Он шел на свет.

И когда нашел брата — увидел запуганного, одинокого и дикого ребенка. Много воды утекло с тех пор. Бес изменился, а Ласка... Пожалуй, лишь только он сам знал, насколько сильна его любовь к Бесу.

Иллириец тряхнул головой, прогнав ненужные мысли, и обратил взор на тела Шемзы и его людей. Зрением, подвластным лишь айя, он видел духов, что стояли перед ним и жаждали покоя. Ласка вздохнул. Кто-то должен был провести последний обряд, и потому он вытянул вперед руку, словно открыв незримую дверь.

— Fiath aoi haett sienal’ ni’ennaratha, jalmaer. Идите, и да не заплутаете вы на тропах в Абэ Ильтайн. Отныне вы свободны, и козни Лукавого не затронут вас на пути к новой жизни.

Безмолвные духи одарили его волной благодарности и облегчения и исчезли.

Ласка вышел из дома Шемзы и тут же увидел Беса и Сольвейг. Близнец и ведьма стояли рядом и явно пытались перещеголять друг друга в кокетстве. Когда Ласка тихо подошел к ним, его окликнул знакомый, сочный бас. Оглянувшись, все трое увидели здорового шеддара, который вразвалочку направлялся к ним, довольно потирая руки.

— Мое почтение, господа. — Хасами улыбнулся неповторимой шеддарской улыбкой, от которой у многих начинали трястись поджилки. — Я вижу, ребята проспорили мне пару золотых. Вы, друзья мои, оказали неоценимую услугу всему Стоунблейду и мне лично.

— Собираешься прибрать городишко к рукам, а, клыкомордый? — хмыкнул Бес.

— Тебя забыл спросить, байстрюк востроухий, — беззлобно огрызнулся Хасами. — Всяко лучше, нежели кровавые оргии во славу Хаоса.

— Чем намерен заняться? — деловито поинтересовался Ласка.

— Ну... для начала, укрепить оборону, она тут как решето. А дальше — посмотрим. Авось получится гильдию собрать, — пожал могучими плечами шеддар. — Хотите — присоединяйтесь. Станете почетными членами низших слоев общества, так сказать.

— И сменить шило на мыло? Нет уж, нам и Аль-Хисант неплохо платит, — усмехнулся Бес.

— Ну, как хотите. Но, если вдруг... Помните, что сыновьям Редо здесь всегда рады. — Улыбку шеддаров в принципе сложно назвать дружелюбной, но именно таковой она и была у Хасами.

Он перевел взгляд на Сольвейг. Ведьма на протяжении всего разговора соблюдала почтительное молчание, и это было отнюдь не невежеством, а хорошим знанием шеддарских традиций.

— И тебя, Дитя Хасидзиль, мы так же будем рады видеть. Если захочешь вернуться — Стоунблейд будет тебя ждать.

— Parsha’dan, Hasamie. Quisha j’ax, — склонила голову ведьма.

Братья изумленно уставились на нее, явно пораженные тем, что джалмарийка знает язык Огненной Земли. Увидев их реакцию, Хасами громко расхохотался.

— Джалмарийка полна сюрпризов, сыновья Редо! Осторожнее!

С этими словами он поочередно похлопал братьев по спинам и удалился восвояси.

— Ну, что ж... — кисло протянул Ласка. — Ты все еще хочешь пойти с нами, джалмарийка?

— Еще бы! — бодро отозвалась ведьма.

— Наш путь весьма опасен, — добавил Бес, внимательно ее разглядывая. — Мы не сможем тебя защищать все время.

— Как-то же я прожила все эти годы. — Несмотря на легкомысленный тон, глаза ведьмы оставались серьезными.

Ласка скользнул по ней своим Даром и с удивлением понял, что ее мысли теперь открыты. Она искренне желала присоединиться к братьям, но причину своего желания тщательно скрыла за другими мыслями. Ласка покосился на Беса, воодушевленно прядавшего ушами, и вздохнул. Его братец, несомненно, в дичайшем восторге от этой идеи. Ласка понимал, что решение в любом случае принимать ему, и Бес слова поперек не скажет, но...

...все ради него, не так ли?

Поэтому иллириец молчаливо склонил голову в знак согласия. Сольвейг радостно взвизгнула и хлопнула в ладони.

— Отлично, друзья мои! Не хотите подкрепиться? Здесь был совершенно чудесный постоялый двор! Может, до сих пор стоит... Нет? Ну, что ж. Пойдёмте, покажу вам конюшню, она точно на месте. При всех своих недостатках, Шемза держал отличных лошадей!

Когда близнецы и ведьма осмотрели конюшню, Ласка, наконец, изъявил желание отправиться на постоялый двор. Бес всецело его поддержал:

— Как я соскучился по старому доброму элю! Интересно, а у них здесь есть бани?

Не спеша, они шли через базар. Гвалт здесь стоял невообразимый — торговцы наперебой расхваливали свой товар, стараясь одолеть конкурента голосиной, там и сям виделись небольшие шатры с многообещающими надписями о самых точных предсказаниях, а в толпе то и дело мелькали знойные южные женщины, скорее раздетые, нежели наоборот. При одном взгляде на них становилось ясно, что это представительницы самой древней профессии. Впрочем, почти никто их не пытался облапать, ибо в таком случае к нахалу подходили вежливые люди и вежливо требовали деньги за товар.

Близнецы искусно лавировали в толпе, и ведьма старалась им соответствовать. Сольвейг заметила, что желтоглазый иллириец пересыпал немного серебряков из кошеля в небольшой мешочек и повесил его на пояс — если не на самое видное место, то достаточно заметное для опытного воровского взора. И действительно: не прошло и пяти минут, как их окружила стайка детей, которая весело пританцовывала, пела и жонглировала деревянными шариками, а двое-трое вились вокруг Ласки, клянча деньги. Ведьма от души смеялась и хлопала в ладони, поощряя этот спектакль ровно до тех пор, пока Ласка не кинул в протянутую шапку пару серебряков, и не сделал страшное лицо:

— А ну брысь отсюда!

Дети, радостно хохоча, моментально растворились в толпе.

— У тебя, кажется, кошелек срезали, — заметила Сольвейг Бесу.

— Знаю, — хмыкнул он, убрав руки за спину.

— Это у него традиция. Каждый раз, где бы мы ни были, он всегда перекладывает немного монет в отдельный кошель и вешает его на пояс, — пояснил Ласка, веселясь над недоуменным лицом ведьмы.

— Не все из них состоят в воровской гильдии, — добавил Бес. — Некоторым просто тоже хочется кушать. Между прочим, в этот раз кошелек срезали почти идеально. Далеко пойдут детки.

В ответ ведьма лишь покачала головой. Вдруг Бес замер, с неподдельным интересом уставившись на почти незаметный шатер, ютившийся меж двумя прилавками с яркими тканями.

— Я вас догоню! — сообщил он Ласке и Сольвейг и быстро нырнул в шатер.

— Что это с ним?

— Еще одна традиция. Не знаю уж, чем он руководствуется, но после каждого задания обязательно идет к какому-нибудь шарлатану, — фыркнул Ласка.

Шатер внутри оказался куда более просторным, чем казалось снаружи. К тому же, в нем почти ничего не было, кроме круглого, старого столика, стоявшего посередине, и двух табуретов. На одном из них восседала смуглая старуха с длинными, ослепительно белыми волосами. На ней было простое серое платье без рукавов; костлявые руки, украшенные множеством разноцветных браслетов, сжимали мутный, хрустальный шар. В ушах у женщины позвякивали большие золотые серьги. Лицо было обтянуто кожей так сильно, что резко выступали широкие скулы. Над тонкими губами нависал крючковатый нос, а глубоко посаженные глаза оказались цвета ртути.

Увидев посетителя, старуха улыбнулась, обнажив ровный ряд золотых зубов, и жестом пригласила его присесть напротив.

— Чего желаешь, остроухий? Чего нагадать тебе, мальчик? — скрипучим голосом спросила она.

Бес широко улыбнулся и, с трудом примостившись на низеньком табурете, кокетливо склонил голову набок.

— Нагадай мне то, что вы всегда гадаете, добрая женщина. Честь и славу, долгую и счастливую жизнь, э?

Гадалка весело сверкнула глазами.

— Э, нет, касатик, мы пудрим мозги исключительно глупейшим из глупейших. Но тебе... тебе я могу рассказать настоящую судьбу! Дай-ка сюда руку, касатик.

Бес протянул ладонь, и женщина придирчиво ее оглядела. Ее шершавые, узловатые пальцы быстро коснулись шрамов на тыльной стороне, мозолей на внутренней стороне, очертили линию жизни. И она заговорила, не отрывая взгляда от его ладони.

— Сын двух народов, двух кровей. Делишь душу напополам с братом, что обладает великим Даром. В твоем сердце горит яркое, негасимое пламя, что помогает тебе жить. Однажды ты станешь великим воином. Гордым, сильным, непобедимым. Ты проживешь яркую и долгую жизнь... — тут гадалка вдруг замолчала и завороженно уставилась на ладонь иллирийца.