– Парень?

– Подросток. Уточняется возраст и уровень интеллекта.

– Негустые у нас всходы. За посевной сезон – три кандидата. Один зерно разбил, другой зарыл… До фазы деления ни разу не дошло.

– Эти два были черного толка; я на них и не рассчитывал особо. Рано горевать, посев-то первый, опытный. И таки результаты налицо.

– Когда ляжет снег, все кончится. И нас с тобой отправят на Аляску, ставить опыты на белых мишках. Кажется, эти будут перспективней. Потрудиться, так они хором «Боже, Царя храни» нам споют.

– Я писал уже в центр – зерна невсхожие, программа годности неизбирательна. Потребуем к весне еще полкило зерна и повторим посев. Из-за неудачи глупо закрывать проект…

– Начальству доказывай. Давай по компоту – и за работу. Где он, этот наш кандидат?

Руслан сверился с картой на запястном мониторе, поменял что-то в настройках:

– Метров семьсот от стены, в терновнике. Зерно у него в руке. Положение не изменяется. Идет речевой контакт.

– Ну да, выйти из леса не может, грибы не пускают… Представляю себе его состояние – встреча с говорящим коконом. А догадался кто-нибудь проверить зернышки на нашей детворе?.. Ладно, вопрос некорректный.

С этим Руслан про себя согласился. Детям только дай. Младшенькие сразу раскурочат, старшие станут исследовать и доберутся до фазы деления. Вот тут веселье и начнется! Пока родители и учителя хватятся, весь школьный класс обзаведется игрушками-болтушками. Если раньше не приедут ласковые дяди в штатском, чтобы выкупить расплодившиеся зерна по пять рублей за штуку. Ведь когда-нибудь деление кончается.

Всю дорогу до места работы он глядел на монитор – контролировал зерно и кандидата, – изредка отрываясь откозырять старшему по званию или ответить младшему на приветствие.

Кругом военные, даже на кухне, поскольку передовая база – форпост на отдаленном рубеже, в отрыве от империи. Гарнизон и арсенал с расчетом на недельный бой в осаде, если алиены обезумеют, решив пойти на приступ. То есть если дойдут до стены, что навряд ли.

– Вот кстати, – заметил Руслан оживленно, изучая на ходу экран, – и псовая охота объяснилась. Пишет разведка – прослушала тайный военный совет. С городских складов уйдет тонн пять провизии, которые хранились на прокорм скинхедов.

– Куда еще?

– Маленькая священная войнушка. Смельчаки Кента и Суссекса отправляются в поход на Лондон, бить паки, индусов и их жалких гнилозубых кокни. За неправильную веру, разумеется. По планам командиров, обернутся до снегов. Рассчитаны потери и добыча. То есть наши местные заготовляют солонину не себе, а тем, кого пригонят смельчаки. А винокурня гонит спирт для боевых тачанок.

– Значит, богатый урожай пойдет не впрок – все изведут на кампанию, – рассудил Матвей как эксперт. – И кандидата нашего в обоз возьмут вьючным ослом, а в Лондоне паки его из винтовки застрелят. Вот мы и потрудились для державы, Руслан Альбертович. Оправдали свое денежное довольствие, подготовку по проекту, перевозку наших тушек дирижаблем и банку зародышей с искусственным интеллектом, местами достигающим кошачьего. Слушай, а может, осуществим подстрекательство? – Он остановился у дверей их кабинета. – Зарядим парня мыслью, что пора валить? Семьсот метров до стены…

– И нарушим сразу ряд пунктов проекта. Полнота анализа, ввод мотивации и вектора стремления, а также…

«Упертый, все б ему по пунктам!..»

– Зато об успехе отчитаемся, центр возликует, пришлет кило семенного материала и новый дрон-сеялку. Освоим Суссекс…

– Мне тоже хочется, – потупившись, негромко молвил Руслан. – Но давай попробуем сначала разработать Коби, как предписано. Пусть выберет сам.

– Коби… Джейкоб? Значит, Яша. Тогда начинай. Внуши ему позитивную модальность его имени. В конце концов, все начинается с семантики. Может, они и развалились потому, что разучились называть явления и вещи правильно.

– Ну, с алиенами у них ошибки нет…

– Скинхедский термин. Между этническими группами в ходу другое – «господа» и «неверные».

После охоты в поселке был праздник стряпни и обжорства.

Пока вожаки ватаг сдавали по счету собачьи головы и получали взамен серебро, посельчане разожгли надворные очаги, жарили-варили, мездрили шкуры скребками. Всем дело нашлось, все балагурили и веселились, предвкушая сытный ужин, – один Коби, позже других вернувшийся с полей, выглядел замкнуто, подавленно. Про его неудачу уже растрезвонили, но по сути она пустяковая – с кем не бывает?

И дружки перестали вышучивать, и отец по плечу потрепал в утешенье: «Забудь! Подумаешь, промах, велика забота!» – а он, поджав губы, все смотрел сквозь собеседников или под ноги.

Общее веселье шло мимо него, обтекая Коби по сторонам, как ручей – камень. Единственная мысль его сверлила и давила:

«Что же я нашел? Что мне с ним делать?»

По мискам разложили мясо, приправленное петрушкой и томатами, Коби возился в нем ложкой, но перед глазами вместо харча шли туманные картины, навеянные голосом… гриба? клубня? Даже назвать кругляш правильно слов не хватало. Одно ясно – яичко не живое. Твердое, холодное, как галечный голыш, лишь весом легче камня. Гладкое, без глаз, корней и кожуры.

Но этот голыш говорил с ним, понимал и отвечал. Больше того – давал советы и рассказывал о небывалом. За то малое время, пока Коби с ним беседовал в терновнике, яйцо успело наболтать столько, что можно месяц ломать голову.

«Я твой друг из восточного мира, – его речь фраза за фразой накрепко откладывалась в памяти. – Ты нашел меня, чтобы жить лучше. Береги меня, храни рядом с телом. Я буду учить тебя верным словам и указывать путь».

«Ты… тебя… что… У тебя имя есть?»

«Чтобы назвать его, нужен точный язык. Пиджин плох – он уродлив, его слова – чужие, огрызки речи алиенов и чалматых хинду. Прежний тоже – он коверкает рот. Ты научишься говорить правильно, потом – писать».

«Зачем? Что… мне нельзя».

«Можно, если осторожно. Кто знает язык и письмо, тот откроет дверь на восток и даст свет западу. Мы будем говорить наедине – ты и я».

Задавая вопросы и слушая ответы яйца, можно было просидеть в зарослях дотемна.

«И где мне с ним уединяться? – донимало Коби. – Уходить из поселка в долину… Прятаться в повети или подвале… Вдруг еще кто застукает – тогда хана. Слухи пойдут – де, Коби стал задумываться, заговариваться. С гладким камушком беседует – как пить дать в юродивые метит, вот-вот начнет пророчить. До алиенов дойдет – разрешат ли они дурака держать в поселке?.. Тьфу, да о чем это я?!. Не лучше ли будет зарыть его?.. Или разбить?»

Но тогда – конец волшебной речи, всем мечтам конец. Живи скотом у алиенов и до могилы жалей – зачем расколотил кругляшку молотком, зачем в землю закопал?

«И ведь я это отрою вновь. Буду в ладонях греть, шептать над ним: «Ну, проснись, хоть словечко скажи о востоке, как оно там у орланов…»

А говорила круглая вещица странное, до дрожи странное.

За морями, за утонувшими землями, за огнедышащим валом германов – Rossiya, Imperiya. Она громадная, куда больше Наместья; ее граница там, куда дойдут орланы. Это великие равнины, горы поднебесные, города и поселки, несчетный народ – и без рабов, без бритья голов, все ходят словно господа, высоко держа голову, рядятся не в собачьи шкуры. Их молельни – над землей, каждая с колокольной башней. Еды много, есть даже свинина, которую поминают в сказках.

«Я зерно Imperii, – вещало яйцо на пиджине, – я выросло в этой земле для тебя».

В эти слова Коби и верил, и не верил. Голова кружилась.

Был порыв пойти к преподобному, открыть все старику и попросить совета. Потом Коби отпустило – это может оказаться хуже, чем самому от кругляша избавиться. Пастырь пожурит, наложит епитимью, велит молчать о находке… да и заберет. Отними у него после. Будет сам один с чудом общаться, знаний набираться, а ты так и останешься безграмотным.

Решил оставить себе, у живота привязать тряпкой, а перед мытьем в одежде прятать. Как с яйцом беседовать – придумается; главное, выбрать место и время побыть одному.