– Ну что, какие планы на завтра? – спросил Чигирев, глядя в дощатый потолок.

– Ходим, смотрим, – отозвался Крапивин. – Нам нужно собрать как можно больше информации, прежде чем приступать к активным действиям. Пока поддерживаем легенду: мы – вернувшиеся из Сибири служилые люди. Денег у нас достаточно, но новой службе будем рады. Желательно в Москве и при родовитом боярине. Потолкаемся на базаре, походим по лавкам.

– Ясно, – кивнул Чигирев. – Интересно это будет, увидеть быт настоящей средневековой Москвы.

– Ты лучше помни, что мы тут как на минном поле, – вступил в разговор Басов. – Любая ошибка – и нам хана.

– А не пройтись ли нам сейчас по той Москве? – заметил Крапивин. – Чего время терять?

– Темнеет, – подал голос из своего угла Чигирев. – Ночью здесь запрещено без дела ходить. Дозоры останавливают.

– Прямо как в зоне боевых действий, – фыркнул Крапивин. – Войны‑то вроде нет.

– А здесь всегда война и вся страна – зона боевых действий, – усмехнулся Чигирев. – Это у нас, если одно государство на другое нападает – событие. А здесь набеги крымских татар такое же регулярное явление, как прилет грачей весной. Некоторые отряды до самой Москвы прорываются. А как разбойники озоруют, это вы и сами уже видели. Времена неспокойные. И это еще семечки по сравнению с тем, что вскоре начнется.

– А что начнется? – спросил Басов.

– Ну, я же рассказывал, – с легкой обидой в голосе проговорил историк. – Тысяча шестьсот первый год будет неурожайным. Но запасов зерна еще хватит. А вот уже в шестьсот втором и шестьсот третьем придет настоящий голод. Правительство будет принимать отчаянные меры, чтобы накормить людей и сбить цены. Но цена на хлеб всё равно подскочит в двадцать пять раз, а по всей стране будут свирепствовать банды разбойников. Ситуацию удастся стабилизировать только к тысяча шестьсот четвертому году. Но тут в пределы Московского государства вторгнется войско самозванца. Потом еще чуть меньше года относительно спокойной жизни – и такая кровавая баня начнется, что нашим дедам и в Гражданскую войну не снилось.

– Хочется предотвратить? – не спросил, а скорее, сказал Басов.

– Хочется, – честно признался Чигирев. – Вы же видели этих людей. Неужели у вас не возникло желание спасти их?

– А как?

– Это зависит от того года, в котором мы оказались, – ответил историк. – Жаль, что и Ефим не смог нам ничего подсказать. Хуже всего, если в шестисотом.

– Почему? – быстро спросил Басов.

Историк запнулся и замолчал, будто сказал что‑то лишнее.

– Давай рассуждать логически, – словно не заметив этого, вступил в разговор Крапивин. – Ты нам говорил, что в шестисотом Романовы подверглись опале. И ты же нам говорил, что Борис Годунов, в отличие от Ивана Грозного, казнить невинных был не склонен. Значит, был заговор Романовых против Бориса.

– И если бы Романовы победили, смуты могло и не быть, – предположил Басов.

– А как? – спросил Крапивин тоном плохого актера, играющего в дрянной пьесе.

– Наверное, господин историк знает, – заключил Басов.

Чигирев сел на лавке.

– Ребята, вы о чем? – тревожно спросил он, – Я о том, что очень не люблю ходить на задание с человеком, который ведет свою игру, – поднялся во весь свой гигантский рост Крапивин.

– Пойми нас правильно, Сергей, – тоже поднялся Басов, – инструкции, которые нам дали, настолько нелогичны… Учитывая, что операцией руководит профессиональный разведчик, мы не можем предположить, что это результат глупости или ошибки. Значит, нас используют втемную. И это нам очень не нравится. Мы предполагаем, что ты каким‑то образом осведомлен о планах Селиванова. Так что выкладывай начистоту. Маленькая ложь рождает большое недоверие.

– Но я обещал не разглашать… – после небольшой паузы жалобно пискнул историк.

– Придушу, – ласковым тоном пообещал Крапивин. – И ребята в лесу подтвердят, что ты героически погиб, сражаясь с разбойниками Хлопони. Мне легче идти одному, чем с человеком, которому я не доверяю.

– Пойми, Сергей, – Басов подошел к историку и положил руку ему на плечо, – здесь нет ни прокуратуры, ни милиции. Ты сам сказал, что здесь все живут по законам войны. А мы тем более. На войне свои правила. Если мы увидим, что ты обманываешь нас, то будем считать, что ты действуешь против нас.

– Поверьте, – в голосе историка появилась мольба, – против вас лично ничего не затевалось.

– Не сомневаюсь, – ответил Басов, – но всё же, в чем настоящая цель экспедиции?

Несколько минут историк молчал. Было видно, как в нем борются противоречивые чувства. Но потом он всё же заговорил:

– Селиванов сказал, что наверху принято решение: раз это не наш мир, поэкспериментировать с его историей. В частности, в качестве первой попытки предотвратить смуту. Создана группа экспериментальной истории, руководит которой Селиванов, а я являюсь его первым замом. Мы лишь хотим предотвратить смуту и усилить Россию в этом мире, больше ничего.

– Цели благородны, – заметил Басов. – Но почему их надо было скрывать от нас?

Чигирев удивленно посмотрел на него и, явно смутившись, произнес:

– Селиванов сказал, что ваша задача – обеспечивать операцию, и подробности вам не нужны.

– Хорошо, Селиванов решил поддержать переворот Романовых, – проговорил Басов. – Но как это может предотвратить смуту?

– Григорий Отрепьев был человеком князей Черкасских и Романовых, – пояснил Чигирев. – Скорее всего, Отрепьева использовали как инструмент, чтобы сокрушить власть Бориса Годунова. На освободившееся место должны были прийти Романовы. Фактически этой возможностью воспользовался Шуйский. Но получилось так, что Россия соскользнула в смуту, где все воевали против всех.

– Значит, если помочь Романовым захватить власть сейчас, то и смуты не будет? – уточнил Басов. – Они сами оставят Гришку в дворовых людях, и не будет ни Лжедмитрия, ни польской интервенции.

– Совершенно верно, – повеселел Чигирев.

– Но ведь Михаил и Федор Романовы – это застой и изоляция, с твоих же слов, – заметил Басов. – Стоит ли их поддерживать, если Борис проводит прогрессивные реформы?

– Я сам это предлагал, – вновь смутился историк. – Но потом был вынужден признать определенную правоту Селиванова. Борис обречен. Против него выступает сильное боярское лобби. Не этот заговор, так другой увенчается успехом, А Романовы смогут договориться с боярами. В нашем мире они это сделали. А насчет реформ… можно ведь внедриться в ближайшее окружение Романовых и внушить мысль об их необходимости. При нашем‑то знании истории на ближайшие четыреста лет! Вы представляете, какие возможности открываются?!

– Представляю, – с печальным вздохом ответил Басов. – Значит, твоя задача – внедриться в окружение Федора Романова и стать его ближайшим советником. Мы – твое прикрытие. Так?

– Так, – почему‑то потупился Чигирев.

– Ясно. Ну, вот и поставили точки над «i», – удовлетворенно покачал головой Басов. – Пойдем, пошепчемся, Вадим.

Басов вышел из комнаты, придерживая рукой саблю. Подхватив свое оружие, за ним направился Крапивин. Историк остался сидеть на лавре, обхватив голову руками.

Когда Басов и Крапивин вышли из избы, на улице уже стояла непроглядная темнота. Слуги и постояльцы разошлись, и друзьям не встретилось ни одной живой души. Ночь была безоблачной и лунной, откуда‑то со стороны Москвы‑реки по‑осеннему веяло холодом и сыростью. На соседнем дворе заливались лаем собаки. Изредка пофыркивали находившиеся в конюшне лошади.

– Что скажешь, сотник? – опершись о коновязь, осведомился Басов.

– Телок, – фыркнул в ответ Крапивин. – Романтик, каким я и в пятнадцать лет не был.

– Это ясно, – отмахнулся Басов. – Я про Селиванова.

– А, этот, – протянул Крапивин. – Я так понял, что мы с тобой его правильно вычислили. Решил человек в местной политике поучаствовать. Приказ, конечно, сверху пришел, и он его исполняет. Ну, понятно, не без выгоды для себя. Наверняка золотишко и иконки отсюда возами повезет. Это уж как водится.