– Эти ракеты... – сказал Джерри. – Русские не смогут их сбить. Не хватит времени на обнаружение и перехват. Как только головки разделятся, останется несколько секунд до поражения. Единственная возможность перехвата – между стартом и разделением, между Украиной и Москвой. Минута, не больше. «Космокрепость Америка» смогла бы. У русских ее нет.

«...Для того, чтобы убедить мир, что эти ракеты предназначены только для обороны, и с тем, чтобы русские империалисты убедились в преданности украинского народа своему национальному предназначению, мы поставили эти ракеты в крупнейших городах. Попытка нанести превентивный ядерный удар по этим оборонительным средствам приведет к гибели миллионов мирных жителей».

– Дерьмо, хитроумный дьявол! – простонал Бобби.

– Он сумасшедший!

– Лиса, – мрачно сказала Соня.

«...погибнуть за независимость! Мы дадим залп только в одном случае: если Красная Армия пересечет наши границы. Московские генералы, мы приняли решение, принимайте свое. Вторгайтесь на Украину – заплатите жизнями миллионов русских. Попытайтесь нанести ядерный удар – настанет всеобщая гибель. Либо дайте нам свободу и примите в члены Европейского братства – не государств, не империй, а свободных и независимых народов!»

Кронько дал зрителям время подумать. Затем заговорил более спокойным, даже проникновенным тоном.

«Преследуя мирные цели и желая сделать все для предотвращения ядерной катастрофы, мы жертвуем десятой долей нашего оружия ради демонстрации. Завтра в одиннадцать пятьдесят шесть по московскому времени мы пустим ракету с пятью головками, снаряженными не ядерной взрывчаткой, а навозом добропорядочных украинских свиней. Около полудня наше удобрение будет в качестве братского подарка доставлено на Красную площадь. – Кронько самодовольно улыбнулся. – Мы приглашаем московских генералов пострелять в цель за наш счет. Мы дали вам время пуска и траекторию. Посмотрим, как вы справитесь с болванками в идеальных условиях. Это натолкнет вас на размышления – как вам быть, если вы заставите нас использовать это оружие по-настоящему».

– Как ты думаешь, отец, есть хоть какой-нибудь шанс? – спросил Бобби.

Отец покачал головой:

– Если они перехватят одну из пяти, это уже будет чудо.

...Они не расходились до поздней ночи, не отрываясь от экрана. В любой момент русские могли начать ядерную атаку на украинские ракеты, но могли и пойти на попятный. Но за всю долгую бессонную ночь не произошло ничего. Бронкский сделал краткое заявление, обвиняя Соединенные Штаты в шантаже ядерным оружием. Он потребовал сообщить, что будет делать президент Вольфовиц, когда Украина запустит свою ракету. Он предупредил, что, если Кронько солгал и настоящие головки взорвутся на советской территории, это будет расценено как военные действия со стороны Соединенных Штатов, «на что будет дан надлежащий ответ».

Натан Вольфовиц на пресс-конференции дал ответ, который, казалось, только ухудшил положение.

– Господин президент, генерал Бронкский желает знать, что вы намерены делать, когда Украина запустит пустые боеголовки на Москву?

Вольфовиц сардонически рассмеялся и пожал плечами.

– Как все в мире, я буду сидеть за пивом и наблюдать за большой игрой по телевизору.

Журналисты пришли в ужас, а Бобби почувствовал огромное облегчение, хотя не смог бы объяснить причину никому, кто не знал президента: это был настоящий Натан Вольфовиц, ведущий жуткую игру с невозмутимостью игрока. У него были на руках плохие карты, но Бобби не завидовал простакам, играющим против него.

...Они снова сидели в гостиной перед настенным экраном, на котором была Красная площадь; цифры на экране отсчитывали минуты и секунды. До полудня пять минут.

Огромная площадь, залитая полуденным солнцем, была неестественно пуста. Все застыло, только флаг трепетал за кремлевской стеной да бестолковые голуби что-то клевали, не понимая, что находятся в центре мишени.

11.56.

– Зажигание и старт, – монотонно прокомментировал отец, как он делал всегда при запусках обычных космических ракет. Он не сводил глаз с экрана, на губах блуждала слабая улыбка. Даже сейчас он оставался космическим фанатом и в каком-то смысле, несомненно, наслаждался происходящим.

11.58.

– Разделение и зажигание второй ступени.

11.59.

– Разделение боеголовок и...

Ослепительный белый свет залил экран, и сразу же раздался такой оглушительный звук, что диффузоры громкоговорителей зажало. Затем еще раз, и еще, и еще – без пауз. Огненный шар поднялся из серого облака, оно сложилось в небольшой гриб, и когда микрофоны снова смогли принимать звук, раздались пять громовых ударов вторичной звуковой волны.

Облако быстро поднималось и рассеивалось, и на экране появилась страшная картина. Там, где стоял чудо-храм с луковицами-куполами, громоздились безобразные руины. Кремлевская стена стала полосой обломков. В центре площади была огромная воронка с рваными краями. Один угол Мавзолея обвалился, каменные блоки растрескались, но каким-то чудом он еще стоял.

Франя не верила своим глазам. Храм Василия Блаженного уничтожен. Огромная дыра зияет в самом центре русского сердца. Ее как будто ударили в грудь чем-то тяжелым.

Этот злобный кретин стремился, без сомнения, унизить русский народ, запугать его, избрав для показательного уничтожения сердцевину его души и истории. Он совершил роковую ошибку, за которую придется расплачиваться всему миру. Ни страх, ни уговоры, ни соображения здравого смысла не помогут теперь избежать мести за этот дьявольски удачный удар по психике.

– Не хотелось бы мне сейчас быть в Киеве или в Одессе, – сказала Франя жестко. Она ощущала желание отомстить, хоть и понимала, что это безумие. Чего же ждать от генералов с их огромной властью? Красная площадь лежит в руинах...

– Вот и настает конец света, – прошептала мать, увидев на экране маршала Бронкского. Он был страшен как смерть. Лицо было мертвенно-бледным, глаза метали молнии, он сжимал челюсти, пытаясь подавить ярость.

«Мы расцениваем это беспрецедентное преступление как военные действия Соединенных Штатов против Советского Союза, – прорычал он хрипло. – Мы требуем, чтобы Соединенные Штаты убрали свои ракеты с территории Украины. Если через сорок восемь часов это не будет сделано, мы нанесем ядерные удары и по украинским ракетам, и по Соединенным Штатам. Не по военным объектам, а по крупным городам».

– Он сошел с ума! – воскликнул Бобби.

– Наоборот, – мрачно возразила мать, – при данных обстоятельствах он выступает как сдержанный государственный деятель.

Натан Вольфовиц не стал ждать, пока истекут сорок восемь часов. Бобби был восхищен выбором момента для ответа, и у него возникла некоторая надежда. Вольфовиц дождался шести часов вечера по парижскому времени. В Москве было восемь часов, самое начало программы «Время»; в Нью-Йорке – полдень, а на Западном побережье – девять часов утра. Нат выбрал время так, чтобы охватить максимальную аудиторию.

«Дамы и господа, перед вами президент Соединенных Штатов».

Натан Вольфовиц сидел за своим рабочим столом в Овальном кабинете. Он был в палевом спортивном пиджаке с кожаными заплатами на локтях и в белой водолазке; волосы аккуратно причесаны. Его глаза поблескивали непостижимым весельем, истинным или притворным – кто знает... Бобби тысячу раз видел его таким за покером.