Возникает законный вопрос, а почему бы садоводам честно не платить за проезд? Многие так и делали, но оказалось, что овчинка выделки не стоит. Покупать овощи и фрукты на рынке с некоторых пор стало выгоднее, нежели выращивать их самостоятельно.
В какой-то момент люди, наконец, поняли, что результаты их труда уходят на оплату проезда, электричества, воды для полива или попросту разворовываются бомжами. И тогда пустеть стало садовое общество. Всё больше участков зарастало к осени нескошенной высоченной травой, которая вызревала на остатках навоза и прочих некогда вложенных в землю удобрений. «Поле чудес» постепенно теряло своих владельцев. Но даже бывшие «садисты» вынуждены были исправно платить государству земельный налог. Ведь избавиться от некогда желанной дачи или продать её с некоторых пор стало почти невозможно. Такая вот вышла казуистика.
Однако несмотря ни на что многие горожане продолжали обрабатывать ставшие родными участки. Ближе к осени Володя уставал душевно и физически, но весной, как только сходил снег, с новыми силами принимался за привычное дело, как бы ни было тяжело после «зимней спячки». Ласковое майское солнышко придавало сил и уверенности в том, что всё в его жизни будет хорошо, всё наладится. Надо только посадить картошку, разметить грядки и вообще привести в порядок свой драгоценный участок.
Причём, бездумно сажать овощи, ягоды и кустарники наш одинокий землестрадалец перестал давно. Приходилось исхитряться и всё делать так, чтобы огородные воры обходили его владения стороной.
Можно долго рассказывать о том, к каким ухищрениям прибегал Володя, пытаясь оставить с носом наглых «душманов»: насколько хитрые у него были замки, как он сажал и собирал помидоры, когда окучивал картошку… Однако, думаю, все эти подробности лишь утомят далёких от сельского хозяйства читателей. Для меня главное – чтобы помнили люди о том лихом времени, которое – даст бог – никогда больше не вернётся на нашу святую землю!..
10.
Нулевые годы ознаменовались бесконечно медленным отползанием от края той бездонной пропасти, в которую вольно или невольно направили страну обезумевшие разрушители советского прошлого. Несладко жилось нашим садоводам, а потому с каждым годом их становилось всё меньше и меньше. Железнодорожный беспредел способствовал этому самым наилучшим образом. Кататься на электричках приходилось едва ли не каждый день, и люди как-то приспосабливались к новой реальности. Одни покупали поддельные или даже настоящие удостоверения, дающие право на бесплатный проезд, другие отдавали кассирам половину стоимости билета и ехали на птичьих правах, третьи безвылазно жили в садовых домиках и сараях, отказываясь от благ цивилизации... в общем, голь на выдумку хитра!
Володя вместе с немногочисленной бригадой таких же, как он, классических «зайцев» бегал от контролёров. Ждал в тамбуре приближения проверяющих, а когда поезд подходил к очередной станции, выпрыгивал на платформу и стремительно мчался туда, где пассажиры были уже обилечены. Железнодорожники в большинстве своём старались не обращать внимания на подобные заячьи кульбиты. Понимали, что не от хорошей жизни скачут ушастые пассажиры по электричкам.
Но вот, наконец, наступил момент, когда большая часть садового общества стала бесхозной. Конечно, оставшиеся «садисты» знали, что голодное подлое время уходит, и пора бы им заняться чем-то более важным и нужным, нежели обработка земли с помощью лопаты и мотыги. Но привычка – вторая натура. Тем более – у пенсионеров, составлявших к тому времени основной костяк садового общества.
Красиво смотрелось с обрыва заросшее зеленью бывшее колхозное поле. Однако теперь едва ли не каждую весну подсохшая трава полыхала ярким пламенем, нанося невосполнимый ущерб тем, кто с осени не позаботился о противопожарной безопасности: не уничтожил по периметру своего участка всё, что могло гореть.
Обычно, разводя костры, садоводы вольно или невольно сами поджигали сухой, будто порох, ковёр из полёглой травы, устилавший не до конца ещё просохшую весеннюю землю. И если случалась такая оплошность, то долго потом гуляло по одичавшему «чудесному полю» вырвавшееся на свободу бесовское пламя, методично уничтожая всё без разбора.
Стихия двигалась вперёд широким фронтом, оставляя за собой лишь выжженную почерневшую от копоти землю. И если попадался на её пути дом, сарай или хотя бы поленница дров, то огонь сначала замирал на мгновение, будто приседая перед прыжком, а затем разгорался с новой силой, охватывая обречённое строение со всех сторон, и оно вдруг вспыхивало и начинало светиться в беснующихся языках кроваво-красного пламени.
Пожарных не вызывали: весной добраться до чудесной долины по бездорожью было почти невозможно. Ведь в это время года даже самые маленькие ручейки превращались в бурные потоки вешних вод. И лишь немногочисленные «садисты» противостояли огненной стихии в меру своих сил и возможностей. Но что могли сделать единицы или даже десятки слабосильных пенсионеров против надвигающегося на них огненного фронта? Голыми руками такой пожар не потушишь!
Володя приспособился сбивать пламя обрывком старого одеяла. Это хорошо получалось, если горела полёглая реденькая травка. Ну, а в самое жаркое полымя наш герой предпочитал не соваться. Энергично размахивая достаточной длины байковым «огнетушителем», он проходил метров двадцать вдоль пылающего багрового фронта, затем возвращался, уничтожая остатки дьявольского пламени, и убедившись, что в этом месте пожар потушен, спешил к следующему участку.
Главное в этом деле было – не подпустить огонь к своему драгоценному клочку земли: к сараю, к грядкам, к яблоням и сливам. С большим трудом, но это ему, как правило, удавалось. И когда победа была, наконец, одержана, наш огнеборец в изнеможении падал на спасённую от тотального выгорания прошлогоднюю сухую траву и смотрел, как с воем и характерным потрескиванием разъярённое пламя уничтожает деревянные постройки на соседних участках. Хотелось продолжить борьбу, помочь людям, но единственное, на что он в этот момент был способен – это творить обожжёнными губами молитвы, выражая искреннюю благодарность Господу за чудесное избавление от разбушевавшейся беспощадной стихии.
Теперь каждую весну и осень Володя в обязательном порядке собирал высохшую траву и копал защитную полосу, чтобы уберечь от пожара свой старенький сарай, на постройку которого ушло столько сил…
11.
Много лет пролетело после смерти дражайшей супруги нашего героя, но он так и не нашёл ей достойной замены. Были, конечно, определённые симпатии, увлечения, но ни одной женщине не удалось стать матерью его подросших детей. При этом никто не считал Владимира таким уж закоренелым холостяком. Жил он вместе со своими ребятами и любимой тёщей, которая стирала, убирала, готовила. А если хотелось молодому ещё мужчине женской ласки, то можно было пойти к очередной фаворитке, коих имелось у него предостаточно.
Одно время сей упрямый несговорчивый отшельник сблизился с Татьяной, домик которой стоял на «поле чудес» неподалёку от его огородной «резиденции». Знакомы они были давно, а сошлись при следующих обстоятельствах.
Татьяна, в отличие от Володи, была натурой общительной и знала себе цену. Как только родное предприятие стало дышать на ладан, она тут же без сожаления уволилась и нашла подходящую работу в областном центре. Так же по-деловому развелась бесстрашная женщина с мужем, не пожелавшим перестраиваться на новый лад. Детей-подростков оставила матери, сдала освободившуюся в родном городе квартиру и переехала жить на съёмную – поближе к новой работе.
Решив таким кардинальным образом квартирный вопрос, молодая красавица и в остальном навела полный порядок. Новый муж её неплохо зарабатывал, хотя звёзд с неба не хватал. Соединив усилия, они построили прехорошенький домик на её участке, огородили его аккуратным крепким забором с пропущенной поверху колючей проволокой, а выходные теперь проводили вместе: работали на грядках, жарили шашлыки и вообще питались по-домашнему. Готовили на небольшой печурке, которая стояла в дальнем углу сада.
