«Ищи достойного, – внушал голос. – Будь осторожен, но ищи. С ним ты разделишь меня, вы сможете говорить по-новому друг с другом, учиться речи и письму. Одиночество пройдет, придет единство, а единство и есть Rossiya, Imperiya. Чем нас больше, тем больше мы можем».

«Точно, – мысленно соглашался Коби. – Надо других вовлекать. Потихоньку. Чтоб было с кем говорить по-новому, писать друг другу. А то быть одному грамотным – все равно как зрячему среди слепых».

В том, что ему открылось, Коби смутно подозревал перст Божий. Очень оно походило на евангельское – если умолкнут люди, то камни возопиют. Значит, пришел им час заговорить. Кому еще, если все глухо молчат?

Туманилось. В приподнятых чувствах он шастал по зарослям, расставляя кроликам приглашения к столу, когда мотор зарокотал уже вблизи, и Коби насторожился, замер.

«Кого там нелегкая несет?»

Возник черный контур одноместной тачки с седоком; фигура в шлеме повела головой, вылезла из седла и направилась к нему.

Пока всадник снимал с головы свою кастрюлю, Коби привычно опустил глаза, но успел взглядом исподлобья – неверные это умеют – опознать гостя. Лейс, сродник скинхедам. Бывал на посиделках для мужского посвящения, чтобы детство кровью смыть. Судя по стволу у пояса, парень таки пришел к успеху.

– Ты Коби Мазила? – спросил юный алиен скорее для порядка. Пусть не знакомились, но виделись и имена друг друга слышали.

– Да, господин.

Потянулось молчание. Достигнув цели, Лейс забыл, зачем явился. Вернее, в мыслях думалось одно, а на деле сложилось иначе. В повети, среди собак-неверных, он старался не выпячивать свое господство, но с пистолетом, при исполнении его роль стала другой, и она владела им.

Между голых колючих ветвей терна медленно тек холодный воздух, тяжелый от влаги. От пятен волглого водянисто-серого снега парило сыростью, проникавшей под одежду, леденящей как чье-то неживое дыхание.

– Я знаю… – начал Лейс и тотчас поправился: – Я точно знаю, что у тебя есть одна вещь…

Из оружия у Коби был только нож. Он дозволен – из-за собак и бродяг, если накинутся. Было и мелкое преимущество – кобура Лейса застегнута, а нож достать куда быстрее.

– Небольшая вещь. В горсти спрячешь. Вроде желтой картошки.

До Лейса шагов пять. Одним махом с места не допрыгнуть. Значит, в два скачка. Собаки живучей людей, но и с ними справлялись. Потом бежать, биться в стену. Вдруг впустят?

– И эта вещь говорит.

– Не знаю ничего такого.

– Обыскать тебя? Или покажешь сам?

Пока Коби менял позу, готовясь, пока делал вид, что тянется к карману – а тянулся к ножу, – Лейс откинул застежку и выхватил ствол:

– Стой, не двигайся!

Еще миг – и Коби сник бы, распался духом и умом, как бусы без нитки, но чудом сдержался от паники. Яйцо не выдаст, не затем нашлось.

«Он не мог видеть находку. Значит…»

Овладев собой, Коби тихо, почти вкрадчиво спросил:

– Разве я угрожал господину? Судья в городе защитит меня… Готов идти к нему. Вам тоже есть что предъявить судье?..

Здесь дрогнул уже Лейс. Только судьи недоставало!.. Скинхед спецом разговорится, чтобы насолить ему, и чистеньким уйдет, запретов-то не нарушал. Подобрал чужое? Так ведь не из рук орланов.

«А ты, сын греха, недостоин оружия! В первой же ездке угрожал смертью первому встречному. Кстати, откуда ты узнал о говорящем камне? Ну-ка, расскажи мне без утайки… Онемел? Так пусть твоя спина ответит».

Чем вновь быть поротым до беспамятства, лучше разрядить на два дирхама патронов в судью, законоучителя и кто рядом. Уж тогда за дело обезглавят, как большого.

Похоже, скинхед заметил его слабину. В глазах какое-то злорадство появилось.

«Я слишком далеко зашел. И Трис сказал, кого и где ищу. Вальну его – смолчит ли?.. Котенок и скинхед, есть разница. А этот вымогать из меня будет… Ему яйцо кресты показывало – ничего, дозволено, а мне – значит, я стал неверным, раз тотчас вдребезги не разнес. Кто я теперь? Куда мне?»

– Стой, где стоишь. – Лейс отступил, сняв левую руку с рукоятки, стал шарить за пазухой. Нагретое яйцо в ладони тикнуло, как часы.

– Эй, вы, в подворье, – позвал он, держа яйцо у рта. – Вы же слушаете, да?.. Я рядом, у ваших стен. Тут и Коби Мазила с резервации, он тоже с вами связан. Ну вот, если хотите, чтобы он остался цел, – идите сюда. Я хочу вас видеть. Когда ударит ваш колокол, я прострелю ему ногу. Не придете – и другую тоже. Слышите меня? Отвечайте!

Яйцо еле слышно запиликало и отозвалось другим, незнакомым – мужским голосом на грубом, но правильном пиджине:

– Слышим. Опусти оружие и жди. Мы скоро будем.

– Все не как у людей! Вместо праздников – порка, вместо воскресенья – казнь, вместо приглашения – шантаж… – бурчал Матвей, пристегивая оружейный блок на предплечье.

Руслан сварливо бросил:

– Черный толк! Террор у них в крови…

– Малый ротор на площадку, срочная готовность к вылету… Придется принимать меры! Налицо двое с намерением порвать друг другу глотки. Два кандидата на звание «имперский подданный». Теряюсь, кому вручить. Есть соображения?

– Первый уровень годности, пункт третий. По этому пункту один выпадает.

– Человеко-часы на его подготовку потрачены.

– Разве что запустить парня в программу санации, – задумчиво взглянул Руслан на потолок. – Но он и к ней не готов. За свой комфорт готов другого искалечить. То есть убить – без надлежащей медпомощи второй обречен.

– Посмотрим на месте. Все равно как-то решать придется. Служба периметра – пожалуйста, обеспечьте нам завесу в юго-западном квадранте на дистанции полтора километра, высота облака сто метров, видимость – двадцать. Через десять минут мы туда вылетаем. Спасибо. Нет, поддержка гарнизона не нужна.

При пуске рукотворного тумана влажность – друг маскировщика. Меньше расход химиката, слабей нагрузка на эмиттер поддержки аэрозоля. Ветер – полметра в секунду, выгоднее только штиль. В зыбкой пелене, окутавшей с юга крепость-подворье, малошумный ротолет не виден и едва слышен. Застывшие друг напротив друга пареньки заметили его, лишь когда потоки от винтов закружили мокрую взвесь и погнали ее вниз колеблющимися столбами.

Лейсу вспомнился шорох в ночи над головой – тот был еще тише, а похож.

Рука его, уставшая держать пистолет на изготовку, опустилась. С орлами моря шутки плохи. Раз или два всего они стреляли с той поры, когда отстроилось подворье, но даже самым отчаянным из смельчаков хватило, чтоб понять – этих не задирай, себе дороже выйдет.

А тут прям целая машина опустилась – кабина пузырем, по сторонам винты в кожухах, с лопастями-зигзагами.

Вышли двое – в шинелях, фуражках. Один рослый и широкий, лицо рубленое, глаза и волосы светлые, другой тонкий и стройный, брюнет черноглазый, чуть раскосый. Людей вроде второго Лейс видал, они жили в Сасикисе.

– Здравствуй, мы пришли, – сильным, рокочущим голосом заговорил блондин на пиджине. – Брось оружие, оно не поможет. Что тебе нужно, Лейс?

Забыв про обомлевшего, стоящего столбом Коби, он уронил пистолет и двинулся к ним как во сне.

– Возьмите меня к себе.

– Исключено, – бесчувственно ответил брюнет.

– Возьмите, пожалуйста. Я знаю ваши слова, видел ваш мир. Здесь мне нельзя жить, я не могу.

– По оценке с воздуха… – Блондин прошелся твердыми, тяжелыми шагами, приминая талый снег и бурую палую листву, – в Наместье живут двенадцать миллионов человек. Живут!.. Тут, по-вашему, светоч, огражденный морем, – чем ты недоволен? Чем лучше других?

Пока этот похаживал, неподвижный брюнет пристально наблюдал за Лейсом, держа правую руку согнутой в локте. Под обшлагом виднелось нечто темно-серое со стержнями-выступами.

– Но вы же забираете детей неверных!..

– Они – лучше. Потому и забираем.

Очнувшись от столбняка, Коби подался к ним – молча, жадно вслушиваясь в голоса орланов, впервые для него звучащие на пиджине.

– Что сделать, чтоб вы меня взяли?