Я обнял Бастилу крепче. Я хотел сказать ей, что связь между нами – это совсем не из-за Силы… то есть сперва, конечно, из-за Силы, но… Разве в Силе дело! Что может какое-то «энергетическое поле» знать о настоящей… нет, я не про то. Я хотел сказать Бастиле, что пузырь, который спасал нас от холода и удушья, имеет своей причиной совсем простое, всем известное явление, преображённое Силой в прочнейшую из оболочек…     Я так много хотел ей сказать!     Но прежде, чем я успел раскрыть рот, «Левиафан» вздрогнул от далёкого и одновременно близкого сотрясения запущенных механизмов. Махина звездолёта всколыхнулась, словно по металлу корпуса могла пройти волна. Нас смахнуло на дно окопчика, накрыло плащом.     Когда мы выпутались из-под ткани и сумели хоть немного осмотреться, стало ясно, что «Левиафан» движется. Сперва это было заметно по смещению звёзд, затем из-за края корпуса выглянул мрачный диск Коррибана.     Линкор развернулся. Субъективно казалось, что сделал он это почти на месте, но было ясно, что корабль набирает скорость, по широкой дуге удалясь от планетарной гравитационной ямы. Помрачневшая Бастила мои выводы подтвердила.     Прошло, наверное, с полчаса. Мы сидели на дне окопа, укрываясь плащом, и смотрели на медленно вращающиеся вокруг нас звёзды. Угольно-чёрное небо казалось материальным объектом, вроде кулисы в театре: протяни руку, коснись, приобщись к великой и близкой тайне мироздания…     А затем мир вокруг нас тревожно и разноцветно чихнул, вытянулся в струнку и утратил осязаемость. Огоньки звёзд превратились в тонкие и очень ровные струйки огня.     «Левиафан» вышел в гипер.69.

     «Кто с нами в одном окопе, тот и русский», думал я, вспоминая прочитанную на Земле книгу и посматривая на Бастилу. Девушка куталась в плащ и упиралась ногами в противоположный край выемки, сетка лопнувших сосудиков на её лице понемногу рассасывалась. Несмотря на невероятность происходящего, мне сейчас очень хотелось прогуляться по обшивке линкора, процокать набойками по металлу, заглянуть в иллюминатор, махнуть ручкой какому-нибудь ошеломлённому мичману-ситху… джедайка настрого отговорила.     Плотность звёзд в этой части галактики была намного выше, чем на привычном мне земном небе. Теперь все они превратились в полосы, медленно и уверенно, как чрезвычайно надменные червяки, скользящие к неведомой точке где-то за кормой «Левиафана». Я уже много раз видел гипер, в фильмах, играх, из пилотской кабины «Варяга»… а сейчас наблюдал вживую.     Удивительно, насколько быстро человек адаптируется почти к чему угодно. Я смотрел на буйство разноцветных линий над головой, особенно яркое на фоне подчёркнуто чёрного неба, и думал, насколько же краски гипера превосходят способность человека изобразить и воспринять эти краски. Мы находились в иллюзорном, мнимом, вывернутом наизнанку мире, пространстве-вне-пространств, нигде-и-никогда… казалось, ничто не могло подготовить моё восприятие к такому опыту, однако я был совершенно спокоен и даже умиротворён.     – О, я не знаю, что происходит, – хмуря брови, сказала Бастила. – Но давно поняла: сам факт того, насколько близок ты к Силе, но при этом слабо тренирован, может привести к ужасным последствиям. И для тебя, и для всех вокруг.     – Нет смерти. Есть Великая Сила. Не бойся.     – Я говорю не про себя!     – Здесь больше никого нет, – сказал я, демонстративно оглядываясь по сторонам. – Но ты можешь предостеречь меня от ошибок. Просто моргай: один раз, когда дело пойдёт к Тёмной Стороне, дважды – когда к Светлой.     – Ты задался целью вывести меня из себя?!     – Нет. Ты же джедай: «ясность мыслей» и всё такое.     Девушка решительно встряхнула волосами:     – Пойми, ситуация предельно серьёзна.     – Именно поэтому, – меланхолично отозвался я.     – Что «поэтому»?     – Последствия ужасны. И ситуация предельно серьёзна. Настолько, что нам оставаться серьёзными уже смысла нет.     – Но мы не можем прятаться здесь вечно! – воскликнула джедайка.     – У нас в Бакардии прятки – национальная игра.     – Где? – с некоторым подозрением уточнила она. – Конечно, я читала твоё досье… С какой планеты ты родом?     – С Кашиика. Я же вуки, ты что, не видишь?     – Ну надо же, – язвительно сказала Бастила. – А я-то думала, ты хатт, замаскированный под человека. С миссией захватить Республику…     Она осеклась и посмотрела на меня с таким глубоким недоумением, что у меня аж холодок по спине пробежал.     Да, я часто использовал в разговорах фразы из игры, но теперь и Бастила произносила реплики, которые по сценарию принадлежали мне, Ревану! И, кажется, сама почувствовала чужеродность этих фраз в своих устах.     – Слишком сильно… – медленно произнёс я. Тишина вокруг стояла мёртвая, даже корпус линкора, казалось, перестал дрожать.     – Что?     – Связь… Связь между нами слишком сильна. Намного прочнее, чем должна была быть.     – «Должна была»?… Ты снова говоришь о воле Великой Силы!     Я непроизвольно оглянулся по сторонам, словно нас могли подслушать:     – Бастила… нет, я не о том. Как ты считаешь: возможно ли нарушить предначертанное? Ну, сломать эту твою волю этой твоей Силы?     Если я всё-таки в мире игры… Любая программа – явление хрупкое, а я так долго издевался над «скриптами»… Единственный неверно переданный параметр, какая-нибудь бесконечная рекурсия, не знаю… и движок сломается! «Программа выполнила недопустимую операцию и будет закрыта».     Я вскинул голову, пытаясь высмотреть в разноцветной мешанине гипера признаки того, что вселенная собирается схлопнуться.     – Нет хаоса, – напомнила Бастила. Негромким, но напряжённым голосом: чувствовала моё смятение, – есть гармония.     – Есть гармония, – эхом откликнулся я, -…если есть Сила!     – Что ты говоришь, Мак? Как можно сомневаться в существовании Силы, когда ты сам…     – Когда я сам… когда я сам. Когда я сам!     – Да что с тобой! – воскликнула джедайка, хватая меня за холодные пальцы. – Мак, очнись, это гипер влияет… Нет эмоций, Мак!     Некоторое время мы почти боролись: я словно пытался выскочить из окопа куда-то наружу, девушка тянула меня к себе, удерживая на краю. Затем я опомнился:     – Бастила!     – Мак!     – Бастила…     – Что, Мак? Ты в порядке?     – Бастила, – сказал я, спрыгивая в окоп. Магнитные набойки цокнули по металлу, меня повело в сторону: искусственная гравитация вне корпуса периодически «гуляла». Девушка придержала меня за рукав. – У нас мало времени.     – Для чего? – с сомнением уточнила джедайка.     – Мне так кажется, – достаточно нелогично пояснил я, не желая отвлекаться на детали. – Нам надо спешить. Я всегда мог вернуть тебя с Тёмной стороны только одним способом, в каждом прохождении… даже если это программа, и она сломана, должно быть что-то настоящее. – и, бухаясь перед девушкой на колени, воскликнул: – Я люблю тебя, Бастила!     – Наконец-то, – сказала джедайка, рассматривая меня сверху вниз.     – Что?…     – А я всё ждала: когда же ты наберёшься смелости сказать хоть что-то прямым текстом. Это самое длинное и многоэтапное объяснение в моей… о котором я когда-либо слышала.     – Но ведь… а как же «нет страстей» и всё такое? – спросил я, чувствуя себя уникально глупо. Отбитые колени ужасно саднили.     – Я люблю тебя, Мак, – просто ответила Бастила. – Давно и всем сердцем.     – Ты… ты больше не боишься чувств?     Джедайка рассмеялась. Не снисходительно или надменно, нет. Как союзник и соучастник.     – После всего этого? – сказала она, обводя вселенную движением головы. Каштановые локоны снова сбежали из-под шпильки. – Нет, Мак. Лишь твоя любовь позволяет мне почувствовать себя в безопасности.     Я молча уткнулся лицом в её колени.     – Кроме того, – продолжила девушка, положив тёплую ладонь мне на голову, – ты ведь найдёшь способ вытянуть нас из этой передряги. О, а потом – втянуть в следующую. Да, Мак?     – Да, Бася… – прошептал я, не смея оторваться от её тепла.     Я так много хотел бы рассказать о том, что происходило между нами в ту ночь! Рассказать, похвастать… Но, во-первых, настоящий мужчина ничем таким не хвастается, даже в мемуарах. А во-вторых, я похвастать и не могу: ничего такого не было.     Мы просто сидели в окопе, в спасительном пузыре Силы. Любовались протяжным фейерверком гипера. Кутались в плащ, согревая друг друга бережным теплом взаимности. Держались за руки, молчали. Говорили.     Обо всём, что только могло прийти в голову. Теперь, когда состоялось самое важное объяснение в моей (и, надеюсь, её) жизни, казалось невероятно важным узнать всё-всё, каждую мелкую деталь, которой только можно было поделиться.     Будь у меня доступ в Интернет, я показал бы ей свою страничку… Смешно. Раньше заходил чуть не каждый день, выкладывал фотки, следил, что происходит в жизни бывших подруг… а сейчас не могу вспомнить название любимой соцсети.     Смешно. И здорово, что мы могли общаться без всего этого хлама. Теперь невозможно было бы сослаться на мёртвые застывшие картинки, спихнуть с себя груз ответственности за выбор самых точных слов и необходимость следить за выражением лица собеседника. Теперь не нужно было соревноваться в количестве «лайков», с раздражением блокировать рекламу или подсознательно готовиться к очередной атаке туповатых троллей.     Теперь можно было просто говорить. Тем более что заняться нам всё равно больше было нечем.     Во мне словно шлюзы растворились, и я рассказывал Бастиле о своей жизни на Земле, о двухэтажном кирпичном доме, который мы делили с другой семьёй: половина им, половина нам. О футбольной площадке во дворе, о наглом и добром коте Паштете, о маме и сестре, о том, как началась война, которая началась задолго до того, как на наш городок начали падать первые снаряды. О том, как пытался записаться в ополчение, о переезде в соседнюю, большую, могучую и спасительную страну, частью которой всегда себя чувствовал. О работе и учёбе в институте, о тётке, которая хоть и припахала меня на огороде, но всё равно самая отличная тётка на свете…     Бастила слушала, верила и не верила и снова верила, потому что, хоть и читала моё досье, но слишком сильно хотела поверить. Думаю, она понимала больше, чем признавалась самой себе, но всё это не имело теперь никакого значения: она слушала, а когда я уставал говорить, говорила сама.     Она рассказывала мне о жизни на Талравине, о матери и отце, о том, как попала на обучение в Орден… О всём том, что я и без рассказов помнил из Вукипедии, но даже не мог вообразить всех подробностей, тонкостей, милых маленьких деталей. И никто не смог бы их вообразить и описать, я уверен в этом, ни один в мире сценарист или писатель не смог бы… Нет на свете разумного, который сумел бы понять всё, что связало нас тогда: разговоров, историй, объятий и поцелуев, отчаяния и нежности, которыми мы делились в ту ночь на обшивке «Левиафана», в ночь под блистательным небом гиперпространства, без воздуха и надежды, зато вдвоём и с любовью.     А затем, когда речь зашла о каком-то из прошлых моих увлечениях (не о девушках, нет! Всего лишь о каком-то хобби, уж и не вспомню, о каком), и я совсем было собрался рассказать о земном своём пристрастии к «Звёздным войнам», мне вдруг пришло в голову, что положение наше вовсе не так безнадёжно, как почему-то решили мы прежде.     Ведь световые мечи оставались при нас. И мы вполне могли завершить начатое, всё-таки прорезав ими обшивку «Левиафана».Глава 10. Лехон