То расстояние, которое лошадь пронеслась за пару минут, Китти прошла за двадцать. «Как раз на этом месте это безмозглое животное начало жевать какие-то сорняки, — припоминала она. — Здесь я натянула поводья, лошадь повернула и помчалась вниз».
«Здесь» — это на вершине крутого каменистого склона. В наступающих сумерках Китти начала спускаться. Кроссовки скользили по камням. Один раз она упала, потеряв равновесие, и оцарапала руку. "Я обязана сделать это, " — уговаривала она себя. Несмотря на холод, лоб ее покрылся испариной. Она вытерла лицо не замечая, что рука испачкана в грязи. Нигде не было видно ничего похожего на синий рукав.
На полдороге она остановилась и присела на большой валун. «У меня просто не все в порядке с головой, — решила она. — Еще слава Богу, что хватило ума не позвонить в полицию. Надо отдышаться и скорее домой под горячий душ». И добавила вслух: «Я не нахожу подобные прогулки чересчур увлекательными». Когда ее дыхание пришло в норму, она вытерла руки о свой светло-серый костюм и собралась вставать. Опершись правой о камень, она что-то почувствовала под рукой.
Китти опустила голову, и крик застрял у нее в горле, вместо него вырвался лишь глухой стон. Ее пальцы коснулись других пальцев, наманикюренных, с покрытыми темно-красным лаком ногтями. Ладонь Китти скользнула по камню рядом с другой ладонью, обрамленной синей манжетой, которая так врезалась в ее сознание. Обрывок черного целлофана траурной лентой обвивал тонкое безжизненное запястье.
В пятницу в семь часов утра Денни Адлер, переодевшись в пьянчужку, расположился под стеной дома прямо напротив Шваб-Хаус. Было сыро и ветрено, и он подумал, что вполне вероятно, Нив Керни не пойдет сегодня на работу пешком. Но еще давным-давно, выслеживая очередную жертву, он научился быть терпеливым. Большой Чарли говорил, что обычно Керни уходит в магазин рано, где-то между половиной восьмого и восемью.
С четверти восьмого началось массовое перемещение. Подошел автобус и забрал детей в одну из престижных закрытых школ. «Я тоже ходил в закрытую школу, — усмехнулся про себя Денни. — В Браунсвиллскую исправительную колонию в Нью-Джерси».
Потом наступило время золотой молодежи. Все в одинаковых плащах — «Нет, в „Барберри“, — поправил себя Денни. — Запоминай». Дальше потянулись важный чиновный люд: мужчины и женщины, седоволосые, холеные, явно довольные жизнью. Со своего наблюдательного пункта Денни мог отлично все видеть.
В двадцать минут девятого он сообразил, что сегодня ему вряд ли уже повезет, а раздражать опозданием менеджера в кафе было бы слишком рискованно. Денни был уверен, что со своей характеристикой он будет подвергнут тщательнейшему допросу, когда подойдет к концу срок его работы. Офицер, под чьим присмотром он находился, должен замолвить за него словечко: «Один из моих лучших людей, — скажет Тухей. — Он чист, даже на работу никогда не опаздывает».
В потрепанном пальто, от которого разило дешевым вином, в здоровенной шапке с ушами, которая почти полностью закрывала его лицо, в видавших виды дырявых кроссовках, Денни неохотно поднялся. Со стороны совершенно не было заметно, что под этим маскарадным костюмом он был одет в свою обычную рабочую одежду: вылинявшую, но опрятную хлопчатобумажную куртку на молнии и такие же штаны. В руке он держал пакет с обувью, влажной салфеткой и полотенцем. Нож, чтобы был под рукой, спрятан в правом кармане пальто.
Теперь ему предстояло дойти до станции метро на углу 72-ой и Бродвея, дойти до конца платформы, пальто и шапку засунуть в пакет, переобуться и привести в порядок лицо и руки.
Если бы только Керни не запрыгнула вчера в эту машину! Денни мог поклясться, что она собиралась пойти домой пешком. А там бы он встретил ее в парке...
Терпение Денни подкреплялось совершенной уверенностью, что оно будет вознаграждено. Он сделает свое дело — не утром, так вечером, не сегодня, так завтра. Он шел, стараясь не привлекать к себе внимания, и нес пакет так, как будто тот вообще не имел к нему никакого отношения. На лицах тех нескольких человек, что скользнули по нему взглядом, читались либо брезгливость, либо жалость.
На углу 72-улица и Вест-Енд он столкнулся с какой-то старой каргой, которая неслась, опустив голову, вцепившись обеими руками в свою сумочку и зло сжав узкие губы. "Здорово было бы сейчас толкнуть ее и выхватить сумочку, " — подумал Денни, но ему пришлось расстаться с этой заманчивой идеей. Он прошел мимо, свернув на 72-ую улицу и направляясь к станции метро.
Спустя несколько минут он появился, уже с чистыми руками и лицом, с прилизанными волосами и в застегнутой наглухо куртке. Пальто, шапка, полотенце, салфетка — все лежало в пакете, скрученное в тугой узел.
В половине одиннадцатого он уже доставил кофе в кабинет Нив.
«Привет, Денни, — сказала она, когда он вошел. — Я проспала сегодня и теперь никак не могу включиться в работу. Чтобы они все ни говорили, но ваш кофе не идет ни в какое сравнение с тем пойлом, которое они себе готовят в кофеварке».
«С каждым может случиться проспать, мисс Керни», — произнес Денни, вытаскивая из сумки пластиковую чашечку и предупредительно раскрывая ее для Нив.
Проснувшись в пятницу утром, Нив была поражена увидев, что часы показывают без четверти девять. "О, господи, — бормотала она, откидывая одеяло и выпрыгивая из кровати. — Вот что значит полночи провозиться с «детишками из Бронкса». Она накинула халат и выскочила в кухню. Майлс уже варил кофе, налил сок, а английские булочки оставалось только засунуть в тостер. «Ты почему не разбудил меня, Комиссар?» — возмутилась Нив.
«Ничего страшного не случится с мировой модой, если она подождет тебя полчасика». Он был целиком погружен в изучение «Дейли Ньюс».
Нив заглянула ему через плечо. «Что-нибудь интересное?»
«Вся первая полоса целиком посвящена Никки Сепетти. Похороны завтра. Сначала его будут отпевать в Соборе Св. Камиллы, а потом с эскортом препроводят в Калвари».
«А ты ожидал, что они вышвырнут его еще до того, как он умрет?»
«Нет, но я надеялся, что его кремируют, и я буду иметь удовольствие представлять, как его гроб уплывает в печь».
«Успокойся, Майлс, — Нив поспешила сменить тему. — Хорошо вчера было, правда?»
«Было хорошо. — Майлс сделал ударение на прошедшем времени. — Интересно, как рука Сала? Могу поспорить, что вчера ночью он не занимался любовью со своей последней девицей. Кстати, ты слышала, он говорил, что собирается женится снова?»
Нив поставила стакан с соком — «все витамины в одном стакане». «Ты шутишь! Кто же эта счастливица?»
«Я бы не применял слово „счастье“ в данном случае, — изрек Майлс. — У него их было уже такое количество! Сначала он наделает шуму, а потом бегает то от манекенщицы, то от балерины, то от какой-то помешанной на здоровом образе жизни, то от какой-то общественной активистки. Так и кочует от Вестчестера до Нью-Джерси, потом в Коннектикут, оттуда в Айленд. И каждой он покупает роскошный дом. Один Бог знает, в какую копеечку ему все это влетает».
«Хотелось бы думать, что он угомонится когда-нибудь?»
«Кто знает? Дело в том, что для него не имеет значения, сколько это стоит, просто он так и остался неуверенным в себе ребенком, который все пытается самоутвердиться».
Нив засунула булочку в тостер. «Что еще рассказывали, пока я крутилась у духовки?»
«Дэва вызывали в Ватикан, но это — по секрету. Он сказал мне пока никого не было, Сал вышел пописать — я извиняюсь, твоя мама запрещала мне так выражаться, — Сал тогда вышел помыть руки».
«Я слышала, что он что-то говорил о Балтиморе. Это там ему сулят епархию?»
«Он полагает, что, возможно, ему это предложат».
«Это означает, что он станет кардиналом?»
«Может быть, может быть».
«Вас всех нельзя назвать неудачниками, наверное, это витает в воздухе Бронкса».
Булочка выскочила из тостера. Нив намазала ее маслом, положила толстый слой повидла и надкусила. Несмотря на пасмурную погоду, на кухне было очень светло благодаря мебели из светлого дуба и керамической плитке на полу в голубых, белых и зеленых тонах; в тон к ней были и подставки для посуды и клетчатые салфетки на столе. Чашки, блюдца, кувшин, молочник и тарелки с классическим английским рисунком — изображением плакучей ивы — сохранились еще со времен детства Майлса. Нив просто не могла себе представить утро без этой привычной ей обстановки.