А повернул бы земелюшку на ребрышко.

Ай говорили тут старцы таковы слова:

- А ты поди-ко в погреба славны глубокие,

А налей-ко ты ли чарушку полнешеньку!

А принес он чару полнешеньку.

- А уж выпей-ко чару единешенек.

А уж выпил он чару единешенек.

- А теперь, Илья, что ты чувствуешь?

- А нунь у меня силушка да спала ли,

А спала у меня сила вполовиночку.

Ай говорили старцы прохожие:

- А ведь и живи, Илья, да будешь воином.

А на земле тебе ведь смерть будет не писана,

А во боях тебе смерть будет не писана!

А благословили они да Илью Муромца,

А распростились с Ильей да пошли они.

А Илья как стал владеть ручками, ножками,

А в избушке ли сидеть ему тоскливо ли

А он пошел на те поля-луга зеленые,

А где его были родители сердечные.

А пришел он ко славной Непре-реке*:

- Бог вам помощь, родная матушка,

А бог тебе помощь, родной батюшка!

А они да тут удивилися,

А они да тут ужаснулися:

- А уж ты, чадо, чадо милое,

А слава, слава да слава господу,

А господь бог тебе дал хожденьице,

А господь тебе дал в руках владеньице!

А он и начал ли дубки подергивать,

А во Непру-реку стал покидывать,

А накидал Непру-реку дубов ли он

А вода в реке худо побежала.

А говорили тут отец с матушкой:

- Ай же ты, мое чадо милое,

Ай господь тебе бог дал силу великую.

А живи как ты да поскромнешенько,

А не давай ретиву сердцу волюшки.

А пришли ли они во деревеньку,

А говорил ли Илья да отцу матушке:

- А уж ты, батюшка да и матушка,

А вы давайте-ко благословеньице,

А вы дайте-ко вы прощеньице,

А мне-ко съездить во Киев-град

А ко солнышку ко князю ко Владимиру .

А отец и мать-то его уговаривают:

- А уж ты, чадо, чадо да чадо милое,

А мы только видели света, света белого,

А мы не видели света, цела полвека.

Ай говорил Илья да таковы слова:

- А уж вы, мои сердечные родители,

А уж дайте мне благословеньице.

Говорила тут родная матушка:

- А уж поедешь ты ли, чадо наше милое,

А ты во славный да ли во Киев-град,

А не кровавь сабли востроей,

А не сироти-ко ты да малых детушек,

А не бесчести-ко ты да молодыих жен.

Ай выводил он утром ранешенько

А своего коня-то, коня сизо-бурого,

А на тую ли он обеденку на раннюю:

- А уж ты, Сивушка мой да белогривушка,

А ты катайся-ко на роске на раннеей,

Чтобы шерсть-то у тебя сменялася,

Чтобы силушка в тебе прибавлялася.

А ты служи-ко добру молодцу

А на чистом поле разъезживать.

А через стеночки городовые перескакивать!

А тут Илыошенька да справляется,

А он во путь да отправляется.

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И СОЛОВЕЙ РАЗБОЙНИК

Из того ли то из города из Мурома,

Из того села да Карачарова

выезжал удаленький дородный добрый молодец.

Он стоял заутреню во Муроме,

А й к обеденке поспеть хотел он в стольный Киев-град.

Да й подъехал он ко славному ко городу к Чернигову,

У того ли города Чернигова

Нагнано-то силушки черным-черно,

А й черным-черно, как черна ворона.

Так нехотою никто тут не прохаживат,

На добром коне никто тут не проезживат,

Птица черный ворон не пролетыват,

Серый зверь да не прорыскиват.

А подъехал как ко силушке великоей,

Он как стал-то эту силушку великую,

Стал конем топтать да стал копьем колоть,

А и побил он эту силу всю великую,

Он подъехал-то под славный под Чернигов-град,

Выходили мужички да тут черниговски

И отворяли-то ворота во Чернигов-град.

А и зовут его в Чернигов воеводою.

Говорит-то им Илья да таковы слова:

- Ай же мужички да вы черниговски!

Я не иду к вам во Чернигов воеводою.

С холмы на холмы стал перемахивать,

Мелки реченьки, озерка промеж ног пускал.

Подъезжает он ко речке ко Смородинке,

Да ко тоей он ко Грязи он ко Черноей.

Да ко тою ко березе ко покляпыя,

К тому славному кресту ко Леванидову.

Засвистал-то Соловей да по-соловьему,

Закричал злодей-разбойник по-звериному

Так все травушки-муравы уплеталися,

Да и лазоревы цветочки осыпалися,

Темны лесушки к земле все приклонилися.

Его добрый конь да богатырский

А он на корни да спотыкается

А и как старый-то казак да Илья Муромец

Берет плеточку шелковую в беду руку.

А он бил коня да по крутым ребрам.

Говорил-то он Илья таковы слова:

- Ах ты, волчья сыть да и травяной мешок!*

Али ты идти не хошь, али нести не можь?

Что ты на корни, собака, спотыкаешься?

Не слыхал ли посвиста соловьего,

Не слыхал ли покрика звериного,

Не видал ли ты ударов богатырскиих?

А и тут старыя казак да Илья Муромец

Да берет-то он свой тугой лук разрывчатый*,

Во свои берет во белы он во ручушки,

Он тетивочку шелковеньку натягивал,

А он стрелочку каленую накладывал,

Он стрелил в того-то Соловья Разбойника,

Ему выбил право око со косицею,

Он спустил-то Соловья да на сыру землю.

Пристегнул его ко правому ко стремечку булатному,

Он повез его по славну по чисту полю,

Мимо гнездушка повез да соловьиного.

Во том гнездышке да соловьиноем

А случилось быть да и три дочери,

А и три дочери его любимыих.

Больша дочка - эта смотрит во окошечко косявчато,

Говорит она да таковы слова:

- Едет-то наш батюшка чистым полем.

А сидит-то на добром коне,

И везет он мужичища-деревенщину

Да у правого у стремени прикована.

Поглядела как другая дочь любимая,

Говорила-то она да таковы слова:

- Едет-то наш батюшка раздольицем чистым полем,

Да и везет он мужичища-деревенщину

Да и ко правому ко стремени прикована.

Поглядела его меньша дочь любимая,

Говорила-то она да таковы слова:

- Едет мужичище-деревенщина,

Да и сидит мужик он на добром коне.

Да и везет-то наша батюшка у стремени,

У булатного у стремени прикована

Ему выбито-то право око со косицею.

Говорила-то и она да таковы слова:

- А и же мужевья наши любимые!

Вы берите-ко рогатины звериные*

Да бегите-ка в раздольице чисто поле,

Да вы бейте мужичище-деревенщину!

Эти мужевья да их любимые,

Зятевья-то есть да соловьиные,