Две бабульки, подтрунивая друг над дружкой, уже полдня выписывали круги по пригороду, наматывая километры пути меж особняков, редких холмов и впадин, с завидным упрямством выискивая тающий и практически неощутимый след.
— Вот сучка. — Априя сплюнула в сторону, хвостиком пристраиваясь за сестрой.
— Сама такая! — не поворачиваясь, бросила Мила.
— Я, может, и такая… была… лет семьдесят назад, но твоя барбосинка редкостная засранка, — рассмеялась Априя. — Сама-то, мать, поди, в городе не скучала? Ну-ка сознавайся, где тут у тебя еще дедки гожие хоть на что-нибудь припрятаны?
— Да на что они гожие? — Милана с сомнением оглядела живописную полянку, на которую они выбрались, с трудом перевалившись через старое поваленное дерево.
— Вот ты мне и скажи. — Априя, тяжело дыша, встала рядышком с сестрицей.
— Беда у мужиков в том, что они хотят всегда, да вот могут по факту изредка. — Старушка, порывшись в своей переметной сумке, извлекла на свет небольшой металлический цилиндр, увитый таинственными письменами, состоящий из наборных подвижных колец. — А наша женская доля быть готовыми всегда, да вот хотеть изредка.
— Ага-ага, — покивала Априя, извлекая из своей сумки целый ворох связанных тесемкой костей. — Помню я, как ты изредка в Милтенкраусе. От тебя тогда даже моряки убегали.
— Ну, так уж и убегали… — Милана ловко меняла градации на своем цилиндре, периодически поглядывая на костяной набор сестры. — Им просто в рейс нужно было уходить.
— Ага, посреди ночи, в безветренную погоду, гребли так, что пену на море взбивали. — Априя задумчиво оглядела полянку. — Чуешь?
— Да, — кивнула сестра. — Здесь она была, здесь, только вот не пойму, почему истаивает след?
— Пойдем, глянем. — Пожала плечами Мила, пряча обратно свой прибор.
Две бабульки, придерживая друг дружку, по колено в траве пересекли поляну, вновь входя в густой кустарник, за которым совершенно неожиданно прятался каменный завал вперемешку с уже слежавшейся землей.
— Ого, какая дырка! — Покачала Априя головой, остановившись перед уходящим под землю тоннелем.
— Это у тебя там дырка. — Пакостливо хихикнула Мила, склонившись у находки. — А это лаз!
— Это у тебя как раз лаз, — не осталась в долгу сестра. — А это вход.
— Тьфу. — Милана Хенгельман сплюнула в темный зев прохода. — Сладенько-то как гнильцой тянет.
— Тряхнем стариной? — молодцевато подбоченившись, спросила Априя, вскинув бровь.
— А у тебя еще есть чем потрясти? — Милана с сомнением оглядела сестру.
— Уведу, — предупредительно и с вызовом ответила та, открывая свои кошели и сумку, чтобы извлечь из них целую кучу всевозможных ингредиентов.
— Кого? — Милана также принялась извлекать свои запасы.
— Деда твоего. — Априя зазубренным ножом прямо по дерну принялась выводить многолучевую звезду. — Найду и уведу, сознавайся сразу, это пекарь с четвертой улицы?
— Да какой он пекарь? — Рассмеялась Мила, порошками заполняя за сестрой надрезы земли. — Он уже лет двадцать как тестомес, только и может, что мять.
— Неужто портняжий из лавки Перрея? — Хмыкнула Априя, венчая лучи наборами вязаных трав и черепками мелких животных.
— Не-е. — Милана принялась наполнять звезду скрепляющими стежками своих заклинаний. — Его ниточка уже никогда не войдет в ушко иголочки.
— Так ты приголубь его, подтяни ему здоровицето. — Априя включилась в плетение сестры, наполняя его своей силой.
— Я, если у него потяну, у него оторвется. — Милана благодарно кивнула сестре, принимая ее силу в свою вычурную магическую формулу. — Он даже в лучшие свои годы больше двух раз не мог. Слабенький он, к рассвету скопытится, это как пить дать.
— Ну, тогда я знаю. — Хмыкнула Априя. — Старый Шерп, кузнец как-никак в прошлом.
— Так. — Милана поджала губы, завершая свою магическую конструкцию. — Кузнеца мне не тронь!
— Жалко, что ли? — Априя собирала остатки своих ингредиентов.
— Устроишь ему свое любимое «йе-х-у-у — ты-гы-дык», наездница, что я с ним потом делать буду? — Мила также принялась подбирать остатки своих заготовок. — Всю задницу исхлестаешь, да покусаешь и исцарапаешь всего.
— Родненькая моя. — Априя залилась сухим каркающим смехом. — Да мне уже кусаться нечем!
— Ну, ты на себя не наговаривай. — Милана принялась стряхивать с сестры налипшую траву. — Ты у меня еще красотка хоть куда.
— Не, — покачала та отрицательно головой, поправляя у своей сестры съехавший платочек. — Хоть куда лучше не рисковать, могу и оконфузиться, лучше все по-стариковски, как положено.
Они какое-то время молча приводили себя в порядок, с прищуром поглядывая в темный проход подземелья.
— Долго что-то. — Вздохнула Мила, поглядев на теплое земное светило, что уже порядочно завалилось за полдень.
— Пирожок будешь? — Априя извлекла небольшую тряпицу, развернув ее и протянув сестре дутые зажарыши, богатые тестом. — Утром пекла, этот с яичком и лучком, а эти с сыром и курочкой.
— Хороши. — Мила принялась потихонечку обжевывать угощение. — Надо было нам с тобой в кухарки по молодости податься.
— Пф. — Априя также выбрала себе угощение, остатки пряча обратно. — У них жопы толстые, не то что у нас, сама глянь, какие мы ладненькие.
— Были лет семьдесят назад, — рассмеялась Милана.
Какой-то приглушенный полурык, полузахлебывающийся сип прервал их разговор.
— Ишь как булькает, болезный, — произнесла Априя, с любопытством глядя, как из-под земли на свет выползает жуткий опухший мертвец, страшно тараща свои бессмысленные остекленевшие глаза. — Глядикась, пообглодали-то как капитально его.
— М-да уж. — Покачала Милана головой. — А мы гадаем, чего он припозднился, хорошо вообще дополз, бедняга.
Покойник, некогда видимо здоровенный бородатый мужик, скалил зубы и греб руками землю, неуклюже оскальзываясь и падая наземь.
— Ладно, замри. — По щелчку пальцев Миланы Хенгельман покойник застыл, словно каменный истукан. — Ты кто таков был?
— Кха-ркх, Гро-о-оуз. — Покойный с трудом ворочал синим распухшим языком. — Гро-оуз Гвоздь.
— Контрабандист? — Априя дожевала пирожок, вытирая жирные руки о подол платья.
— Да-а-а-а, — протянул усопший.
— Много вас там, в туннеле лежит? — Милана кивнула в сторону подземелья.
— Трое-е-е. — Голова покойного слегка повернулась набок.
Старушки попеременно вопрошали своего призванного визитера, более или менее вникая в суть вопроса. История вышла банальная, эта группка контрабандистов ночью как всегда переправляла товар под стеной города в обход пошлины, снимаемой стражей на вратах. Ну и, как водится, еще кое-что для души тащили, то, что запрещено продавать. Где-то уже к рассвету их и постигла страшная участь в лице сбежавшей гончей, что вышла на их след, а заодно частично отобедала, или вернее отужинала, всей этой лихой компанией. Старушки еще какое-то время задавали вопросы, но большей ясности в дело ответы не приносили. Самым непонятным было то, что гончая вообще смогла сбежать. Как она вообще могла начать… думать? Откуда в ней пробудились желания, или что ей вообще движет?
— Собирай дрова и хворост, — отдала команду мертвому слуге Милана. — И дружков потом принеси сюда же.
Бабушки, покряхтывая, отошли чуть в сторонку, усевшись на ствол поваленного дерева и неспешно перебрасываясь между собой шутками и мыслями вслух.
— Ну что мыслишь, сестрица? — Априя подперла ручкой щеку, наблюдая, как вздувшийся покойник таскает из лесочка сухие ветки деревьев.
— Да что тут сказать? — Пожала другая сухонькими плечами. — Ерунда какая-то происходит, я даже предположить не берусь, что с нашим песиком сделал старикашка Тид.
— А ты что делала? — Априя перевела на нее свой взгляд. — Может, в этом и есть разгадка? Алексис не просто же так положил на нее взгляд? Из чего собирала, на что привязывалась, контроль стандартный или с усилением был?
— Да ничего особенного. — Та сладко зевнула, пригревшись на солнышке. — Материалец в принципе непорченый, орки с узлами, видать шаманчики ихние, еще какой-то покойничек из человеческих, ну и…