Золота они так и не нашли, зато совершили географический подвиг — горстка храбрецов за восемь месяцев добралась до Атлантического океана.
Однажды на Амазонке, а точнее на одном из ее притоков — реке Укаяли, я побывал в маленьком местечке, что носит имя Орельяны, там даже стоит обелиск в честь его отважного плавания. Конкистадор дал и название всему этому региону — Амазония, как говорят, ошибочно приняв за женщин длинноволосых индейцев ягуа, одетых в волокнистые юбки. А заодно «перекрестил» саму реку. Название «река Святой Марии Пресного Моря» осталось в прошлом.
Потом этот край снова надолго погрузился в сон, пока в конце XIX века Амазонию не разбудил интерес к каучуку. Именно тогда наступила эра беспощадной эксплуатации амазонских лесов каучуковыми баронами в основном из Северной Америки, которые делали здесь огромные и легкие деньги. С встречавшимися на пути местными индейскими племенами поступали так же, как в свое время это делали конкистадоры или поселенцы на североамериканском континенте. На этой каучуковой волне возник и Икитос — крупнейший город в бассейне перуанской Амазонки. Сегодня в Икитосе 400 тысяч жителей и одна достопримечательность — живописный речной порт Белен, где все здания построены на плотах.
В основном лодочный порт Икитоса хаотичное, но по-своему привлекательное место, где сталкиваются два мира — уже окультуренный белыми людьми индейский мир и полуцивилизованный индейский мир. В Икитос за покупками на моторках или на каноэ приплывают индейцы, живущие относительно недалеко от города по берегам Амазонки или на ее многочисленных притоках: либо в маленьких деревушках, где обычно всего три-четыре примитивных полудеревянных-полулиственных домика на сваях, либо вообще в одиночку.
Когда плывешь по Амазонке километрах в десятидвадцати от Икитоса, то нередко можно увидеть на берегу семью, предпочитающую жить обособленно. Крохотная лачуга и небольшой участок, возделанный, чтобы выращивать рис. Иногда рядом растет несколько кокосовых пальм и бананов. Все остальное для выживания дает сельва и река.
По сравнению с подобными лачугами Икитос, разумеется, кажется почти Нью-Йорком. До сих пор дома, покрытые португальской черепицей, хранят следы богатства прежних времен. А на центральной площади города можно увидеть творение Гюстава Эйфеля — обветшалый металлический павильон, спроектированный им для Всемирной выставки в Париже в 1889 году и перевезенный сюда позднее в разобранном виде каучуковым магнатом Жюлем Тотом. С какой целью было совершено это безумие, правда, не понимаю: ни жить, ни работать в железном доме в тропическом климате невозможно.
Впрочем, домик Эйфеля, изящно украшенный литыми балконами, никто не собирается отправлять на металлолом. Зачем, если этот театр абсурда доставляет неимоверную радость всем посещающим Икитос туристам?
Каучуковый бум в Южной Америке закончился примерно в двадцатых годах прошлого века, когда на мировом рынке появился более дешевый африканский и азиатский каучук. А затем использование природного каучука вообще ушло в прошлое, его вытеснили современные синтетические материалы. В результате этого немало местных толстосумов попросту разорились. Не ведаю, что стало с магнатом Тотом, но хорошо знаю несколько когда-то очень богатых «каучуковых» граждан Перу, которые под старость лет вынуждены работать простыми клерками в столичных офисах. Не повезло.
В первую свою поездку на Амазонку я честно бегал за гидом по туристическому маршруту вместе с группой. Тогда нам показывали ряженых индейцев и специально построенные для туристической братии псевдоиндейские хижины, на каждой из которых непременно красовался попугай ара. И конечно, водили по натоптанной тропинке якобы в сельву. Вот, собственно, и вся экзотика. Ах да, забыл, нас еще катали на местных индейских лодках по озеру, в котором, как сказали, можно купаться, только если нет ранок на теле, потому что в озере водятся пираньи. Это придавало определенную остроту ощущениям, и все мужчины, чтобы продемонстрировать свою смелость, в озере хотя бы на секунду, но окунулись.
На самом деле все это постановочная туристическая бутафория. Настоящая сельва в районе Икитоса давно уже безжалостно вырублена, и тропа, по которой гуляют наивные заграничные гости, проходит уже по вторичному лесу, тому, что вырос на месте вырубки. Единственная правда в том, что и сюда иногда заползают, видимо в силу глубокой задумчивости, змеи, иногда даже ядовитые, а с веток, бывает и такое, свешивается какой-нибудь гигантский паук.
Но вообще-то все эти туристические места регулярно прочесывают, так что шанс столкнуться здесь с опасностью мизерный. Самое большее, на что может рассчитывать турист, это сфотографироваться со средних размеров анакондой. Есть такая фотография и у меня. Смотреть на нее не люблю, поскольку прекрасно знаю, что рядом, за кадром, стоит местный дрессировщик, а саму змею накормили предварительно каким-то снотворным, так что она еле-еле шевелится.
Вот вам и весь сказ про туристический вариант путешествия на Амазонку. Но все равно каждый побывавший там очень горд собой и теми сувенирами, что привез. Среди них обязательная трубка (чисто декоративная), из которой местные дикие индейцы якобы стреляют, то есть выдувают короткие ядовитые стрелы. Настоящие охотничьи трубки похожи на эти, но все же другие. Да и яд на самом деле вовсе не смертельный, а нервно-паралитический, который на охоте просто позволяет завалить добычу.
Впрочем, как утверждают ученые, в глубине сельвы, где обитают действительно дикие индейские племена, до которых цивилизация еще не добралась, используют яд и покруче, правда только во время войны. А воюют дикие племена между собой нередко. Да и кровная месть, распространенная в сельве, косит амазонских индейцев изрядно.
Однако и тут разноголосица. Например, чехи И. Ганзелка и М. Зикмунд, чья книга «К охотникам за черепами» была крайне популярна у нас в стране где-то в 1950-е и которую я перечитал перед отъездом из Москвы, убеждены, что не в обычаях индейцев (правда, чехи бывали не в перуанской, а в эквадорской Амазонии) убивать противника с помощью яда. Главное оружие в войнах между племенами, по их версии, это копья. Возможно, но есть и другие мнения.
Вторая моя поездка получилась гораздо интереснее. Тогда удалось побывать в лесах амазонской низменности в национальном парке Ману, а это 13 тысяч квадратных километров нетронутой территории — настоящий рай для зоологов. По видовому разнообразию мир пернатых в этом районе — самый богатый на континенте. Если не ошибаюсь, более пятисот разных видов на каждые пять квадратных километров, от невиннейших колибри до гарпий. Да-да, именно гарпий. Harpia harpija — это самая крупная птица в Южной Америке из семейства ястребиных и название свое полностью заслужила, потому что питается в первую очередь обезьянами и ленивцами. Думаю, и человеку на пути этой гарпии, если она голодна, лучше не попадаться.
Эта вторая поездка произвела на меня гораздо большее впечатление. Но в заповеднике нас сопровождали и защищали надежные проводники. А что будет теперь?
И куда, черт возьми, запропастился Боб? Я исколесил весь Икитос, успел пообедать у Кати, еще час тупо смотрел, уединившись в нашей комнате, на карту, снова, к радости Джерри, окатил его под душем, а индейца все не было.
Боб появился лишь затемно и в такой ярости, в какой я его не видел в жизни. Как оказалось, все его контакты в Икитосе, которые он с таким трудом «нарыл» в Лиме, оказались пустышкой.
— Сплошь одни проходимцы, — не вдаваясь в детали, прокомментировал он.
Затем Боб пытался поискать какие-то зацепки самостоятельно. Побывал и на здешнем нелегальном рынке, где торгуют разными запрещенными к вывозу из Амазонии экзотическими товарами: необработанными шкурами «тигрильо» — так перуанцы часто называют оцелота, — кожей анаконд, чучелами разных хищников и засушенными пираньями.
— И еще этим. — Боб не без брезгливости показал мне прокопченную, высушенную голову обезьяны, которая была главным украшением на нехитрых растительных бусах (в процессе мумифицирования по местным рецептам голова сильно уменьшается в размерах). Предполагалось, видимо, что эту «драгоценность» кто-то захочет носить на шее или повесит у себя дома в Париже или Чикаго. Голова обезьяны была обработана тем древним способом, каким дикие племена на Амазонке высушивают отрезанные головы своих врагов.
