— Курицы-ы! — сопел король в капкане. — Яйца-а!

— Это что-то глубинное, — пожала плечами императрица, стряхивая с диванчика ворох перьев и, аккуратненько подобрав платье, присаживаясь на него. — Что-то вроде старинной пословицы, свои яйца ближе к телу, или как там, в народе, говорят?

— Фух, умотал, гаденыш. — Вальери устало уселась рядом с императрицей. — Весь в покойного папочку, лишь бы кулаками махать.

— Дурная наследственность, — рассмеялась императрица, добавив уже королю: — Ты как там, Мити? Полегчало немного?

— Я вам покажу яйца-а-а! — Король через спину потряс своим кулаком, продолжая балансировать на одной ноге и безрезультатно пытаясь вытащить из проема стены другую.

— Поверь мне, солнышко, — откликнулась старушка. — Мы с императором уже видели их у тебя, можешь не показывать. Маленькие такие, розовенькие, ты в детстве часто ими тряс, бегая без штанов.

— Курицы! — сквозь стон заскрипел зубами Митсвел Первый.

— Ой! — вскрикнула вдруг принцесса, поднимая с пола осколок зеркала. — А где мои брови?

— Ну и семейка. — Театрально закатила глаза императрица. — Как ты с ними столько лет одна возишься?

— Тяжело только первые шестьдесят-семьдесят лет, потом привыкаешь, — шмыгнула носом старушка.

— Где мои брови?! — взревела под стать своему отцу Катрин.

— Яйца! — вторил рупором папа.

— Что делать-то теперь? — Старушка повела плечами. — Ума не приложу.

— Ну, эту красотку однозначно в Карбланд. — Махнула рукой императрица. — Пусть теперь у ее мужа голова болит, с нас, пожалуй, хватит.

— О боги поднебесья! Что обо мне теперь люди подумают без бровей?! — голос принцессы в какой-то момент заглушил порыкивания отца.

— Вот! Слышишь? — усмехнулась старушка. — О репутации задумалась.

— А вот с этим придется повозиться. — Император качнул головой в сторону короля. — Тут так просто не обойдется, убьет ведь барончика нашего.

— Пожалуй, убьет, — согласилась Вальери. — С него станется.

— Жаль парня. — Императрица сняла с плеча де Кервье перышко. — Есть мысли какие по этому поводу?

— А как же, — улыбнулась бывшая королева. — Мы, женщины, посланы небесами, дабы думать о главном и наперед.

— Где мои брови?!

— Рассказывай, — улыбнулась императрица. — Как нам спасти в этой ситуации…

— Яйца!

— …наше юное дарование?

— Где мои брови?

— Яйца!

— Брови!

— Курицы-ы-ы-ы!

Похоже, я как всегда попал.

Меня прямо с площади забирали под конвоем, предварительно сковав в кандалы. За что? Ну, мало ли? Мне не говорили, а у меня не было сил и желания спрашивать. Я тупо и безразмерно устал, для того чтобы думать, жить и барахтаться, сопротивляясь вселенной.

Сначала меня везли в закрытом возке, потом тащили под руки в какие-то подвалы, напялив темный мешок на голову. Правда, там я не успел даже как следует отоспаться, меня уже через пару часов вновь потащили в возок и в очередные подвалы темницы. Мак мне услужливо высветил, что в этот раз меня удостоили чести привезти в первое дворцовое кольцо, то есть я теперь буду проживать на одной лестничной клетке с королем. Единственное, что он наверху, а я немного под землей. Самую малость, и возможно даже, когда-нибудь вновь увижу солнце.

Но это так, мечты.

Спать было жутко неудобно в кандалах, света в камере не было совершенно, благо хоть руками в наручниках удалось справиться со штанами, мелочь, но дорогого стоит не ходить под себя.

А еще мне не давали магичить. Это просто низводило меня в глубины отчаянья, похоже, там за дверью за мной следила группа магов, так как любое из плетений, какое я бы ни пытался построить, тут же разрывалось на стадии создания в клочья, заставляя меня морщиться от отката силы.

Тьма, холодные камни и звон цепей, когда я переваливался с бока на бок, ковыряясь в памяти, в себе, пытаясь собрать воедино остатки сознания и тот хлам из обрывков чувств, что еще остались во мне после той ночи на площади.

Все ли было мной сделано верно? Не знаю. Честно, не возьмусь за самосуд, ибо внутри осталось гадостное послевкусие от нашей с Тиной встречи. Очень такое нехорошее чувство, из острых специй предательства, отчаяния, боли и того, что следовало что-то досказать и донести до нее…

Да уж, натворили мы с Миланой дел. Кто бы мог знать, кто бы мог предупредить тогда нас о том, чего мы касаемся? И насколько бы мне было легче, если бы Тина осудила меня, но, увы… Увы, десятки трупов на площади и не меньше по городу говорят о моей причастности к глупой беспечности и недомыслию важности сжимаемых в моих руках силах и знаниях. Было безмерно жаль загубленные жизни, было несоразмерно тяжело потерять ту «не-жизнь», что пришла через время ко мне, и даже в какой-то момент я краем сознания успел мимоходом пожалеть себя и все те начинания, те шаги, что теперь продолжат печатать без меня другие люди.

Как-то криво у меня выходят мои потуги быть рядом с людьми. Странно и нелепо, я вроде как абстрагируюсь от общей толчеи, но от этого лишь глубже увязаю в чувствах и страстях окружающих. Раньше в далеком и практически позабытом прошлом было проще, гораздо проще соблюдать нейтралитет, не высовываясь из кокона серого одиночества.

Время, ох как тяжело летело время. Выспался, казалось, на целую жизнь вперед, от тягомотины ничегонеделанья горланил песни и читал стихи.

Странный стишок некоего Аль Рисачева, прочитанный мною в незапамятные времена, скороговоркой зачитывался, вновь и вновь находя какие-то потаенные смыслы в душе. Какие? Потаенные, ибо поклоняться черному нужно именно так, не афишируя своего таланта. Хороший мне подарочек преподнес император, вручив в руки томик трудов черного мага прошлого.

Интересное чтиво, что услужливо открывал страницу за страницей передо мной Мак. Много, ой как много было описано и изучено этим темным, он действительно был мастером от бога… ну или кто там наставляет на путь истинный подобных субъектов? Хорошие выкладки по энергетике, добротные объяснения по структурам и узлам, есть и готовые композиты заклинаний, есть недосказанности и точки для размышлений. Люблю подобных людей. Аль’Фарамут, ни много ни мало, гений, он века назад делал и обсчитывал такие вещи, от которых волосы на голове шевелятся, преобразуя подчас несовместимое воедино, создавая на разрушительно нигилистской платформе энтропии новую яркую и непонятную жизнь, окрашивая пугающую тьму своего таланта всеми цветами радуги.

— Подъем. — Зазвенели ключи от двери, и через какое-то время свет факелов до слез ослепил меня, когда в камеру вошла стража. — Давай живее, тебя ждут.

Кто и зачем меня ждет, мне было в общем-то не важно. Ноги и руки затекли из-за долгого бездействия, и все, о чем я думал, как бы не уткнуться лицом в каменный пол, пока меня вели узкими гулкими подземными коридорами к месту моего рандеву с новой судьбой. В конце концов, видимо, это она, та встреча, что наконец-то прольет свет на мои тягостные мысли в заключении. Ну, или казнят без разговоров, невесело успел сам себя обнадежить я, пока мы подходили к пластинчатой металлической двери из темного железа.