в сборнике «Из глубины» со статьей «Духи русской революции». В книге «Миросозерцание Достоевского» (Прага, 1923), статьях «Кризис искусства» (М., 1918), «Русский соблазн» (Русская мысль. М., 1910. № 11), «Мутные лики» (София; Берлин, 1923), «Очарования отраженных культур» (Биржевые ведомости 1916. 30 сентября) Бердяев полемизировал с иллюзионизмом декадентской культуры и литературы. В 1918–1922 гг. Бердяев – инициатор Вольной академии духовной культуры. С сентября 1922 г. Бердяев в эмиграции, где издавал журнал «Путь» (Париж, 1925–1940), поддерживал тесные отношения с ведущими философами Запада, оказывал заметное влияние на европейский менталитет.