Если общественный и социальный строй русских понимания часто не вызывал, то конкретные достижения нашего народа получили всеобщее признание. Воинственные восточные и южные люди любили и любят автомат Калашникова, помещали его на гербы и слагали песни о нем. Рафинированные столичные японцы не первое столетие преклоняются перед Достоевским, Толстым и Чеховым. Гастроли Большого театра производят фурор в Нью-Йорке. Даже ястребы холодной войны аплодировали полёту Юрия Гагарина. И перечень этот можно продолжать долго.
К сильным и знаменитым, «имперским» народам вообще с большим желанием присоединяются представители других народов. Это известно ещё с древности. И русские — не исключение. Представители многих народов отдельными семьями и небольшими группами поселялись среди русских и довольно быстро русифицировались.
Необходимо отметить, что благодаря тому, что государство русских было сильным, среди них находиться было элементарно безопаснее. Малороссы и белорусы легко воспринимали русскую идентичность через лояльность к русскому государству и государю.
А так к русскости особо никто никого никогда не принуждал, и без неё можно было жить порою ещё лучше, чем с нею.
Особую роль в принятии русскости играл квазиэтнический характер социально-профессиональных идентичностей русских, их нередко большая значимость для носителей. И русскими становились те нерусские, для кого подобная идентичность была важнее других, и кто жил рядом (вместе) с русскими. Очень важна была для некоего человека идентичность русского офицера, и он мог и обрусеть на этой почве, хотя и необязательно. Этот фактор сыграл огромную роль в обрусении переходивших на русскую службу татарских аристократов.
А ещё чаще обрусению подвергались жаждавшие личной бытовой свободы и самовыражения, тяготившиеся мелочной регламентацией быта и пр. В русской среде можно было позволить себе больше, чем в любой другой — западной или восточной. Достаточно было «видеть берега» и не противопоставлять себя определённым личностям и их группам.
Особенно ярко и наглядно этот фактор действовал в принятии представителями многих народов русской идентичности через статус казака.
Весьма сходными были и причины принятия православия. Конечно, у кого-то оно затрагивало глубокие религиозные струны души и духа, а кто-то решал таким образом карьерные и матримониальные вопросы.
Но очень многие принимали православие, чтобы самостоятельно и по собственному желанию устраивать свою религиозную жизнь, что не всегда было возможно в различных «других» религиозных общинах. Быть может, человек хотел глубоко заняться своей религиозной жизнью, а в «его» общине царила сухая рутина, или он по каким-то «традиционным» причинам не имел достаточного доступа к углублённым религиозным практикам.
Или же, наоборот, его угнетала чрезмерная клерикализация и религиозная регламентация быта. А он хотел вести образ жизни светского человека или просто строить свою религиозную жизнь индивидуально, совершенно независимо от других. И здесь православие (особенно периода Империи) могло очень помочь такому человеку. Наглядный пример — великий русско-еврейский философ Лев Шестов, перешедший в православие и создавший собственное направление религиозного экзистенциализма.
Бежали русские люди из русских, например, в чеченцы и дагестанцы во время Кавказской войны. И даже были случаи — в индейцы на Аляске.
Не нравилось им в целом то же, что нравилось другим: отсутствие чётких правил и некоей стабильности, боязнь произвольного и иррационального, особенно у облечённых властью…
У русских нередко слабо с равномерным общим уровнем, зато много выдающихся людей в разных областях и в разных местах. На этих-то людях всё и держится. Этих выдающихся личностей может быть не так уж мало, их могут быть целые группы. Но меньшинство слишком часто делает больше, чем все остальные. Потому так важен «сильный лидер». А представители «других народов» часто делают понемногу, но всё.
Только вот в японском, немецком и американском коллективе из ста человек каждый выполняет более или менее равный объём работы. Среди русских гораздо резче выделяются двадцать лучших и двадцать худших.
Есть немало православных святых и их последователей. а также немало религиозно-индифферентного населения.
Любая «средняя температура по палате» гораздо меньше характеризует русских, чем представителей других народов. У кого конкретно эта «средняя температура» — гораздо меньше, а больше — крайних значений.
Защита русскими Донбасса выявила очень ярких и мужественных лидеров и героев, которые успешно действуют и за себя, и за «тех парней», которые массово уклоняются от участия в боевых действиях.
Когда чеченцы обороняли Чечню, очень ярких лидеров и героев среди них было меньше. Зато мужское население «в среднем» гораздо активнее и эффективнее принимало участие в борьбе.
Почему русская диаспора не поддерживает Россию и быстро ассимилируется
Первое было почти всегда, а второе — иногда.
Диаспора для русских на деле — выделение независимой колонии, отдельного полиса, по своей сути отличного от метрополии и стремящегося к независимости от неё. Так было и так остаётся.
Однако чем дальше в прошлое, тем больше русская диаспора не склонна к ассимиляции. Наоборот, очень консервативна, устойчива и сплочённа. Белая эмиграция была гораздо более устойчивее последующих «волн». А старообрядческие общины сохраняли себя на чужбине с начала XVIII — до XX–XXI веков.
Но устойчивость русских диаспоральных общин постоянно понижалась прямо пропорционально усилению государства. Со временем русские становились всё более зависимыми от любого государства, хоть русского, хоть нерусского. У них отмечается гражданская лояльность ко всему, что управляет, но при этом сохраняется архаическая потребность создать особый полис.
Так сложилась специфика русской диаспоры.
Причины антирусских настроений на территории РФ, которые резко выросли после относительно долгого периода относительного межнационального согласия, совместно выигранной гигантской войны и экономического процветания, вызвали много вопросов. Предлагались версии (и во многом обоснованные) международной инсперированности межнациональных конфликтов. Но есть и внутренние объективные закономерности антирусских настроений.
В первую очередь русские в своё время победили многие народы РФ на поле битвы. И русская (иногда формально) власть господствовала над ними. За такое не любят все народы. И это понятно.
Также русские активно строили для покорённых народов школы, больницы и предприятия, дороги и целые города. Очень многим давали образование, статус и путёвку в жизнь.
Если уж с военным поражением и господством как-то можно смириться, то с этим нельзя никак. Такого не прощают.
У большинства народов мира с древних времён существовала система обмена статусными дарами. Кто больше подарил, у того и выше статус. А кто меньше — тот слабый, младший, зависимый. Иногда из такого обычая вырастало долговое рабство.
А малые народы при всём желании не могли сделать для русских столь же много добра. Вот поэтому национальные интеллигенты абсолютно искреннее писали, что чувствуют себя рабами.
Поэтому же наиболее сильные и способные «нацмены» нередко относились к русским более лояльно, чем их соплеменники, потому что у них была возможность отплатить добром за добро пусть не на этническом, а на личном уровне.
Не стоит приписывать эту ситуацию особой неблагодарности российских малых народов. Явление это общечеловеческое, распространённое, например в отношениях между самими русскими. Недаром возникла пословица: «Не поя, не кормя, ворога не наживёшь». Не зря наиболее щедрые благотворители и народолюбцы порой больше всех страдали во время революционных событий.
