Как и предполагал Карлсефни, скрелинги не заставили себя долго ждать. Из своего укромного убежища Гудрид вскоре заметила множество кожаных лодок, скользящих в бухте к берегу. Во многих лодках люди не сидели, а стояли, стуча своими трещотками и крича. Гудрид натянула шапочку на уши и схватила сопротивляющегося сына на руки.

А тем временем Карлсефни и Торбранд сын Снорри, вместе с хорошо вооруженными пятью десятками людей, отвязали быка, выпустив его впереди себя на скрелингов, чтобы заманить противника на равнину. И люди, стоящие в дозоре на мысе, быстро присоединились к ним.

Через некоторое время Гудрид услышала резкий грохот, и вслед за ним наступила тишина, которая тотчас же взорвалась криками и шумом. Затем снова послышался треск, за ним – еще один, и Гудрид задрожала. Она осторожно выглянула из убежища: внизу перед ней лежала равнина, на которой шел бой. Скрелинги использовали длинные шесты с какими-то сетями, которыми они метали камни величиной с овечьи желудки. По-видимому, один из камней угодил в быка, потому что тот лежал на боку, беспомощно двигая ногами в воздухе.

Поселенцы отважно бились со скрелингами, которые значительно превосходили их в числе. Кроме метания камней, те применяли еще лук со стрелами и острые камни, со свистом разрезающие воздух, тогда как викинги использовали в основном мечи и топоры. Время от времени они выпускали в сторону скрелингов стрелы из лука или же метали в них копьями. Торбранд сын Снорри и многие вслед за ним перепрыгнули через ручей и бились теперь на скалистом берегу. Они все ближе и ближе подходили к убежищу, где прятались женщины, и Гудрид уже опасалась, не окажутся ли расчеты Карлсефни ошибкой. Сердце у нее замерло, когда она услышала позади себя хруст веток.

– Скрелинги! – вскочив, закричала Арнейд.

Она выскочила из убежища и взобралась на большой валун, который высился над тем местом, где бились мужчины. Гудрид метнулась было за ней, чтобы увести ее обратно, но было уже поздно. На глазах у сражающихся Арнейд сорвала с себя сорочку и обнажила толстые, белые груди, завопив что есть мочи:

– Нас окружили скрелинги! Они просочились из леса, а наши рохли ничего не могут поделать! Скажите им, что я готова переспать со всеми, только бы меня не убивали!

Карлсефни со своими людьми продолжали отбиваться, однако многие скрелинги из тех, что находились ближе к Арнейд, остановились в растерянности, опустив оружие. Двое из них направились было к женщине, а та, обезумев от страха, выставила вперед грудь, словно мелочной торговец на тинге, и выкрикнула так громко, что глаза ее чуть не вылезли из орбит:

– Возьмите меня, возьмите меня, только не убивайте!

В стане скрелингов росло замешательство. Вождь их что-то выкрикнул своим воинам, и те послушно, словно стайка бекасов, повернулись и бросились бежать к своим лодкам у берега. Когда равнина опустела, Гудрид заметила, что у ручья осталось лежать множество скрелингов и двое из людей Карлсефни.

Один из убитых поселенцев был Торбранд сын Снорри. Двое скрелингов задержались около него, и один поднял с земли его топор, махнув им своему сородичу. Тот переворачивал мертвеца, а вождь скрелингов подбежал к ним, выхватил злополучный топор и швырнул его в ручей, да так яростно, что в разные стороны брызнули вода, мох и мелкие камешки. Оба скрелинга бросились догонять своих, и вскоре лодки их исчезли из бухты. Над равниной повисла тишина.

Гудрид передала ребенка Торкатле и подбежала к Торбранду. Друг ее юных лет лежал с большим куском камня в черепе, а рядом – убитый им скрелинг. Гудрид перекрестилась и молча подняла глаза на Карлсефни.

К ним присоединился Снорри сын Торбранда. Отодвинув мертвого скрелинга в сторону, он устало произнес:

– Теперь у меня нет ни жены, ни сына.

Прежде чем Карлсефни успел что-нибудь сказать, к ним приблизилась Арнейд. Вид у нее был важный, а товар все еще выставлен напоказ. Карлсефни послушал, что она говорит, и серьезно сказал:

– Мы все очень благодарны тебе, Арнейд. Попроси у Гудрид новую сорочку взамен той, что разорвана.

Гудрид поняла намек мужа и обняла Арнейд за толстую талию, чтобы увести ее, но у той были иные намерения.

– Благодарю, но сперва я хочу посмотреть, жив ли мой муж!

Гейр стоял здесь же, живой и невредимый, разговаривая с Колем и Гуннхильд. Но Арнейд обошла все поле сражения, собрав похвалы за свое редкостное мужество и за то, что она обратила в бегство целое войско.

Другим убитым оказался переселенец из команды Бьярни. И он, и Торбранд были похоронены на лесной опушке. Все решили, что когда в Виноградную Страну прибудет христианский священник, опушка эта будет освящена для строительства церкви. Для надежности Снорри вырезал на память руны на дощечке: при первом же случае дощечка эта будет положена в церкви Снорри Годи в Исландии. Карлсефни велел сложить над обеими могилками холмики из камней, а потом устроил поминальный пир, ради которого закололи быка.

Карлсефни сложил вису в память о погибших и произнес о них хвалебную речь. Долго смотрел он на свой дом. Гудрид напряженно ждала, что он скажет, ибо накануне они говорили с Карлсефни, собирая мидий к пиру. Она сказала ему, что чувствует себя здесь пленницей: ей никуда нельзя пойти. Но он ответил, как обычно, что ей просто надо предупреждать, куда она идет, и тогда ее проводят туда. И потом, все равно и она, и другие женщины держатся ближе к дому, так в чем же разница? Но когда она сердито возразила ему, объяснив, в чем разница, он заметно встревожился. Остаток пути они молчали, хотя обиды между ними не было. Гудрид отвела душу, пожаловавшись, как плохо не чувствовать себя свободной. И теперь Карлсефни громко и твердо сказал:

– Мы знаем теперь, что страна эта обширна и богата. И мы знаем также, что не мы одни живем в ней. Наши предки, которые обживали Исландию, и Эрик Рыжий со своими поселенцами пришли в Гренландию на пустынные земли, и им не надо было вытеснять оттуда противников. Но вы все видели, что скрелингов гораздо больше, чем нас, и они идут на нас войной и умеют колдовать. Мы не знаем, где они живут, но они-то прекрасно знают, где нас искать! Нам непросто получить подкрепление из дома. Сейчас лето уже подходит к концу и плыть в Гренландию гораздо труднее, так что придется либо перезимовать здесь, либо отправиться вглубь материка, где зима будет более суровой. Море больше не связывает нас с родичами – оно разъединяет нас…

Потрескивание хвороста в очаге было единственным звуком в комнате. А Карлсефни, заложив пальцы за пояс, продолжал:

– Я хочу спросить вас: надо ли нам оставаться в стране, где на наш домашний скот будут охотиться другие? Хотим ли мы жить так далеко от собственных родичей, утратив с ними всякую связь? Хотим ли мы, чтобы женщины и дети постоянно подвергали свою жизнь опасности, удаляясь от дома?

Гудрид пробовала поймать взгляд Карлсефни в сумерках, но он неотрывно смотрел прямо перед собой, собираясь с мыслями и высказывая то, что накопилось на сердце:

– У меня есть сын. Я хочу, чтобы он знал, кто его родичи, я хочу завещать свое богатство ему и его будущим братьям. Расстояния здесь слишком большие, а людей у нас мало, и мы вряд ли сумеем вести выгодную торговлю. Мы с Бьярни, Торхаллом и Снорри посовещались и решили, что к весне надо возвращаться домой и рассказать гренландцам, что на северных островах, которые лежат не так далеко, много древесины и шкур. Чтобы жить здесь постоянно, потребуется гораздо больше поселенцев, чем есть у нас, и им следует привезти с собой хороших священников, чтобы развеять чары скрелингов. А теперь я прошу каждого свободного человека сказать, что он думает об этом.

Против возвращения домой были только Асгрим Худой и еще три гренландца, которые плавали сюда раньше с Лейвом и Торвальдом. Они хотели остаться в Виноградной Стране, а по весне поплыть дальше на юг. Один гренландец – грубый, ворчливый охотник из команды Бьярни – недовольно буркнул, что больше всего в жизни хотел бы теперь искупаться в вине: так ему надоела простая вода. Оживившись, поселенцы принялись подшучивать над ним, и остаток вечера прошел в веселье и беззаботности.