— Все в этом мире подчиняется определенным законам. Дети Хасидзиль обладают чудесным даром исцеления, но они не способны повернуть время вспять. Что-то здесь, определенно, не сходится. Она, должно быть, весьма могущественная чародейка. Или одержимая. Но, будь она одержимой, нас послали бы ее убить, а не доставить живой. Нет, тут точно есть подвох...

Братья, пробравшись сквозь бурелом, очутились на поляне, залитой словно нездешним светом. Он отражался от деревьев, от снега на земле, слепил, резал глаза. Близнецы одновременно зажмурились, не в силах вынести нестерпимое сияние.

И услышали голос.

— Кто тут ходит? Кто тут бродит? Так-так-так... — мягкий, грудной, он принадлежал женщине. — Вы не северяне, совсем не люди... Коль безобидны ваши намерения, может, и найдете меня! Поиграем, а, незваные гости?

Братья застыли, почуяв опасность. Ласка снова ощущал инородную силу, схожую с той, что ворвалась минувшей ночью в таверну Кривоносого Альба. Только сейчас она была несоизмеримо сильнее, громче, и давила, душила со всех сторон. Ласка не мог заставить себя пошевелиться: понимание снизошло на него тяжелым грузом. И все же, он сумел заставить себя взглянуть на брата. Бес смотрел на него с совершенно непередаваемым выражением лица.

Он, казалось, весь ощетинился, волосы торчат из-под мехового капюшона, зубы оскалены, глаза горят по-зверьи, и уши, хоть их и не видно, наверняка прижаты плотно к голове. Словно гончая, взявшая след.

— Она голодна, слышишь? — произнес Бес глухим голосом. — Зовет, манит. Ты чувствуешь?

— Малой...

— Держись меня, братец. Песня зовет. Песня — след. Мы найдем ее.

Ласка ненавидел, когда его брат начинал говорить так: короткими фразами, словно действительно, видел что-то, недоступное обычному взгляду.

— Доверься мне, братишка! — Бес улыбнулся, развернулся, и легко, забыв про снег и свет, про бурелом и холод, сорвался с места.

Он шел на слышный лишь ему одному зов. И его силуэт, казалось, норовили оплести тысячи черных нитей, оплести и загасить навек пламя, что горело в его сердце. Ласка это видел, видел уже не в первый раз. И сердце его тревожно заколотилось.

Ласка следовал за ним, не видя и не слыша ничего, кроме брата, и нити, что связывала их сердца. Он бежал за ним и молил Первозданных лишь об одном.

Пусть Бес не сорвется. Пусть найдет ведьму, но сумеет удержаться на грани. Пусть не услышит ничего, кроме этой зловещей Песни.

Пусть.

И Песнь, действительно, привела их к ведьме. Ни Бес, ни Ласка так и не смогли запомнить путь — все смешалось в яркий, ослепляющий калейдоскоп из сверкающего снега, чистого неба и холодного, зимнего солнца. Близнецы словно впали в некий транс; вернее, влиянию Песни поддался только Бес, но его связь с Лаской была столь крепка, что и он оказался опутан ведьмиными чарами. И очнулись близнецы, стоя на пороге небольшого, явно старого, но добротно построенного домика. Почти сразу же, едва спало наваждение, дверь домика распахнулась, и на пороге появилась виновница всех бед в Реванхейме.

Дикая ведьма Сольвейг оказалась невысокой, крепко сбитой женщиной, в самом расцвете сил и красоты. Ее черные, как смоль, волосы свободно ниспадали на плечи тяжелыми кудрями, кожа была гладкой и смуглой, губы пухлые, яркие, сочные, лицо несколько скуластое, нос аккуратный и прямой, черные и густые брови шли вразлет, а глаза... О, глаза были насыщенного зеленого оттенка, и плясал в них плутоватый ведьмин огонек.

— Ну, что ж, гости дорогие, заходите, коли явились, — ведьма улыбнулась и посторонилась, приглашая братьев зайти.

Близнецы переглянулись, незаметно обменявшись жестами, и по очереди перешагнули порог ведьминой обители. Обоим пришлось пригнуться, чтобы избежать удара об притолоку. Дом явно не предназначался для представителей иллирийской диаспоры: потолки здесь были низкими, и братьям приходилось сутулиться, чтобы ненароком ни во что не врезаться.

Краем глаза Бес отметил, что стены здесь увешаны пучками всевозможных трав, под потолком болталось бессчетное количество оберегов, среди которых встречались даже шеддарские, хельские и иллирийские символы. Ведьма, кокетливо покачивая пышными бедрами, провела братьев через небольшую комнату с камином. Пол здесь был устлан медвежьими шкурами, а у стен виделись полки, заполненные старинными фолиантами, написанными на разных языках.

Бес бросил красноречивый взгляд на Ласку. В ответ тот молча изогнул бровь. Уже одно это движение, при всей скупой мимике Ласки, говорило о том, что дражайший братец весьма впечатлен.

Тем временем ведьма привела их в маленькую комнатку, служившую, судя по всему, кухней, и указала на небольшую скамью. Два долговязых иллирийца уместились на ней с огромным трудом, толкаясь локтями и не зная, куда деть ноги. Сольвейг наблюдала за ними с лукавой усмешкой, склонив голову на плечо. Казалось, ее искренне забавляли неловкость и недоумение наемников, что прибыли за ее головой. Наконец, она оперлась обеими руками на стол и устремила на них пристальный взор. Бес машинально отметил про себя, что она диво, как хороша. И вовсе не похожа на старуху! Да и бюст этой женщины достоин, чтобы его воспевали виршеплеты...

Незаметный тычок в бок дал ему понять, что Ласка всецело не одобряет ход его мыслей.

— Сколько? — беззаботным тоном прощебетала ведьма.

Едва разместившиеся на скамье, близнецы оторопело на нее уставились. Сольвейг перестала улыбаться и сощурила зеленые глаза.

— Сколько вам заплатили за мою голову?

— Мне нравится эта женщина, братец! — искренне восхитился Бес. — Сразу к делу, э? Всем бы так.

Ласка молча и остро смотрел на ведьму немигающим взглядом, пытаясь прочитать мысли. Но, вместо этого, иллириец словно наткнулся на глухую стену. Сольвейг одарила его очаровательной улыбкой профессиональной соблазнительницы, кокетливо откинула с плеч черные локоны и, как ни в чем не бывало, продолжила говорить.

— Эти суеверные северяне спят и видят, как бы им меня выжить. Я у них повинна и в суровых морозах, и в том, что почва плодоносить перестала, и в том, что духи гневаются, — усмехнулась она, переводя взгляд с одного близнеца на другого и обратно. — Так мне и интересно, сколько же они вам предложили за то, чтобы вы меня под ближайшей сосенкой прикопали.

— Ну, допустим, под сосенкой тебя никто прикапывать пока не собирается... — облизнулся желтоглазый близнец, буквально поедая ее взглядом. Сольвейг про себя довольно ухмыльнулась — с вот этим остроухим наверняка можно договориться.

Вишь, как смотрит, едва ли не раздевает взглядом. А вот второй, кажется, уже успел и оценить девичьи прелести, и признать их непригодными, и мысленно закопать их обладательницу под упомянутой сосной.

— Я давно уже планировала убраться из этих мест, знаете ли. Только все недосуг было, то попутчиков не находилось, то эти клятые морозы! Вы же понимаете, как опасно слабой и беззащитной женщине странствовать в одиночестве?

Близнецы вновь многозначительно переглянулись. И взгляд этот Сольвейг очень не понравился. И, все же, она не спешила применять крайние меры.

— Сколько бы вам ни заплатили, я дам больше, если вы будете сопровождать меня, пока я не доберусь до...хм... другого, безопасного места.

— Слабая и беззащитная женщина, э? — хмыкнул желтоглазый наемник и весело пихнул брата локтем. — Как ты смотришь на такой поворот событий, а, братец?

Тот продолжал пронзать ведьму ледяным взглядом.

— С чего бы нам соглашаться на твое предложение, ведьма?

— Сами подумайте — вы и с северян денежку возьмете и от меня получите, да двух зайцев одним махом убьете. К чему отказываться от выгодного предложения? — не обращая внимания на непочтительный тон, Сольвейг взмахнула длинными ресницами, решив одолеть братьев своей харизмой.

— ...и от приятной компании, братец! — усмехнулся Бес.

«Вот умница, желтоглазик! На лету схватываешь!» — обрадовалась ведьма.

— Не так быстро, — ровным голосом произнес Ласка. — По пути сюда я не услышал и не увидел ни одного духа, словно это место пусто и мертво. Ничего, кроме твоей... Песни, джалмарийка.