Я выложила на стол кошель. Бургомистр хмыкнул: — Забрала приданое и сбежала от жениха? Ладно, если ты все равно вступаешь в Орден и тратишь золотые на небоугодные дела, не выдам.

Сестра Мартия, увидев кошель, едва не задохнулась. Я поспешила уточнить: — Но это на ремесла и на куриц!

Я зашла к ткачам и нашла там семью попутчиков. Дети тихо сидели у стенки, взрослые бродили среди станков и шевелили губами. Владелец, отвлекшись от дела, покачал головой. Я подошла к красильщице: — Не выходит дела? — Не ткут тут столько, да и не прядут. — С ткачеством помочь не могу, а вот с прядением… Вы же и пряжу тоже красите или только готовую ткань? — И так, и сяк. — Значит, договоримся.

Вернулись мы под вечер, объехав еще два села, нагруженные сеном для лошади, зерном для кур, двумя плетеными из прутьев клетками с дюжиной квохчущего приобретения, тюками шерсти и чесалками. Колеса мы заказали, и нам велели приехать через два дня. Красильщики снимут у ткача место и поставят чан. Я дала им одиннадцатый золотой, чтоб заказали у заезжих торговцев краску получше, но сестрам об этом знать не надо.

Когда мы рассказали новости и выгрузили приобретения, сестры заулыбались, девочки-помощницы повеселели. — Может, и не придется в трактир идти, — выдохнула одна.

Я посмотрела вопросительно на сестер. Те отвели глаза. — Если к батракам замуж пристроить не можем, как подрастут, то идут работать кто куда. Сироте тяжко… В обитель без взноса не берут.

Да что ж у них за мир такой! Ясно же, кем станет в трактире пришлая разносчица, которую защитить некому! Да и при любой мастерской — хорошо, если мастер приличный человек, а если нет? Ничего, я вам устрою эмансипацию на одном отдельно взятом хуторе.

Ночь пришлось спать под квохтание и кудахтанье. С утра принялись сооружать загон для кур в сарае и учить детей чесать шерсть. Я, конечно, в этом не участвовала. О чесании шерсти я только знала, что это приходится делать перед прядением, но у сестер неба были навыки.

Я взялась за руководство кухней и тут же отругала себя, что не подумала о мыле. Хотя, обеспечить мылом надолго такую ораву не под силу даже подарку Трикатов. Ладно, хоть бы теплой водой мыть и мыться приучить.

* * *

Через два месяца приют воспрял. На вырученные от пряжи деньги купили еще одно прядильное колесо. Двое мальчишек пошли к красильщикам в подмастерья. Красильня переехала на новое место: угол в ткацкой стал мал, да и ткач решил поставить еще один станок — ткать из крашеной пряжи.

Я научила с нескольких девочек вязать вещи посложнее чулок. Почему-то ни до свитеров, ни до вязаных безрукавок тут еще не додумались, и вязаной резинки не знали. Узор с обычными косами привел их в полный восторг. Заезжий торговец выкупил три безрукавки по золотому за каждую и сообщил, что через месяц приедет еще. Золотой — это невероятно много. Это значит, что продавать он будет таким аристократам, как Трикат. Что ж, надо поговорить с сестрами, чтоб откладывали из заработанного девочкам на приданое, и выбирать они смогут вовсе не из батраков. Четыре девочки оказались с ловкими руками и хорошей памятью, и быстро переняли еще несколько схем. В ход пошло все, что я смогла вспомнить: елочки, шишечки, листья, рисунки из лицевой и изнаночной, рельефные узоры… В Колдроке я закупила пачку недорогой бумаги и несколько свинцовых карандашей, зарисовала все, что вспомнила, и научила девочек читать схемы. Я не знала, когда мне придется уезжать, но судя по скорости таяния золотых, надолго задерживаться после того, как пройдут холода, не стоит.

Хоть по местному календарю еще стояла осень, но к ночи прихватывал морозец. Сестры уверенно складывали поленницы дров. В последнюю поездку в Колдрок я снова провернула махинацию с "добычей" золотых у бургомистра и заказала полозья для повозки на зиму.

День, когда детям раздали по ломтю окорока, в приюте стал чуть ли не праздником. Раньше изредка доставалось по крохотному кусочку. Сестры понадеялись, что теперь хотя бы раз в неделю они станут есть мясное. Я отошла за сарай выплакаться.

Я слишком поздно подумала, что такой успех обязательно приманит каких-нибудь тварей, и вовсе не потусторонних. Пока я собиралась в следующий визит поговорить с бургомистром о том, как защитить приют, нас успели взять в оборот.

Услышав крики, я вышла из "взрослого" дома, оставив девочек присматривать за котлом. Их было тринадцать человек: десяток стражников, двое горожан не из простых и напыщенный хлыщ в дорогом камзоле. По выражению лица я сразу поняла, что предстоит бой. — Кто отвечает за это место? — подал голос один из городских.

Сестра Мартия вышла в перед: — Что вам угодно, господа? — Полагаю, вам известно, что эту землю вам дал в пользование лорд Найв. — Разумеется. — Лорд Найв умер. Его имущество унаследовал лорд Бетро, — он обернулся к хлыщу и подобострастно кивнул. — Вам предлагается освободить землю в срок семь дней. Впрочем, вы можете выкупить надел за двадцать золотых. — Неделя? Двадцать золотых? Здесь сироты! Здесь сорок детей! Куда их прикажете?

Поверенный оглянулся на хлыща. — Я думаю, небесные сестры должны задать этот вопрос Добрейшей Матери, — ответил тот с ухмылкой, которую я пожелала стереть с его лица самыми зверскими методами.

Если бы нам дали месяца два, мы могли бы выручить двадцать золотых за вязание, но тогда приют снова стал бы жить впроголодь без надежды на лучшее будущее ближайшие месяцы. Женщины кричали и умоляли, стражники сидели на лошадях как живые статуи, городские морщились, хлыщ улыбался. Вокруг собрались все, весь приют. Лорд Бетро хмыкнул: — Я готов поспособствовать устройству некоторых из ваших подопечных. Мне не помешают новые служанки, особенно такие, способные к ремеслам.

Ах вот оно что! Тварь! Хочет забрать обученных прях и вязальщиц!

Сестры стыдили его именами Небесных Родителей, что не произвело на него никакого впечатления. Кто-то из детей начал плакать, подхватили остальные. Пора брать дело в свои руки. — Тихо все! — рявкнула я во все горло. Замолчали даже маленькие дети. — Детей внутрь. Патка, вернись к котлу. Вы с ней, — ткнула в помощниц. — Взрослые сами разберутся.

Сестры смотрели на меня странным взглядом. И не скажешь им, что это только кажется, что я такая юная. А на деле я галдящих первокурсников могла угомонить, когда дополнительные лекции объявляла. Я обратилась к городским: — Будьте добры, господа, представьтесь и сообщите, кому вы служите.

Глаза лорда стали злыми, а улыбочка сошла с лица. — Морис Банмрак, поверенный семьи Бетро, — представился первый, перестав кривиться. Кажется, он воспринял меня всерьез после того, как я привела этот хаос к некоторому порядку. — Мейб Трелф, законник маркизата Рамбаух. — Господин Трелф, кому вы подчиняетесь, и какие у вас полномочия? — Младшая сестра, — резко сказал лорд Бетро, — не тратьте наше время, оставьте пустые разговоры. Мы возвращаемся.

Лорд начала поворачивать коня в уверенности, что остальные последуют за ним, но неожиданно законник ответил: — Сестры имеют полное право знать обстоятельства дела. Для этого меня, если вы помните, и прислали. Госпожа, я подчиняюсь маркизу Рамбауху. У меня задание проследить за законностью любой сделки, которую заключает лорд Бетро, и заверить ее магической печатью. — Благодарю вас. Чья это охрана? — Лейтенант Танц, — представился всадник на переднем коне. — Стража маркиза Рамбауха. Призваны проследить за безопасностью всех ввереных нам лиц.

А ведь ни лейтенанту, ни законнику не нравится то, что здесь происходит. Кому хочется пачкать совесть за чужое золото. — Господин Трелф, вы подтверждаете обещание лорда Бетро переписать этот надел на приют? — Да. Если до истечения недели вы заплатите двадцать золотых, земля ваша. — Лорд Бетро, господа, соблаговолите немного подождать.

К черту, к тварям, к демонам. Я выкручусь, а сорок детей накануне зимы не должны остаться без крова и налаженного хозяйства.

Я раздербанила два денежных схрона и достала кошель. Подумав, я переложила печатку из подвешенного под юбкой мешочка в другой кошель с тремя золотыми. Неудобно будет лезть под балахон на людях, а сорок детей стоят того, чтобы раскрыть имя, если понадобится. Я чуяла — понадобится.