Вэнион побледнел от гнева, и рука его потянулась к мечу. Однако до того как события могли принять нежелательный оборот, к ним навстречу уже спешил знакомый им толстенький патриарх. Это был Эмбан.

— Вэнион? — воскликнул он в удивлении. — И Спархок! Когда вы вернулись?

— Мы только что прибыли, ваша светлость, — ответил Вэнион. — И кажется, у этого церковника вызывают сомнения наши личности.

— Ну, что касается меня, то это не так, — усмехнулся Эмбан. — Входите внутрь.

— Но, ваша светлость, — возразил церковник. — У Сарати сейчас идет встреча с первосвященниками Каммории, и здесь еще много посланников, которые ожидают, и которые гораздо… — он осекся; Эмбан медленно разворачивался к нему.

— Кто этот человек? — произнес Эмбан словно бы в пространство, а затем взглянул на церковника. — Собирай свои вещи, — велел он. — Первым делом завтра утром ты покинешь Чиреллос. Возьми с собой теплые вещи. Хьюсдальский мужской монастырь расположен на севере Талесии, и в это время года там жгучий мороз.

Первосвященники Каммории были быстро распущены, и Эмбан ввел Спархока и его спутников в комнату, где их поджидали Долмант и Ортзел.

— Почему вы не послали вперед гонца с известием? — спросил Долмант.

— Мы думали, что Воргун позаботится об этом, — ответил ему Вэнион.

— Кто же с таким важным посланием полагается на Воргуна? Ну да ладно, рассказывайте обо всем, что произошло с вами.

Спархок, с помощью друзей, подробно рассказал обо всем, что приключилось с ними в мрачном Земохе.

— Кьюрик? — взволнованно воскликнул Долмант, прервав повествование.

Спархок кивнул.

Долмант вздохнул и в печали склонил голову.

— Полагаю, вы отомстили его убийце? — спросил он, сдерживая боль свою и гнев.

— Да, это сделал его сын, Сарати, — ответил Спархок.

Долмант знал кем доводится Кьюрику Телэн, и он с удивлением посмотрел на мальчика.

— Как ты умудрился убить закованного в сталь воина, Телэн? — спросил он.

— Я воткнул нож ему в спину, — ровным голосом ответил Телэн, — прямо в почки. Хотя потом Спархоку пришлось помочь мне всадить в него меч. У меня самого не хватило сил пробить доспехи.

— А что теперь будет с тобой, мой мальчик? — с грустью в голосе спросил Долмант.

— Пуская немного подрастет, — сказал Вэнион, — А потом зачислим его послушником в Пандионский орден — вместе с остальными сыновьями Кьюрика. Спархок обещал это Кьюрику.

— А что, меня никто не хочет спросить, что я думаю? — возмущенно заявил Телэн.

— Откровенно говоря, нет.

— В рыцари? — фыркнул Телэн. — Меня? Вы что, все разом ум потеряли?

— Да не переживай так, Телэн, — попытался увещевать его Берит. — Быть рыцарем не так уж плохо, привыкнешь со временем.

Спархок возобновил свой рассказ. Однако ко многому из того, что рассказывал рыцарь, Ортзел оказался теологически не подготовлен, и как только Спархок закончил, глаза патриарха Кадаха остекленели и он в ошеломлении уставился на него.

— Вот, кажется, и все, что произошло с нами, — заключил Спархок. — Думаю, мне самому потребуется какое-то время, чтобы все это улеглось в моей голове — возможно, на это уйдет весь остаток моей жизни — и даже тогда останется многое, что я не смогу осмыслить.

Долмант в раздумье откинулся на спинку кресла.

— Думаю, что Беллиом — и кольца — должны быть переданы на хранение Церкви, — сказал он.

— Очень жаль, Сарати, — произнес Спархок. — Но это невозможно.

— Что ты сказал?

— У нас больше нет Беллиома.

— Что же вы сделали с ним?

— Мы бросили его в море, — ответил Бевьер.

Долмант в смятении воззрился на них.

Патриарх Ортзел с возмущенным видом вскочил на ноги.

— Как? Без разрешения церкви? — почти прокричал он. — Вы даже не испросили совета у Бога?

— Мы выполнили повеление другого Бога, — ответил Спархок. — Вернее, Богини, — поправился он.

— Ересь! — гневно выдохнул Ортзел.

— Вот уж не думаю, ваша светлость, — покачал головой Спархок. — Именно Афраэль передала в мои руки Беллиом. Она вынесла его из бездны в пещере Гверига. После того как Беллиом исполнил свое назначение, мне надлежало вернуть его обратно Афраэль. Но она этого не захотела и повелела бросить самоцвет в море. Я подчинился.

— Что вы натворили! — продолжал бушевать Ортзел. — Как можно с таким могущественным и опасным сокровищем обращаться как с простой безделушкой?! Возвращайтесь назад, отыщите его и доставьте Церкви!

— Думаю, он прав, Спархок, — серьезно проговорил Долмант. — Вам придется отправиться в путь и вернуть Беллиом.

Спархок пожал плечами.

— Как пожелаете, Сарати, — сказал он. — Мы сразу же последуем вашему повелению, как только вы скажете в каком море-океане нам его искать.

— Неужели вы… — растерянно произнес Долмант.

— Не имеем ни малейшего представления, — заверил его Улэф. — Афраэль привела нас на какой-то утес, возвышающийся над неизвестным нам морем, и мы забросили Беллиом в его воды. Это может оказаться побережьем любого моря или океана. Возможно, даже не в нашем мире. Кто знает, может, и на Луне есть океаны? Так что, боюсь, Беллиом навсегда потерян для нас.

Церковники, обескураженные такими речами, в смятении посматривали на них.

— В любом случае, Долмант, я не думаю, чтобы ваш эленийский Бог пожелал бы получить в свою власть Беллиом, — сказала Сефрения Архипрелату. — И даже полагаю, что Бог ваш — как и все остальные Боги — с большим облегчением узнает, что Беллиом успокоился до лучших времен. Думаю, Беллиом страшит их всех. Я знаю, что Афраэль боялась его. — Она помолчала. — Вы заметили как долго и тоскливо тянется эта зима? — спросила она. — И в каком вы подавленном настроении?

— Времена тревожные, — напомнил ей Долмант.

— Допустим, но что-то я не заметила, что вы пустились в пляс, узнав, что Азеш и Отт уничтожены. Даже это не смогло поднять ваше настроение. Стирики верят в то, что зима отражает состояние Богов. Что-то произошло в Земохе, что никогда не случалось раньше. Мы раз и навсегда обнаружили, что Боги тоже смертны. И я сомневаюсь, что весна вновь расцветет в наших душах прежде, чем Боги совладают с собой. Они сейчас слишком напуганы и пребывают в смятении от того, что произошло; и по правде говоря, пока им совсем не до нас и наших проблем. Они на некоторое время предоставили нас самим себе. И магия наша пока бессильна. Мы все сейчас одиноки, Долмант, и нам придется терпеть эту бесконечную зиму, пока Боги не вернуться. Боги.

Долмант вновь откинулся на спинку кресла.

— Ты встревожила меня, матушка, — проговорил он, и утомленно провел рукой по полуопущенным векам. — Хотя буду с вами откровенен. Последние полтора месяца меня не покидает это зимнее отчаяние. Однажды я проснулся в полночь, и слезы беспричинно текли из моих глаз. С тех пор я ни разу не улыбнулся и не почувствовал проблесков в душе моей. Я думал, что беда кроется во мне, но, видно, это не так. — Он помолчал. — Что ж, это ставит нас, как служителей Церкви, лицом к лицу с нашим долгом. Мы во что бы то ни стало должны отыскать то, что отвлечет настроения наших верующих от этого всеобщего отчаяния, то, что поставит перед ними цель — если не вернет радость.

— Можно заняться обращением земохцев, Сарати, — предложил Бевьер. — Они веками поклонялись Богу зла. Сейчас у них нет Бога. Так что может быть сейчас для Церкви важнее, как не обратить этих несчастных заблудших в истинную веру?

— Бевьер, — проговорил Эмбан с болью во взгляде. — Уж не стремишься ли ты, чтобы тебя причислили к лику святых? — Он взглянул на Долманта. — Хотя это действительно прекрасная мысль, Сарати. И дел у верующих станет хоть отбавляй.

— Вы бы лучше остановили Воргуна, ваша светлость, — посоветовал Улэф. — Он завис в Кадуме. И как только просохнет земля, он собирается отправиться походом на Земох и уничтожить все, что движется, на своем пути.

— Я позабочусь об этом, — пообещал Эмбан. — Даже если мне придется для этого поехать в Кадум и силой заставить его отказаться от своих намерений.