Поев, дети сразу отправились спать. Сэм клевал носом уже за кухонным столом. Сказывалась разница во времени, к тому же оба просто устали.
Оливер подоткнул Сэму одеяло, уложил сломанную руку на подушку, как рекомендовал врач, и пошел проверить Мелиссу. Та стояла посреди своей спальни с выражением крайнего изумления на лице и держала в руке какой-то загадочный предмет.
– Что это?
Это была блузка с запутавшимся в ней лифчиком. Лицо у Оливера вытянулось, он почувствовал запах духов Меган и теперь вспомнил, как догнал ее в спальне Мел, буквально сорвал с нее одежду, а потом они с хохотом помчались в его спальню, и кончилось все любовными утехами в ванне.
– Не знаю...
Олли и вправду не знал, что ей сказать. Не будет же он объяснять своей шестнадцатилетней дочери, что тут творилось на протяжении последнего месяца.
– Это разве не твое?
Оливер состроил невинную мину, а Мел была еще достаточно молода, чтобы не поверить отцу.
– Нет, не мое, – ответила Мелисса тоном жены, подозревающей мужа во всех смертных грехах.
Тут Олли хлопнул себя по лбу:
– Вспомнил. Я разрешил в один из уик-эндов пожить здесь Дафне, когда сам был в Перчесе. Ее квартиру красили.
Мелисса восприняла его слова с явным облегчением, Олли поцеловал ее, пожелав спокойной ночи, и удалился в свою комнату, чувствуя себя так, словно только что избежал смертной казни.
Поздно вечером он позвонил Меган, чтобы сказать, как по ней тоскует и с каким нетерпением ждет воскресенья. На следующее утро все трое отправились за город. Отперли дом, в котором стояла духота и пахло плесенью, включили кондиционер и поехали в продуктовый магазин. Потом, после ленча, направились к дедушке, чтобы забрать Энди.
Джордж выглядел очень хорошо, в момент их прибытия он возился в саду, но не один – ему помогала Маргарет Портер, соседка. У нее была новая прическа, а на Джордже – новый светло-голубой льняной пиджак. Оба смеялись, и Оливер, видя это, почувствовал облегчение и радость, что отец снова весел. Все это время, каждый раз, как Олли навещал отца, у него перед глазами всплывало его лицо в минуту прощания с умирающей супругой. Воспоминание той сцены разрывало Оливеру сердце, но вот наконец, три месяца спустя, Джордж стал выглядеть значительно лучше.
– Добро пожаловать! – крикнул он детям, а Маргарет пошла в дом за лимонадом и домашним печеньем.
Все было почти как прежде, правда, Сэм сказал, что печенье стало даже лучше. Маргарет улыбнулась, но отдала должное своей покойной подруге.
– Твоя бабушка готовила лучше всех, кого я знала. У нее получался самый вкусный лимонный меренговый пирог.
Джордж улыбнулся, думая о Филлис, а к Оливеру вернулись воспоминания детства.
– Чем ты последнее время занимался, папа? – спросил Олли, когда они сели в саду под старым вязом. Родители так и не построили себе бассейн, Джордж считал, что он им не нужен, а если хочется поплавать, всегда можно съездить к сыну в Перчес.
– Мы были заняты. В саду много работы. А на прошлой неделе ездили в Нью-Йорк. У Маргарет там были дела, ну и в театр заодно сходили. Хорошая была пьеса на самом деле.
Джордж произнес это как бы с удивлением и улыбнулся, взглянув на Маргарет. Оливер тоже удивился. Отец всегда терпеть не мог ходить в театр. Потом Джордж посмотрел на руку Сэма и спросил:
– Как это тебя угораздило, внучек?
Сэм рассказал им о несчастном случае, а Мелисса добавила свои впечатления. Джордж и Маргарет были в ужасе и так же, как Оливер, благодарны судьбе за спасение ребят.
– После такого начинаешь понимать, как ценна жизнь, – сказал Джордж внукам. – И как коротка. Вашему другу было всего лишь двадцать пять. Это ужасно... ужасно...
Олли заметил, что отец взял Маргарет за руку, и подумал, что бы это могло значить. Затем она повела детей в дом за лимонадом и новой порцией печенья.
– Папа, ты хорошо выглядишь, – с некоторой иронией заметил Оливер, когда дети ушли. Ему была интересна причина такой перемены, и, кстати, вспомнился собственный загул с Меган. Может, и у отца был небольшой флирт с соседкой? Ничего плохого тут быть не могло. Оба вдовцы, в возрасте, и имеют право на дружеское общение время от времени. Олли знал, как одиноко было отцу после смерти матери.
– Я неплохо себя чувствую, сынок. Маргарет очень хорошо обо мне заботится. Знаешь, она же была медсестрой, а ее муж – врачом.
– Да, я помню.
– Мы хотели бы как-нибудь пригласить тебя на ужин. Может, даже в городе. Маргарет нравится время от времени бывать в Нью-Йорке. Она говорит, что там чувствует себя моложе. Я не знаю, Нью-Йорк ли на нее так действует, но у нее энергии столько, что хватило бы на двух ее ровесниц. Она грандиозная девчонка.
Оливер улыбнулся, услышав, что отец назвал женщину семидесяти с лишним лет девчонкой, но что в этом такого. Однако в следующее мгновение он чуть не упал со стула, когда папаша озорно посмотрел на него и с улыбкой сообщил:
– Знаешь, Оливер, мы в следующем месяце поженимся. Тебе, наверное, это будет трудно понять. Но мы не молоды и знаем, что времени нам отпущено немного. И поэтому не хотим растрачивать понапрасну то, что осталось. Я думаю, мама бы это поняла.
– Вы... что? – Оливер повернулся на стуле и уставился на него в изумлении. – Мама скончалась три месяца назад, а ты женишься на своей соседке?
«Он что, спятил? Или в старческий маразм впал? Что с ним случилось? Как он вообще мог такое подумать? Ну просто черт знает что!»
– Надеюсь, ты шутишь? – спросил Оливер, побледнев от злости.
– Нет, я серьезно. Я, наверное, имею право не только в одиночестве сидеть в кресле, как ты думаешь? Или тебя возмущает, что люди в нашем возрасте увлекаются друг другом? У нас мог бы быть роман, но я считаю, что обязан поступить с ней порядочно и жениться.
– Ты обязан поступить порядочно с памятью мамы. Она еще даже не успела остыть в своей могиле!
Олли встал и принялся расхаживать по лужайке. Джордж спокойно наблюдал за ним, а Маргарет видела через окно на кухне всю сцену и была чрезвычайно обеспокоена. Она говорила Джорджу, что все так и будет, а тот ответил, что они имеют право на личную жизнь, что пока еще не покойники, хотя, возможно, скоро ими станут, и что он не собирается просто доживать оставшиеся годы. И еще сказал, что любит ее, хотя жизнь с Филлис – это было совсем другое.