— Я рада, что вы с отцом переживаете вторую молодость, но все-таки было бы лучше, если бы ты одевалась… правильно. Я хочу сказать, в твоем возрасте… это слишком. И миссис Эшли наверняка заметила.

Эбби не знала, то ли заплакать от обиды, то ли дать выход злости.

Всю обратную дорогу Эбби молчала. Едва Сэм остановил машину возле ее дома, как она сказала:

— Спасибо. Думаю, тебе не стоит выходить…

— Но нам многое надо обсудить,

— Например? Как мне одеться на вечеринку, чтобы угодить дочери?

Сэм развел руками.

— Признаю свою вину и прощу прощения. Хотя должен признаться, что с удовольствием созерцал твою прелестную грудь.

— Ты удовольствие получал, а мне достались осуждение дочери и миссис Эшли.

— Брось! Совершенно ясно, что Анна ужасно боится тебя, поэтому Стюарту и Кэти ничего не остается, как ее защищать.

— Боится меня? — изумилась Эбби. — С чего ты взял? Она только и делает, что критикует меня и всячески старается унизить…

Сэм улыбнулся.

— Ну-ну, Эбби. Ты слишком умна и слишком хорошо знаешь людей, чтобы не разобраться в ее поведении. Лучше спроси себя, почему миссис Эшли приходится защищаться? Встань на ее место. Что она делала в своей жизни? Сидела дома и ухаживала за мужем и детьми, а ты…

— Она считает меня плохой матерью и без конца дает мне это понять. Намекает, что я, видишь ли, недостаточно хорошо смотрела за Кэти и в первую очередь думала о себе, а не о ней.

— Она делает вид, что так думает, — не согласился Сэм. — А на самом деле до смерти боится, как бы ты не завладела Стюартом и Кэти, и твое влияние не стало бы основополагающим в их жизни.

— Не может быть!

— Именно так. Послушай, давай доспорим в Доме, — твердо сказал Сэм. — Нам действительно надо кое-что обсудить…

Эбби махнула рукой и вышла из машины.

После пустого и запущенного «дома» Стюарта и Кэти теплая веселенькая кухня Эбби казалась на редкость привлекательной. Сэм с одобрением осмотрелся и с искренним восхищением воскликнул:

— У тебя истинный талант вить уютное гнездышко!

— Я бы не назвала это каким-то особым талантом, потому что он в природе почти каждой женщины. Точно так же мужчинам дано легко справляться с техникой, — не скрывая насмешки, ответила Эбби.

— А, да… Кофейник, — усмехнулся Сэм. — Признаю. Моя вина…

— Это точно. Никогда не забуду, как он взорвался и испортил мне всю кухню. Помнишь, как мы оттирали эти пятна?

Она сначала улыбнулась, потом, не утерпев, расхохоталась, уж больно забавным было воспоминание об этом событии первых дней их с Сэмом супружеской жизни.

Эбби первым делом закричала, едва увидела взорвавшийся кофейник и заляпанную коричневыми пятнами кухню. Однако Сэм уверил ее, что ничего страшного не случилось, и увлек наверх подальше от места своего преступления, чтобы проверить, «все ли в порядке в спальне».

Разумеется, в спальне все было в порядке, и Сэму не составило особого труда затащить Эбби в постель. Насколько она помнила, он слизывал с ее кожи кофе и приговаривал, что ничего более вкусного и возбуждающего в жизни не встречал.

— Правда, это не моя вина. Кофейник был какой-то ненадежный, — сокрушенно проговорил Сэм.

— Ну конечно, — вновь зашлась в смехе Эбби.

— Подумаешь, один раз ошибся, — оправдывался Сэм. — Любой имеет право на одну ошибку.

— На одну ошибку… — повторила Эбби, и смех замер у нее на губах.

Похоже, она успела сделать не одну ошибку в отношении своей дочери… Слишком много их наделала, так что теперь будет трудно вновь перекинуть мостик через разъединивший их поток.

— Что?.. Что с тобой? — озабоченно спросил Сэм, заметив, как из ее глаз исчезло счастливое выражение, и в них вновь поселилась боль.

— Я подумала об ошибках, которые нельзя забыть и простить.

Эбби отвернулась, чтобы он не мог видеть ее лица. Она сердилась на себя за то, что боится признаться Сэму в своих страхах.

Какая ему разница, любит меня Кэти или не любит? Ему даже выгоднее, если не любит. Какая же я была дура, когда позволила Сэму заглянуть в мои мысли… в мои чувства. Какая я дура, что вообще связалась с ним!

— Эбби, если ты о том, что случилось с нами… Я знаю…

— С нами? — Она покачала головой, едва сдерживая рвущиеся наружу слезы. — Нет. Я говорила о Кэти, об ошибках, которые совершила по отношению к ней.

Эбби не собиралась в этом признаваться, но ничего не могла с собой поделать, слова вылетали против ее воли. Она удивлялась: ну почему это случилось именно сейчас, ведь я всегда отлично умела держать себя в руках, даже если была отчаянно несчастна. Слезы оставляла на потом, на то время, когда оставалась наедине с подушкой в своей спальне.

— Ошибки по отношению к Кэти? — нахмурился Сэм. — Эбби, какие ошибки? Никаких ошибок не было. Ты идеальная мать. К тому же сумела заменить нашей дочери и отца тоже. Послушай, почему бы тебе не пойти в гостиную? А я пока поставлю чайник. Мы поговорим и все выясним…

— Что толку в разговорах? — Но Эбби все же ушла в маленькую, но на диво уютную гостиную с французскими окнами, выходящими в сад.

Наступили сумерки, но ей не хотелось включать лампу, потому что электрический свет слишком резкий и чересчур разоблачающий. И было уже по вечернему прохладно, но не настолько, чтобы включать обогреватель.

Так как размеры комнаты оставляли желать лучшего, то Эбби декорировала ее в кремовых тонах: обои, занавески, даже старинную софу обила кремовым Дамаском, который удалось по дешевке купить на какой-то распродаже.

Ремонт она закончила как раз к восемнадцатилетию Кэти и, помнится, ужасно гордилась, когда собрала гостей — только взрослых, — что Кэти восхищалась ею.

— Самое большое достижение моей жизни — это твое появление на свет, — сказала тогда Эбби дочери.

Она действительно так думала, да и сейчас готова подписаться под каждым словом. И теперь, когда она поняла, что ее любовь скорее обременяет Кэти, чем доставляет радость, Эбби стало мучительно больно.

Моя девочка стыдится меня, страдала Эбби, сбрасывая туфли и забираясь с ногами на софу — так она обычно сидела, когда чувствовала себя особенно несчастной. Наверное, Кэти нужна такая мать, как миссис Эшли. Такая мать, чье имя не сверкало бы одиноко на свадебных приглашениях. Такая мать, стены дома которой украшают свадебный снимок в нарядной рамочке и фотография серебряного юбилея этого события. Такая мать нужна Кэти.

Эбби стало невыносимо жалко себя, и она зарыдала в голос. Сэм замер на. пороге, внимательно глядя на нее, потом вошел и аккуратно поставил две кружки дымящегося кофе на журнальный столик рядом с софой.

— Эбби, не может быть, чтобы ты искренне верила, будто Кэти нужна такая мать, как Анна, — ласково проговорил он и, сев рядом, взял ее руки в свои.

— Почему не может? — спросила она, вновь поражаясь умению Сэма читать ее мысли и убеждая себя, что сейчас высвобождать свои руки было бы неловко и неуместно.

Разве можно обижать человека, который хочет тебя утешить?

— В тебе есть все, о чем только может мечтать ребенок, — продолжал он.

Прислушиваясь к его голосу, Эбби на всякий случай заглянула Сэму в глаза, не смеется ли он над ней. Сэм был предельно серьезен.

— Ты так много сделала, многого достигла…

Слезы сверкнули на глазах Эбби, и ей захотелось смахнуть их, но тут она вспомнила, что Сэм все еще держит ее руки.

— Сэм, пусти меня…

— Не могу. Честное слово, не могу. Прежде чем она успела остановить его, он поцеловал сначала одну ее руку, потом другую, потом стал целовать мокрые глаза, которые Эбби закрыла, избегая проницательного взгляда Сэма.

Это Сэм виноват, что все происходит так, как происходит, что я больше не могу контролировать свою жизнь. Он виноват, что мои чувства в такой сумятице, в какой не были много лет. Он виноват, что вместо того чтобы отодвинуться, я льну к нему и мои губы раздвигаются в ожидании ласки.

Он обнял ее и крепко прижал к себе; и руки Эбби, те самые руки, которые должны были бы оттолкнуть Сэма, крепко обняли его.