– Грех жаловаться, – кивнул он.

– А мясо? – вернул я его на путь истинный.

– А мясо я у однополчанина покупаю, он бычка забивает раз в полгода, половину – мне, как своему, – ответил пенсионер. – Нам хватает. Честно все, – на всякий случай подстраховался он. – Не колхозных забивает – своих!

– Честных людей вообще гораздо больше чем ворья, – с улыбкой кивнул ему я.

– Тож так считаю, – согласился Елисей Семенович.

Путь наш лежал вдоль Волги, дождик потихоньку прекращался, и пробившиеся сквозь потерявшие мощь тучки солнечные лучики породили здоровенную, яркую радугу – от берега до берега.

– Мы с соседом на рыбалку завтра пойдем, – поделился планами пенсионер. – Это тож к твоему «мясному вопросу» – вон какая красота под боком, – указал на реку. – С голоду помереть не даст.

– От голода помереть страна не даст, – поправил его дядя Петя. – У нас на подножном корме никто уже не живет.

– Как сказать, – приосанился Елисей Семенович. – Вот сосед как раз и «подножничает» – у него пенсия минимальная, сорок три рубля (потому что Андропов успел поднять). Вот ему или мяса купить, или все остальное, вот и сидит с удилищем, рыбку дергает.

– Если работу ему найдем нетяжелую – согласится? – спросил я.

– Не согласится, – покачал головой дед. – Я предлагал – брат невесткин в кооператоры подался, вот ему сторож нужен был за тридцать рублей склад сторожить, мне Иваныч тогда так и сказал – «да нах…», – Елисей Семенович покосился на Виталину и осекся. – Свое отработал, говорит.

– В любом случае надо пенсии поднимать, – поморщился я. – Прав ваш Иваныч – свое отработал, значит заслужил минимум среднюю зарплату по стране в виде пенсии – это ж справедливо.

– Это как сказать, – собеседник устроился поудобнее. – Я вот всю жизнь пахал – не потому что лучше других, а потому что не понимаю зачем на работу приходить и от нее же бегать: тебе же, дуралею, и денег нормальных не заплатят. Какой смысл? А вот Иваныч наоборот – ему работа что клуб была: сидеть, курить, да анекдоты травить. И вот насчитали бы ему мои же семьдесят пять – мне было бы обидно, потому что Иваныч в моих глазах – тунеядец!

– И это тоже справедливо, – признал я. – Но я же не про уравниловку, а о подъеме минимума. Например Иванычу – сотня, а вам, как заслуженному труженику – все две.

– Это дело! – гоготнул Елисей Семенович. – Когда такую благодать сделают?

– За пятилетку, по телевизору же рассказывали, – ответил я. – Постепенно, добавляя по чуть-чуть каждые полгода, вслед за общим экономическим ростом всей страны.

– А коммунизм когда будет? Хрущев обещал, Брежнев обещал, а при деде твоем – как-то замолчали, – задал дедушка неудобный вопрос.

– Технический прогресс замедлился, – ответил я. – Не потому что наши ученые ленятся, а потому что вот так оно работает – все что по верхам от природы взять можно было, человек уже освоил и поставил себе на службу. Теперь нам предстоит долго и нудно выцарапывать крохи настолько сложных знаний, что без двадцати лет университета за плечами о них и представления не имеют. И это не только у нас так – общемировая проблема. А коммунизм – это в первую очередь механизация и роботизация. У нас, извините, даже батарейки на которой робот будет работать хотя бы часа три без розетки нету. У человечества нету, имею ввиду – какой тут нафиг коммунизм? Но жить хочется хорошо всем и прямо сейчас, поэтому Партия строит образцово-показательное социалистическое государство.

– Не поживу при коммунизме значит, – пригорюнился дедушка.

– И наши с вами внуки скорее всего не поживут, – разделил его грусть я. – Но может быть поживут правнуки или правнуки правнуков – разве оно того не стоит? А про сейчас – все в сравнении познается, и среднестатистический Советский человек живет лучше 90 % населения планеты. И дальше будет жить еще лучше.

– У меня батя при царе на Урале работал, в шахте, – решил поделиться Елисей Семенович. – Как это в учебниках называется – «отхожий промысел». Дай боже кирками промышляли – по шестнадцать часов. Жили в бараке – шконки в три ряда, некоторые – прямо семьями. Когда меня в техникум взяли, батя плакал – и не мечтал, что сын учиться будет. Когда война началась, плакал, что на фронт не взяли – «за такую страну, сынок, и жизни не жалко» – вот что мне сказал.

– А вы?

– А я что – раз батя сказал, значит так оно и есть, – пожал плечами Елисей Семенович. – Из-за стола сразу в добровольцы, вместе с сыном – ему уже почитай два десятка было, – улыбнулся. – А ты – «мясо», «мясо»! Мясом СССР не измерить.

– Вам бы политинформацию проводить, – улыбнулся я.

– А я и провожу, – он с ухмылкой достал из кармана корочку члена КПСС.

– А меня пока не берут – мал, – позавидовал я.

– А бандитов ловить не мал? – ухмыльнулся дед.

– Сам удивляюсь что разрешили, – хохотнул я.

Живет Елисей Семенович в «хрущевке», в «трешке» на двух хозяев. Комната у него, а две соседние – семья из четверых человек. А вот подозрительная дама безраздельно владеет аж «двушечкой» – бездетная вдова «какого-то упыря из Горкома» потому что.

С ней мы встретились на лестничной площадке – одетая в импортный юбочный костюм, стоящая на каблучках чешских туфелек крашенная хной женщина лет сорока стеснительно пыталась прятать украшенные кольцами с драгоценными камнями пальцы рук, чем вызывала легкое веселье мешающих этому «дядей» из сопровождения.

– Здравствуйте, гражданка Воскресенская, – от имени нашей группы поприветствовал даму дядя Витя.

– Что происходит, товарищи? – она скользнула взглядом по группе, недоуменно покачала бровями на меня и решила не обращать внимания.

Меня кто-то не знает! Какой жуткий удар по самооценке!

– Дуру-то не включай, Клавка! – продемонстрировал накопленный за время пребывания с нами опыт Елисей Семенович. – Оно тебе надо – за этого урода сидеть?

И подмигнул дяде Вите с видом «как я её, а?».

– Какой «сидеть»? Какой «урод»?! – на ходу наращивая громкость и праведный гнев, вступила в полемику дама. – Чей-то ты на меня клевету разводишь, козел старый? Да он же алкаш, товарищи, чего вы его слушаете?! – возмущенно всплеснула руками. – Я – честная женщина. Библиотекарь! Да у меня высшее образование и почетная грамота от Парткома!

– Покажете? – попросил дядя Петя.

– И покажу! – гордо вскинула она голову. – Только пусть молодой человек ключи отдаст, – ткнула пальцем в держащего ее сумочку «дядю».

– Отдай, – велел дядя Петя.

Клавка открыла дверь квартиры и повела нас внутрь:

– Только обувь снимете – я не алкашка, у меня вообще-то чисто!

Оказавшись в оклеенной советскими желтыми обоями «в цветочек» прихожей, мы выполнили ее требование, повесили зонтики на кривовато висящую вешалку, и по аккуратно покрашенным доскам лишенного ковров пола пошли по коридору.

– Вентиляции, – скомандовал дядя Витя подручным.

Мужики шмыгнули в санузел и кухню, а хозяйка жилища расстроилась:

– Вы что себе позволяете? Какие еще «вентиляции»? У вас может и ордер есть?

– Есть, – показал ей дядя Витя требуемое.

Я выписал – имею право как ревизор!

– Тут три морозилки, – раздался сопровождаемый хлопками дверей голос со стороны кухни. – Во всех трех мясо.

– На зиму запасаешься? – подколол Клавку Елисей Семенович.

– А может и на зиму! – уперев кулаки в не потерянную с возрастом талию, ответила она. – Тебя, козла, забыла спросить!

– Тряпичный сверток из вентиляции, – вышел из туалета «дядя» с тряпичным свертком. – Бачок пуст.

– А ты поглубже в унитаз-то залезь! – посоветовала ему Клавка.

Открыли сверток – полторы тысячи рублей купюрами.

– Забирайте, раз уж у нас тут тридцать седьмой год вернулся! – с отвращением выплюнула хозяйка дома.

– Взятку предлагаете? – заинтересовался дядя Петя.

– КГБ не купишь! – злорадно заявил Елисей Семенович.

– Х*ятку! – презрительно фыркнула Клавка. – Я юридически подкованная, меня не проведешь! Ворвались, обыски какие-то проводят без понятых. Грабить пришли? Грабьте!