сиром Риверте не прошли Уиллу даром во многих смыслах – вопреки злым языкам,

господин граф заставлял своего любовника упражняться не только в постели и не только с

разнообразными непристойными приспособлениями. Помимо этого, он учил его ценить

хорошую поэзию и хорошее вино, и хорошо одеваться, и думать, и драться. О последнем

Уилл сам его попросил, хотя и понимал, что из него никогда не выйдет воина – это был не

его путь. Но он знал, что должен уметь постоять за себя, хотя бы ради Риверте, у которого

со временем отнюдь не становилось меньше врагов. Уилл хотел снять с его плеч хотя бы

часть заботы о его, Уилла, безопасности. Риверте сказал, что это благородное желание

будет стоить ему семидесяти семи потов и стертых в кровь ладоней, но Уилл был полон

решимости. Ему было хорошо рядом со своим Риверте, чем бы они ни занимались –

любовью, стихами, войной.

И кое-чему Риверте его, похоже, всё-таки научил.

– Уильям? Я не помешаю? – раздался негромкий голос из темноты, подёрнутой сполохами

сторожевых огней и шелестом ветра в траве. Уилл поднял голову, потом завертел ею,

пытаясь прикинуть, на что можно бы предложить сире присесть.

Она разрешила его сомнения, подобрав ноги под себя и усевшись на пятки прямо на

голую землю.

– Я хотела сказать, – проговорила она, сложив руки на коленях и глядя ему в лицо, – что

там, на поле, вы держались очень достойно. Всё, что ваш брат говорил вам, и то, как вы

отвечали… Он гордился бы вами.

– Вы думаете? – пробормотал Уилл. Кто «он», было понятно без слов, и Уилл, говоря по

правде, сомневался, что, увидь «он» Уилла и свою супругу в этот самый миг, с «его»

сахарных уст слетели бы сколько-нибудь цензурные слова.

Лусиана коротко улыбнулась Уиллу вместо ответа. Уилл в который раз подумал, до чего

удивительна эта женщина – за всё время знакомства она не переставала преподносить ему

сюрпризы один за другим. То холодная, то страстная, то искренняя, то надменная, то в

роскошном подвенечном платье, то в мужской сорочке и сапогах для верховой езды.

Сейчас в ней привычной и знакомой оставалась только причёска – она по-прежнему

убирала волосы в косу и укладывала её на шее на хиллэсский манер. Интересно, значит ли

это, что прежде она бывала в Хиллэсе? Уилл подумал , что надо будет когда-нибудь

спросить её об этом.

– Если он узнает, что вы здесь, то убьёт нас обоих, – мрачно сказал Уилл.

Лусиана изогнула бровь. Потом широко улыбнулась. Уилл занервничал.

– Что?

– Вы не заметили, как забавно это прозвучало? Как будто мы с вами любовники и вы

боитесь, что он нас застанет, – она засмеялась, когда Уилл залился краской. Потом смех

стих, и она посерьёзнела снова. – Но в одном вы правы – вряд ли он будет рад меня видеть.

– Скажите мне, что завтра не пойдёте в бой.

– Я пойду завтра в бой, Уилл.

– Ну пожалуйста! – взмолился он, невольно подаваясь к ней и глядя на неё отчаянным

взглядом. – Вы же беременны! Подумайте о своём ребёнке – о его ребёнке, господа бога

ради! Не подвергайте себя такому риску, вы…

Он задохнулся, когда её маленькая белая рука легла на его запястье, и вздрогнул.

– Поберегите силы. Я не так вздорна и глупа, как кажусь. Я чувствую своё тело и знаю его.

Обещаю вам быть настолько осторожной, насколько это возможно при штурме вражеской

крепости.

– Хоть не кидайтесь в первых рядах с мечом наголо, – сердито сказал Уилл, с досадой

выпрямляясь.

– Я и не собиралась. Лишний арбалетчик в прикрытии никогда не помешает.

Уилл насуплено смолчал, высказывая этим своё крайнее неодобрение. Но руку графини со

своего запястья не сбросил, и она через какое-то время убрала её сама, оставив на его

покрытой мурашками коже островок тепла.

– Сира Лусиана… почему вы это делаете?

Она не посмотрела на него, и ответила не сразу. Оплела руками колени, задумчиво глядя

вперёд, на костры.

– Делаю что?

– Это. Спасаете его. Помогаете мне, – Уилл поколебался, когда она бросила на него

насмешливый взгляд – в самом деле, большой ещё вопрос, кто тут кому помогает. – Нет, в

самом деле. Вы могли бы сейчас быть с вашей дочерью в Вальене, в безопасности, в

достатке. Ведь немилость короля Рикардо не распространяется на вас. Вы получили от

этого брака всё, что могли получить, так почему же вы… – он неопределённо махнул

рукой, не зная, как закончить.

Лусиана задумчиво опустила подбородок на колени. Сейчас, когда полумрак скрадывал

мелкие морщинки и складки, она казалась удивительно юной и хрупкой, почти девочкой.

Уилл вдруг подумал, что, наверное, вот такой она была, когда Риверте увидел её впервые

и захотел.

Что-то кольнуло Уилла внутри – странное, незнакомое, новое для него чувство. Он не знал

ему названия, и не был уверен, что хочет знать. Но сейчас, в этот миг, он подумал, что

понимает Риверте. Если бы Уилл сам должен был жениться и мог выбирать, то из всех

женщин мира он выбрал бы именно эту.

– Вы не поверите, сир Уильям, – медленно проговорила Лусиана Риверте, – но я не знаю.

Быть может, я чувствую, что с ним поступили нечестно… несправедливо. Ведь с сиром

Риверте король также заключил уговор, как и со мной. Я свою долю получила. Он – был

обманут. Можно сказать, что я…

– Чувствуете себя виноватой? – подсказал Уилл, и когда она неуверенно кивнула, сказал: –

Миледи, это не ваша вина. Вы своё слово сдержали, это Рикардо его нарушил.

– Дело не в этом. Понимаете, Уилл, иногда люди делают что-то, не думая, почему они

должны это сделать. Я уже говорила вам, что у меня не было выбора – я не могла не

прийти за ним, я не могла его бросить после того, что он ради меня делал. Потому мне

трудно ответить на ваш вопрос прямо и… полно. Есть вещи, которые мы делаем не отчего-

то, а просто потому, что так правильно.

Она подняла голову и посмотрела на него блестящими в огнях костров глазами, словно

спрашивая подтверждения, понял ли он её. И – да, Уилл её понял. Он знал, о чём она

говорит, знал лучше, чем можно было объяснить словами. Он смотрел во тьму перед

собой и думал об этом, когда Лусиана Риверте вдруг наклонилась к нему, накрыла

ладонью его лицо и поцеловала в губы.

В этом поцелуе не было ни страсти, ни вожделения. Это не был поцелуй любви или

приглашения к соитию. В нём не было ни предвкушения грядущей битвы, ни страха перед

возможной смертью. Лусиана Риверте просто коснулась губ Уилла своими губами в

самом целомудренном, самом мягком и нежном поцелуе, какой только могла подарить

женщина мужчине. Не как любовница – как сестра.

И Уилл вдруг понял, что она, зная о том или нет, любит Фернана Риверте. И его, Уилла

Норана, она любит тоже – за то, что Уилл Норан влюблён в её мужа. За то, что, как и она,

не оставил его. И их любовь, любовь к одному и тому же человеку, будучи такой разной,

сближала их так, как никогда бы не сблизила общая кровь, если бы она текла в их жилах.

Она отстранилась, всё ещё держа ладонь на его щеке, и Уилл, взглянув ей в глаза, осознал,

что всё понял верно. Лусиана слегка улыбнулась ему, и ветер забросил ей в лицо прядку,

выбившуюся из косы.

– Спокойной ночи, Уилл, – прошептала она и ушла в свою палатку.

Уилл ещё какое-то время сидел на земле рядом со своими доспехами и мечом, сцепив

руки на расставленных коленях и пристально разглядывая чёрный силуэт Тэйнхайла,

застывший в ночи. Он подумал, не помолиться ли ему, но он не делал этого слишком

давно, и совсем забыл все канонические слова – а впрочем, они и раньше вечно вылетали у

него из головы в самый необходимый момент. Он давно ни о чём не смел просить бога,

зная, что, после всего случившегося, не имеет на это права. Он повторил несколько раз