Я обошла статую по кругу, задумчиво постукивая по подбородку.

— Выглядит интересно.

— Нет.

— Свежо, необычно.

— Не-ет.

— Хотя бы подумай… — Я подкатилась к нему под бочок и положила голову на плечо. Отсюда статуя выглядела не так вызывающе. — Нам ведь не обязательно выставлять её ко входу. Какой-нибудь из укромных уголков сада. Высадить там папоротники, еловые деревья, что-нибудь тёмное. И среди всей этой мрачности вдруг раз — и наш молодчик выглядывает из кустов.

— Гостей у нас после этого поубавится.

— Из всего можно извлечь пользу. Будем так выпроваживать самых наглых.

Тяжёлая рука обвила мои плечи и прижала сильнее. Маркус заглянул мне в лицо:

— Порой я даже не знаю, шутишь ты или строишь планы.

— Конечно шучу, — сказала я и счастливо зажмурилась от поцелуя в лоб. — Жаль тратить такое чудо на сад, давай поставим его в спальне.

Следующий поцелуй пришёлся в губы.

Мне до ужаса нравились эти томные, ленивые вечера, которые мы проводили только вдвоём, не выходя в общество. В них чувствовались отголоски тех долгих часов в его кабинете, что тратились на постижение этикета, наук и магии. Но было в них и нечто новое. То, о чём раньше я иногда грезила наяву, засматриваясь на мужественные руки лорда-декана, его широкую грудь, его профиль, словно высеченный из камня.

Одно мимолётное прикосновение следует за другим — и вдруг обретает силу.

ߜߡߜ

К моему искреннему сожалению, полуконь, к которому я уже успела прикипеть и даже дать имя, отправился радовать собой благотворительное сообщество. Представляю, какой фурор он произвёл среди уважаемых матрон и нервных старушек.

Мы же отправились в совсем другую сторону.

Поместье привели в порядок к приезду хозяев. Вымели всех пауков, отчистили бархатные шторы щётками, натёрли полы и вымыли окна до блеска. Мебель радовала глаз: её освободили от плена чехлов и как следует отполировали. Здесь больше не пахло затхлой пылью и сожалениями о былом. Комнаты наполнялись ароматами летних лугов, свежесрезанных пионов и — самую малость — паркетной мастики.

Весь дом будто ожил. Стряхнул долгий тягостный сон и наконец-то расправил плечи.

Хранилище Морнайтов, в которое Маркус привёл меня сразу же, как мы переоделись с дороги, ошеломило бы любого. Сложная иллюзия скрывала от досужих глаз эркер на втором этаже так, что фасад в этом месте выглядел совершенно ровным. Если не знать, в жизни не заподозришь, что в этом месте целая комната. Такая же иллюзия скрывала дверь, что застигло врасплох даже Пака, о чём он не преминул сообщить.

Ларец Эделии покоился среди множества артефактов. Я погладила резную крышку пальцем — и на каменной звезде ожидаемо затеплел бледный треугольник.

— Ты так и не сказал, — вспомнила я. — Какая у него сила? Всё пыталась найти это в книгах, спрашивала у других, но ответа так и не добилась. Прямо загадка.

Маркус неожиданно рассмеялся. Он откинул со лба волосы и хитро посмотрел на меня.

— Эта реликвия и есть загадка. — Улыбка стала ещё шире. — Никто не знает, что она делает.

— Что, прости?

— Совершенно никто. Ни одна живая душа, во всяком случае. В отличие от сестёр, Эделия не вела никаких записей, а плетения силы в этой шкатулке слишком сложны. До сих пор ещё не нашлось того пытливого ума, что смог бы их разобрать. В юности я не один день провёл здесь, желая раскрыть её тайну, но был вынужден сдаться. Увы. Мама вообще считала, что шкатулка нужна лишь для хранения, а настоящая реликвия давно утеряна.

— Гм… — Я в задумчивости поскребла щёку. — А знаешь, есть у меня одна знакомая аэритка с пытливым умом… Она будет счастлива этим заняться.

— Уверен, сейчас леди Кастерли слишком занята подготовкой к собственной свадьбе.

— Да, но свадьбы не длятся вечно. А жаль. Мне даже понравилось, если не считать дурацкой лестницы.

— А мне не жаль, — мягко сказал Маркус, обнимая меня. — Свадьба лишь начало, за которым следует прекрасное продолжение.

Я потянулась к его губам. Сколько бы он ни целовал меня, всегда было мало. Прикосновение теплой кожи иногда будоражило, иногда дарило успокоение, но неизменно вызывало желание оставаться в объятиях так долго, как только возможно.

Сейчас сладкий миг оборвался непростительно быстро. Дела поместья требовали от Маркуса активного участия, так что мне, с огромным сожалением, пришлось его отпустить.

В саду ещё орудовали несколько рабочих: под присмотром главного садовника чистили пруд, переносили скульптуры и выстригали газоны до идеальной ровности. Пока мой супруг разговаривал с управляющим, я решила пройтись. И сразу же заприметила ту беседку, в которой мы выяснили, что не состоим в родстве.

Прилив ностальгического умиления заставил задержаться здесь. Если бы только знала тогда, как всё обернётся, подумала я с оттенком превосходства над собой из прошлого.

Сразу за беседкой начинался цветник. Белоснежные лилии гнулись к земле под своим весом, нежные лепестки едва не касались земли. Подумав, я сорвала одну и по памяти побрела вглубь сада.

Памятник стоял и поныне, почти такой же, как тогда. Разве что табличку почистили, а с камня убрали вьюнки. Я смотрела на имя той, что могла быть на моём месте. Женой Маркуса, хозяйкой поместья Морнайт, наследницей рода де Блас. Странное это чувство. Словно глядеть в зеркало, в котором отражается кто-то иной.

Я не могла о ней горевать, потому что никогда не знала. Не могла ревновать, потому что любовь Маркуса предназначалась мне, а не её тени. Не могла остаться безучастной, потому что мы были связаны тонкими паутинками, что люди зовут судьбой.

И всё, что мне оставалось — пожелать, чтобы круговорот рождений дал ей испытать то счастье, что выдалось на мою долю. Я оставила лилию с лёгким сердцем. Будь то моё прошлое или чужое, отныне мы будем смотреть только в будущее.

И на этом солнечном горизонте не было ни единого облачка.