— Ты пришел убить меня, грек?

Остаток его силы, видно, ушел внутрь, ибо голос Куино дышал прежней злобой.

— В скором времени это сделают турки.

Слева от меня Сигурд протиснулся через люк и сел возле стены. Оставшиеся внизу варяги тем временем занялись исследованием башенных укреплений.

— Я пришел сюда, чтобы услышать твою исповедь.

Куино нахмурился, хотя это стоило ему немалых усилий.

— Ты не священник. Ты даже не истинный христианин.

— Всяко истиннее тебя.

Куино, похоже, тут же забыл о нашем разговоре. Повернувшись назад, он выглянул в амбразуру.

— Опять собираются. Ждать осталось недолго. Нам не выстоять.

— Самое время облегчить душу. Не успеешь опомниться, как окажешься в одной компании с Дрого, Рено и Одардом.

Его веки дрогнули.

— Одард? Одард тоже погиб?

— Это произошло три дня назад. Он был убит во время поединка.

— Выходит, в живых остался только я… Проклятие, которое мы накликали на свою голову, скоро сведет в могилу и меня. А ты, грек, скорпион, разящий меня жалом в душу, тоже погибнешь вместе с нами.

— О каком проклятии ты говоришь? — спросил я. — О проклятии, которое вы накликали на свою голову, связавшись с еретиками?

Куино то ли закашлялся, то ли рассмеялся. Этот сухой звук больше всего походил на стук костей.

— Вон ты какой прыткий! Значит, Чистые тоже погибли? Я видел поднимавшиеся над городом столбы дыма.

— Кое-кто из них действительно погиб. Кое-кто, но не все. Они выдадут тебя.

Вновь послышался тот же ужасный смех.

— Ну и что? Неужели епископ явится по стене на эту башню и прикажет разложить здесь костер? Тогда ему следует поспешить! — Он поманил меня к себе. — Иди сюда. Сейчас ты все увидишь.

Все это время Сигурд молча собирал разбросанные стрелы в кучки возле амбразур. Я протянул ему цангру и направился к дальней стене.

— Смотри сюда!

Оставаясь на расстоянии вытянутой руки от Куино, я поднял голову над стеной и посмотрел вниз. Эта башня была обращена не к Антиохии, а к вздымавшимся на востоке горным вершинам. Перед нами расстилалось широкое плато, ограниченное горой Сильпий и другими вершинами. Мне уже доводилось видеть его прошедшей осенью во время одной из фуражировок, когда со здешних маленьких полей еще можно было собрать урожай, а земля была сплошь покрыта зеленью. Фермы, поля, злаки и деревья давным-давно исчезли, их место заняло многотысячное турецкое войско. Оно развертывалось на холмистом плато тысячными отрядами: некоторые стояли лагерем, некоторые двигались колоннами с угрожающей целеустремленностью.

— Видишь шатер с пурпурным знаменем? Там Кербога.

Мысль о том, что сейчас я увижу нашего врага, привела меня в трепет. Я посмотрел в указанном направлении, но так и не смог найти нужный шатер среди моря людей и палаток.

Было видно, что вся армия пришла в движение; поблескивавшие доспехами легионы выдвигались в направлении крепости. Я вновь повернулся к Куино.

— Это ты убил Симеона?

— Спроси его об этом сам. Скоро вы увидитесь.

— А вот ты сойдешь в могилу вместе со своими грехами.

Куино оскалил зубы. Наверное, это была улыбка.

— Мы живем в могиле уже не один месяц, и потому я не боюсь смерти. В этой жизни я приносил жертвы многим богам. Надеюсь, хотя бы один из них вспомнит об этом.

— В крепости началось какое-то движение, — вмешался в разговор Сигурд. — Они размахивают знаменами.

— Я находился в Амальфи вместе с Боэмундом, когда до нас дошли новости. — Судя по интонациям, Куино мысленно перенесся в этот неведомый мне восточный город. — В городе вспыхнул бунт, и мы взяли его в осаду. Был разгар лета. Мимо проходила армия франков, которая, как утверждали ее командиры, двигалась на Иерусалим. Они отправили к нам послов, известивших нас о цели похода. В тот же день Боэмунд заявил, что присоединится к франкам, и разорвал свою мантию на полосы, из которых женщины нашили красных, как его знамя, крестов. Он раздал их своим командирам и поклялся, что все участники похода в Святую Землю сподобятся не только благодати, но и мирских почестей и богатств. Найдись в гавани хотя бы одно судно, он отплыл бы в Тир в тот же день. Тебе, грек, этого не понять. Обещание спасения, прощения всех грехов и начала новой жизни на Святой Земле. Второе крещение. — Он откашлялся и добавил напоследок: — Однако все вышло иначе.

Он замолчал. Сигурд с тревогой наблюдал за тем, что происходило в крепости. Теперь дорога была каждая секунда.

— Это ты убил Симеона?

— Да, — прохрипел Куино, и на мгновение мне показалось, что это доспехи проскрежетали по камню.

— Ты боялся, что он поведает мне о вашей ереси?

— Да.

В голосе его не чувствовалось ни малейшего раскаяния.

— Ты стал последователем учения, проповедуемого сатанинской жрицей по имени Сара, и принял от нее языческое посвящение?

— Да.

В его ответах мне чудился ритм молитвы. Он отвечал на мои вопросы, прикрыв глаза и опустив голову.

— Ворота открылись! — предупредил Сигурд.

— Может быть, Дрого и Рено тоже убил ты, из опасения, что они не смогут сохранить вашей страшной тайны? Что это за знак ты начертал кровью на лбу у Дрого?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — почти шепотом сказал Куино.

— Дрого не желал принимать участия в этом богохульстве?

— Ха! — На губах Куино вновь заиграла мерзкая ухмылка. — Если Дрого о чем-то и мечтал, так это о тайных истинах, и потому он выполнял все, что говорила ему жрица. Первым Сара обратила именно Дрого, и он же первым разочаровался в ее учении. — Он скорчил гримасу. — Это произошло уже после того, как на наших спинах появились кресты.

— И после того, как вы отправились в языческое капище в Дафне и обратились к языческим богам?

Куино кивнул, как осужденный, подставляющий палачу шею.

— Вы зарезали теленка вовсе не для того, чтобы съесть его. Вы принесли его в жертву Митре, исполняя древний сатанинский обряд.

— Митре? — искренне изумился Куино. — Он сказал, что мы принесли его в жертву Ариману.

— Кто это сказал? Дрого?

— Жрец. Жрец, который привел нас туда.

В словах Куино вдруг зазвучала странная, похожая на страх сдержанность. Я внутренне напрягся, ожидая продолжения рассказа, но тут мое внимание привлек громкий треск, послышавшийся с противоположной стороны башни. Укрывшийся за зубцом стены Сигурд взводил арбалет.

— Они пошли в наступление.

Я поднял с каменного пола другой арбалет и стал натягивать его тетиву, наступив ногами на поперечину и, словно галерный гребец, потянув цангру на себя. Громко щелкнув, тетива опустилась на затвор, и я вложил в паз короткую стрелу. Воины, сидевшие в башне, уже поднимались наверх.

— Посмотри на восток! — прохрипел Куино, даже не пытаясь подняться на ноги. Он ослабел настолько, что вряд ли смог бы даже натянуть тетиву. — Они попытаются завладеть стенами, и им это, скорее всего, удастся.

Я посмотрел вниз. Как и сказал норманн, к стене врассыпную бежало сразу несколько турецких отрядов. Впереди мчались воины с лестницами; за ними, пытаясь предотвратить обстрел со стен, следовали лучники, осыпавшие нас своими стрелами. Одна из них угодила прямо в бойницу, но никого не задела.

— Смотри их сколько! — воскликнул Сигурд.

Я пробрался к нему и выглянул в бойницу. Внутри стен в долине между двумя вершинами появились турки, хлынувшие из крепости. Им не было конца: они накрыли всю землю волной стали и железа. Турки не придерживались какой-либо определенной стратегии или тактики — этого не позволяла местность. Они просто стремительно продвигались вперед.

Я различал в этой живой волне отдельные течения и водовороты. Разрушенная Боэмундом цистерна в центральной части долины служила своего рода волноломом и замедляла движение турок: их поток расщеплялся, огибая ее с обеих сторон, и турки теснились в промежутке между стеной и краем провала. Многие из них находились прямо под нашей башней.

— Стреляйте! — скомандовал я, хотя вряд ли меня кто-нибудь слышал.