людей в бой, сражаться, думать о раненых, о мёртвых и о живых, о тех, кого защищал, о

тех, от кого отбивался, и о нём тоже?.. Уилл в последний раз убедился, что всем хватает

места, что отряд, хоронивший павших, уже вернулся, что раненым хватает сиделок, а

невредимым – еды, и только тогда, шатаясь от усталости и цепляясь за лестничные перила,

добрёл до своей спальни, которую занимал в замке много лет назад, ещё будучи здесь не

захватчиком, а членом семьи.

В ней ничего не изменилось с тех пор, но Уилл отметил это только краем сознания. Он

повалился на кровать и лежал так какое-то время, наслаждаясь блаженным чувством, что

ему ничего не надо делать. Потом попытался стянуть один сапог с ноги другой ногой.

Когда это у него не получилось, он со стоном выпрямился и наклонился вперёд, чтобы

взяться за него руками.

Риверте сидел в угловом кресле напротив него, закинув ногу на ногу. Он вымылся, чистые

волосы падали ему на лоб, от чего в его лице появилось что-то мальчишеское. Он смыл

грязь и кровь, и ссадины на его скулах и челюсти уже не казались такими чудовищными.

Что было чудовищным – так это его глаза. Раненая рука лежала на перевязи, перекинутой

через шею, но другая, здоровая, зловеще сжимала подлокотник кресла.

Уилл так и сидел, вытянув перед собой ноги и взявшись за сапог, и смотрел на него. Он не

знал, что сказать; нечего было говорить. Он просто ждал.

Голос Риверте в тихой тёмной комнате прозвучал, как удар хлыста.

– Снимайте штаны.

Уилл моргнул. Он ждал чего угодно, но только не этого.

– Сир, – сказал он слегка смущённо, выпрямляясь. – Я… я тоже скучал по вам, но… вы не

думаете, что… вы же ранены.

– Снимайте штаны, сир Норан.

Нет, ему совершенно не нравилось, как это звучало, хотя в последние шесть лет Уилл

подчинялся этому приказу с неизменным удовольствием. Но ведь не сейчас же, господи,

и… и почему он по-прежнему так жутко смотрит?

– Зачем? – подозрительно спросил Уилл, вдруг подумав, что что-то тут не так.

Риверте выгнул бровь.

– А вы как думаете? Я буду вас пороть.

– Что? – задохнулся Уилл.

– Ремнём. По голому заду. Как дурную козу, без сомнения, числившуюся среди ваших

духовных предков. Я в последний раз повторяю: снимайте штаны, или я сделаю это сам,

и видит бог, тогда ваши вопли будут слышны до самой Сианы.

Уилл откинулся назад, сглатывая и чувствуя, как лицо заливает краска. Он никогда не

замечал за Риверте пристрастия к рукоприкладству, будь то хоть наказание слуг, хоть

любовная причуда, но сейчас граф как будто был совершенно серьёзен. Во всяком случае,

по тому, как ритмично сжимались и разжимались его пальцы на ручке кресла, Уилл

понял, что рука эта в буквальном смысле чешется, так жаждет всыпать ему по первое

число.

Что ж… он заслужил. Он не углядел за Лусианой, он рисковал ею и собой и… он заслужил.

Вздохнув, Уилл встал и взялся руками за штаны, покорно готовясь спустить их на бёдра.

То, что случилось потом, произошло в мгновение ока. Только что Риверте сидел в кресле –

а в следующий миг уже стоял перед Уиллом, схватив его за загривок и притянув к себе,

так, что грудь Уилла вдавилась в его грудь. Уилл ощутил кожей тугую повязку на его

рёбрах, и невольно вздрогнул, как будто переняв его боль. Он застыл, не понимая, что

происходит, всё ещё придерживая штаны руками.

– Сир? – неуверенно проговорил он, не смея глядеть ему в лицо. – Вы… как вам… мне

лучше лечь или…

– Что самое чудесное в вас, – сказал Риверте, запуская пальцы левой руки ему в волосы, –

это то, что, спустя все эти годы, вы совершенно не меняетесь.

И поцеловал его, глубоко, жарко, нежно, мягко, тепло.

Уилл застонал ему в рот – он не знал, от страсти или от облегчения. Его руки взметнулись

вверх, сцепляясь у Риверте на шее, стиснулись, и тут же разжались, когда Риверте слегка

вздрогнул. Уилл совсем позабыл, что у него, должны быть, по-прежнему адски болит всё

тело.

– Простите, – пробормотал он. – Я…

– Да, да. Извиняйтесь, Уильям, прошу вас, для меня ваш лепет как музыка. Начните с того,

за каким чёртом вас принесло в Тэйнхайл вместе с моей женой, когда король объявил

меня вне закона и под страхом смерти запретил кому бы то ни было меня спасать.

– А я вас и не спасал. Это вышло совсем случайно, – ответил Уилл, и был вознаграждён за

все свои мучения недоумённым выражением на лице Риверте.

– Правда? Объяснитесь.

Уилл рассказал ему про хитрость, придуманную Лусианой, решившей обойти запрет

короля путём апелляции к вражде Уилла со своим старшим братом. Риверте, выслушав,

улыбнулся с нескрываемым восхищением.

– Вот это женщина, а? Я бы и сам не додумался. Ну, во всяком случае, не так быстро.

– Я тоже, – сказал Уилл. – Когда я узнал, что вы… что вас… я как будто голову потерял. Я

не знаю… не знаю, что бы я делал. А она сохраняла полное хладнокровие. Я думал, это

оттого, что ей на вас наплевать, но если бы не она, я бы не придумал сам, как вас спасти.

И она вдохновила солдат, она… она правда вас достойна, сир, она вас очень-очень

достойна.

Он задохнулся, когда Риверте молча провёл левой ладонью по его щеке, и Уилл понял, что

она опять мокрая. Разбитые губы мягко коснулись его век, тёплый влажный язык слизнул

слёзы с ресниц.

– Ну вот, вы снова ревёте. Ну что это такое, сир Норан? Вы сегодня осадили

неприступный замок, победили и утёрли нос своему напыщенному братцу. Радоваться

надо, а не реветь.

– Я н-не знаю, – всхлипнул Уилл – он честно старался сдержаться, господи боже, ну ему же

не три года, и всё уже позади, почему же ему сейчас так плохо? – Н-не знаю, простите… я

пойду…

– Никуда вы не пойдёте, не говорите глупостей. Садитесь. Вам бы сейчас хорошего

крепкого самогону, но я весь выпил. Ну сядьте же.

Риверте усадил его на кровать и сам сел рядом, всё ещё обнимая за шею. Уилл вздохнул и

торопливо утёр нос рукавом. Теперь, когда Риверте, кажется, отказался от мысли выдрать

его ремнём, как дурную козу, на душе у него немножечко полегчало.

– Я знаю, – сказал он, – знаю, что вы мне хотите сказать. Что я не должен был рисковать

сирой Лусианой и вашим ребёнком и… собой тоже. Но я же не мог вас бросить. Ну как вы

не понимаете, сир, я не мог вас бросить. Я вас…

– Уильям, перестань. Не надо. Отдышись, – мягко сказал Риверте, и Уилл понял, что и

впрямь задыхается. Сердце у него колотилось, как бешеное. Он тяжело вздохнул и без сил

привалился головой к плечу Риверте. Тёплая ладонь легла ему на затылок, вжимая лицом

в сильную шею.

– Просто никогда так больше не делай, – сказал Риверте, перебирая мокрые от пота волосы

на его затылке, и Уилл огрызнулся:

– А ты не попадайся – вот и не буду делать.

Риверте тихонько фыркнул.

– Стоило попасться, чтобы поглядеть, каким боком это выйдет Рикардо. Хотел бы я видеть

его физиономию, когда он узнал.

Уилл вскинулся, недоверчиво глядя в его расслабленное лицо.

– Вы ещё скажите, что попались нарочно!

– Ну что вы, до такого безрассудства даже я бы не дошёл. Но да, я понимал, что, если

такое случится, Рикардо мне помогать не станет. И это правильно. Я вляпался сам, и

выбраться – это была моя забота. На его месте я поступил бы точно так же.

Уилл отодвинулся от него. Недоверие в его лице стало ещё более явным.

– И это… – проговорил он, с трудом подбирая слова, – это вы, вальенцы, называете

дружбой?! Смотреть, в какую ловушку себя загонит один из вас по вине другого, и

забавляться, наблюдая, как он станет выпутываться? Да не пошли бы вы к чёрту, сир, с

такой дружбой и такими друзьями!

Глаза Риверте расширились. О нет, подумал Уилл, чувствуя, как его внезапно