— Ойсии десу[26], — прокомментировал он, не глядя на сына.

Кэндзи потянулся к собственному куску (разговор о преступниках в колонии Лоуэлл явно закончился) и поглядел за спину отца; там располагались сады, которыми прославился ресторан. По полированным ступенькам бежал ручеек, его окружало с полдюжины роскошных карликовых деревьев. Обращенное к саду сиденье за трапезой всегда считалось у японцев почетным. Мистер Ватанабэ настоял, чтобы Кэндзи смотрел на сад во время своего последнего обеда.

— А вы не сумели привлечь китайцев? — спросил отец, когда с рыбой было покончено.

Кэндзи покачал головой.

— Лишь несколько человек из Сингапура и Малайзии. Китайское и бразильское представительства запретили своим гражданам участвовать в экспедиции. От бразильцев этого можно было ожидать — их Южно-Американская империя практически находится в состоянии войны с СОП, — но мы надеялись, что китайцы смягчат свою позицию. Выходит, сотню лет полной изоляции не так легко изгладить из памяти.

— Их нельзя винить в этом, — отозвался мистер Ватанабэ. — Этот народ ужасно пострадал в дни Великого хаоса. За пару недель испарился весь иностранный капитал, и экономика разом рухнула.

— Нам удалось собрать немного чернокожих африканцев (быть может, около сотни) и горсточку арабов, но в основном наши колонисты — выходцы из стран, вносящих в МКА существенный вклад. Этого и следовало ожидать.

Кэндзи вдруг ощутил смущение. Пока разговор шел только о нем и его деятельности, и во время следующих смен блюд Кэндзи расспрашивал отца относительно его работы в «Интернэшнл роботикс». Мистер Ватанабэ, являвшийся в настоящее время главным распорядителем в корпорации, просто расцвел от гордости, когда речь зашла о «его» компании. Она была крупнейшим в мире производителем роботов, обеспечивающим нужды различных контор и заводов. По ежегодному объему продукции ИР, как всегда называли компанию, находился в числе первых пятидесяти мировых производителей.

— На следующий год мне исполнится шестьдесят два года, — сказал мистер Ватанабэ. Несколько чашек сакэ сделали его необычайно разговорчивым. — Я уже подумывал об отставке. Но Накамура считает это ошибкой. Он утверждает, что компания по-прежнему нуждается во мне…

Когда пришел черед фруктов, Кэндзи с отцом снова беседовали об экспедиции. Кэндзи пояснил, что Наи и прочие азиатские колонисты, приписанные к «Пинте» и «Нинье»[27], уже прибыли в тренировочный центр на южном Кюсю. Из Киото он сразу же намеревался отправиться к своей жене. А потом, после десяти дней тренировок, их в числе прочих пассажиров «Пинты» доставят на «Низкоорбитальную станцию», где в течение недели они будут привыкать к невесомости. В качестве завершающего этапа околоземных перемещений космический буксир должен был доставить их на «Геосинхронную орбитальную станцию-4»; там в настоящее время собирали и оснащали «Пинту», проводя одновременно проверки систем перед долгой дорогой на Марс.

Молодая официантка принесла две рюмки с коньяком.

— Твоя жена воистину великолепна, — проговорил мистер Ватанабэ, сделав маленький глоток. — Я всегда считал тайских женщин самыми красивыми в мире.

— Она прекрасна не только телом, — торопливо добавил Кэндзи, вдруг ощутивший тоску по своей молодой жене. — Наи еще очень умна.

— Английским владеет превосходно, — согласился мистер Ватанабэ. — Но твоя мать утверждает, что японский у нее не в почете.

Кэндзи ощетинился.

— Наи попыталась говорить по-японски (она ведь никогда не изучала его) лишь потому, что мать отказалась разговаривать с ней по-английски. И поступила так специально, чтобы Наи…

Кэндзи осадил себя. Выступление в защиту Наи сейчас было, пожалуй, неуместно.

— Гомен насаи[28].

Мистер Ватанабэ сделал долгий глоток.

— Ну что ж, Кэндзи, в следующий раз нам удастся посидеть вдвоем не раньше чем через пять лет. Мне было приятно пообедать и поговорить с тобой, — он умолк. — Впрочем, я бы хотел обсудить с тобой еще одну вещь.

Кэндзи изменил позу (он уже успел отвыкнуть от сидения на полу со скрещенными ногами, и четырех часов было для него слишком много) и выпрямился, пытаясь прояснить голову. По тону отца было понятно, что «еще одна вещь» была вещью важной.

— Я интересовался вербовкой осужденных в колонию Лоуэлл не из праздного любопытства, — начал мистер Ватанабэ. Прежде чем продолжить, он немного помедлил. — В конце прошлой недели во второй половине дня в мой кабинет зашел Накамура-сан и сказал, что его сыну отказали вторично. Он спросил меня, не смог бы ты помочь ему попасть в колонию Лоуэлл.

Эти слова поразили Кэндзи, как гром. Он-то и не предполагал, что соперник его мальчишеских дней подавал заявление. И теперь отец…

— Я не принимал участия в отборе колонистов из заключенных, — медленно ответил Кэндзи. — Этим ведает совершенно другое отделение.

Мистер Ватанабэ помедлил несколько секунд.

— Нам удалось выяснить, что единственные реальные возражения против его кандидатуры выдвинуты психиатром, доктором Риджмором из Новой Зеландии, который полагает, что, несмотря на отличное поведение под стражей, сын Накамуры так и не признал свою вину. Кажется, в колонию Лоуэлл Риджмора привлек именно ты.

Кэндзи был озадачен. Отец спрашивал не из праздного любопытства, он тщательно изучил подноготную. «Но почему? — удивился Кэндзи. — Откуда такой интерес?»

— Накамура-сан — прекрасный инженер, — продолжил мистер Ватанабэ. — Он вложил долю своего таланта во многие изделия, обеспечивавшие нам успех. Однако в последнее время его лаборатория не может похвастаться новыми достижениями. Иначе говоря, ее производительность начала падать сразу после ареста Тосио.

Мистер Ватанабэ склонился в сторону Кэндзи, положил локти на стол.

— Накамура-сан утратил уверенность в себе. Им с женой приходится посещать Тосио раз в месяц. Эти визиты постоянно напоминают Накамуре об унижении, выпавшем на долю его семьи. Но если его сын сможет отправиться на Марс, то…

Кэндзи слишком хорошо понимал, чего хочет от него отец. Давно сдерживаемые чувства грозили вырваться наружу. Кэндзи был смущен и растерян. И уже хотел было сказать отцу, что считает подобное предложение «неподобающим», когда старый Ватанабэ вновь заговорил.

— Кейко и маленькой ее дочке тоже досталось. Теперь Айко почти семь. Через выходной они регулярно ездят поездом в Асия…

Невзирая на все усилия, Кэндзи не мог сдержать слез, прихлынувших к уголкам глаз. Кейко, униженная и оскорбленная, вынужденная вместе с дочерью раз в две недели посещать своего мужа — это было уж чересчур.

— На той неделе я сам разговаривал с Кейко, — добавил отец, — по просьбе Накамуры-сан. Она отчаялась. Но словно ожила, когда я сказал, что намереваюсь просить тебя походатайствовать за ее мужа.

Кэндзи глубоко вздохнул и поглядел на бесстрастное лицо отца. Теперь он знал, что хочет сделать: действительно «неподобающую» вещь — не плохую, а именно неподобающую. Но спорить из-за уже определенного решения не было смысла.

Кэндзи допил коньяк.

— Скажи Накамуре-сан, что я завтра же вызову доктора Риджмора.

Что будет, если интуиция подведет меня? «Просто потеряю час, самое большее, девяносто минут», — думал Кэндзи, оставив семейную встречу, сестру Фумико и двоих племянниц. Он выбежал на улицу и сразу же направился в сторону гор. До заката оставался час. «Она будет там, — сказал он себе.

— Другого случая проститься не представится».

Первым делом Кэндзи направился к небольшому храму Анраку-Дзи. Он вошел в хондо[29], ожидая обнаружить Кейко на излюбленном месте, перед боковым деревянным алтарем, воздвигнутым в XII веке в память двух буддийских монахинь, некогда бывших наложницами во дворцовом гареме. Они пошли на самоубийство, когда император Го-Тоба приказал им отречься от учения святого Хонэна… Кейко там не было. Не было ее и снаружи, возле могилы обеих женщин, на самой опушке бамбуковых зарослей. Кэндзи уже решил, что ошибся. «Кейко не пришла, — подумал он. — Она боится, что все унижения заставили ее потерять лицо».