— Что вы этим хотите сказать? — спросил журналист.

— Да ведь мы-то здесь. Или вы принимаете наше судно за обломок кораблекрушения, а нас самих — за дельфинов?

И Пенкроф расхохотался собственной шутке.

Вечером путешественники рассчитали, что за тридцать часов «Бонадвентур», по-видимому, отплыл от острова Линкольна на сто двадцать миль, ибо он шел со скоростью более трех миль в час. Дул такой слабый ветер, что казалось, он вот-вот совсем стихнет. И все же можно было надеяться, что на рассвете появится остров Табор, если только расчеты были правильны и если бот не снесло с курса.

Но никто из них — ни Гедеон Спилет, ни Герберт, ни Пенкроф — не сомкнул глаз в ночь с 12 на 13 октября. Они ждали утра и не могли преодолеть тревоги. Их обуревало столько сомнений! Находятся ли они вблизи острова Табор? Жив ли еще человек, потерпевший кораблекрушение, на помощь которому они спешат? Кто этот человек? Не внесет ли он разлад в дружную семью колонистов? Захочет ли он сменить одну тюрьму на другую? Все эти вопросы, которые, очевидно, должны были разрешиться на другой день, не давали им уснуть, и при первых проблесках утра они, не отрываясь, стали смотреть на запад, вглядываться в линию горизонта.

— Земля! — вдруг крикнул Пенкроф около шести часов утра.

Пенкроф, конечно, не мог ошибиться — значит, действительно это была земля.

Можно себе представить радость маленького экипажа. Через несколько часов они высадятся на берег!

Пологий островок чуть виднелся среди волн, не дальше чем в пятнадцати милях. Курс «Бонадвентура», которого чуть отнесло к югу, был выправлен, и бот плыл теперь прямо к острову; солнце всходило, и кое-где все яснее вырисовывались невысокие холмы.

— Куда этому островку до нашего острова Линкольна, — заметил Герберт, — но, вероятно, он тоже вулканического происхождения.

В одиннадцать часов утра «Бонадвентуру» осталось пройти всего лишь две мили, и Пенкроф, отыскивая фарватер, вел судно по незнакомым водам с крайней осторожностью.

Теперь друзьям был виден весь островок, на котором зеленели камедные и еще какие-то огромные деревья похожие на те, что росли на острове Линкольна. Но как ни странно, мореплаватели нигде не приметили ни дымка — верного признака того, что остров обитаем, ни сигнала бедствия. А ведь записка гласила, что на острове живет человек, потерпевший кораблекрушение, и он, конечно, ждет помощи!

Между тем «Бонадвентур» отважно плыл между рифами, по извилистым проходам, и Пенкроф с напряженным вниманием вглядывался в каждый их изгиб. Он доверил Герберту руль, а сам, стоя на носу, вглядывался в воду и, взяв фал, готов был немедленно спустить парус. Гедеон Спилет осматривал берег в бинокль, но ничего не приметил.

Наконец около полудня форштевень «Бонадвентура» ударился о песчаный берег. Бросили якорь, спустили паруса, и экипаж бота высадился на сушу.

Не могло быть сомнений в том, что это остров Табор, ибо, судя по последним картам, иного острова между Новой Зеландией и побережьем Америки в Тихом океане не существовало.

Судно крепко пришвартовали, чтобы его не унес отлив. Затем Пенкроф и оба его товарища, хорошенько вооружившись, направились к холму конической формы, который возвышался футов на двести пятьдесят — триста над уровнем моря, в полумиле от берега.

— Осмотрим островок с вершины горки и получим о нем общее представление, а это облегчит нам поиски, — заметил Гедеон Спилет.

— Так сделал мистер Смит на острове Линкольна, взобравшись на гору Франклина! — воскликнул Герберт.

— Именно так, — подтвердил журналист, — с этого и надо начать!

Друзья, беседуя, шли по лугу, доходившему до подножия холма. Над ними кружились стая скалистых голубей и морских ласточек, таких же, как на острове Линкольна. Слева тянулся лес, и оттуда доносился треск сучьев; путники увидали, как заколыхалась трава, — вероятно, почуяв их, разбежались какие-то пугливые зверьки; однако ничто не указывало на присутствие человека.

Колонисты дошли до подножия холма, мигом взобрались на него и осмотрели окрестности.

Они попали на островок, имевший форму удлиненного овала; размеры его не превышали шести миль в окружности, а ровная линия берега почти не была изрезана мысами, бухтами и заливами. Вокруг, сливаясь с горизонтом, расстилалась водная пустыня. Ни земли, ни паруса не было видно.

Островок сплошь был покрыт лесами, не то что остров Линкольна, безводный и дикий в одной части и только в другой — плодородный и богатый растительностью. Над ровным ковром зелени возвышались два-три невысоких холма. Ручей, бежавший по обширному лугу, пересекал наискось остров и впадал в море на западном берегу, слегка расширяясь в устье.

— Да, маловаты владения, — заметил Герберт.

— Маловаты, — отозвался Пенкроф, — нам тут негде было бы разгуляться.

— И к тому же, — добавил журналист, — островок, очевидно, необитаем.

— Действительно, — согласился Герберт, — ничто не указывает на присутствие человека.

— Спустимся, — предложил Пенкроф, — и поспешим на поиски.

Моряк и его товарищи вернулись на берег, к стоянке «Бонадвентура». Они решили обойти пешком побережье, а потом углубиться в лес. Таким образом они исследуют весь остров.

Идти по берегу было легко, только кое-где возвышались скалы, но колонисты их обходили; они держали путь к югу, вспугивая водяных птиц и стада тюленей, которые бросались в море, еще издали заметив людей.

— Животные не впервые видят человека, — сказал журналист. — Они боятся нас, значит, люди им знакомы.

Через час трое друзей добрались до южного берега, заканчивающегося острым мысом, потом повернули к северу, идя вдоль западного берега, тоже покрытого песком и скалами и окаймленного густым лесом.

Они обошли все побережье за четыре часа и нигде не обнаружили жилья, нигде не приметили следа человеческой ноги.

Это было поразительно. Казалось, что остров Табор вообще необитаем или что тут уже давно никто не живет. Быть может, кто-то написал записку несколько месяцев или даже лет тому назад, — значит, потерпевший кораблекрушение либо вернулся на родину, либо умер от лишений.

Пенкроф, Гедеон Спилет и Герберт, строя всяческие предположения, наспех пообедали на боте — они торопились вновь пуститься в путь, чтобы исследовать остров до наступления темноты.

И вот в пять часов вечера они углубились в лесную чащу.

Друзья вспугнули каких-то животных, разбежавшихся врассыпную: оказалось, что это козы и свиньи, явно напоминавшие европейских. По всей вероятности, их сюда случайно завезло китобойное судно, и они быстро размножились. Герберт решил во что бы то ни стало поймать несколько самок и самцов и отвезти их на остров Линкольна.

Сомнений не оставалось — на островке побывали люди. Путники убедились в этом, войдя в лес: там валялись стволы деревьев, срубленных топором, и повсюду виднелись следы борьбы человека с природой; правда, стволы почти сгнили, ибо были срублены много лет назад, отметины, сделанные топором, замшели, а тропинки заросли такой густой и высокой травой, что их трудно было отыскать.

— Очевидно, — сказал Гедеон Спилет, — люди не только высадились здесь, но даже некоторое время жили. Что же это были за люди? Сколько их было? Сколько осталось?

— В записке говорится лишь об одном человеке, — заметил Герберт.

— Быть не может, чтобы мы его не отыскали! — воскликнул Пенкроф.

Итак, поиски продолжались. Моряк и его друзья пошли по дороге, наискось пересекавшей островок, и она привели их к речке, впадающей в океан.

Не только животные, вывезенные из Европы, не только следы топора, но и растения, встречающиеся здесь, неоспоримо доказывали, что человек побывал на острове. Кое-где на полянках, в давние времена, очевидно, были разбиты грядки.

Герберт очень обрадовался, когда обнаружил картофель, морковь, капусту, репу: ведь если собрать клубни и семена, можно и на острове Линкольна развести все эти овощи!

— Вот хорошо! — воскликнул Пенкроф. — Набу пригодится, да и нам тоже! Пусть не найдем потерпевшего крушение, все равно не зря попутешествовали, господь нас вознаградил.