Как ему это удается? Жизнь для него так проста. Его заботы – это каждый день ходить в офис и иметь дело с реальными людьми в реальном мире. Он занимается чем-то толковым, а она все свое время проводит только с женщинами и детьми. В жизни очень много несправедливого, и это одна из таких несправедливостей.
Сара временами жалела, что не родилась мужчиной, что жизнь так сложилась, что пришлось погрязнуть в домашних делах. Но это был такой легкий путь: двое детей, дом в пригороде и ли одной мечты. А теперь еще один ребенок... то есть нет, конечно, нет... она ведь сделает аборт.
– Что случилось, Сарри? – спросил Оливер и наклонился, чтобы ее поцеловать. Он знал ее слишком хорошо и умел распознать в ее глазах душевную боль, порожденную не чувством вины за то, что она собиралась сделать, а досадой.
– Ничего. Я просто устала.
– Ребята тебя замучили?
– Нет, они вели себя хорошо.
– Так в чем же дело? – настаивал он.
– Ни в чем, – соврала Сара.
Олли снял пиджак, расстегнул рубашку и подвинулся к ней:
– Пожалуйста, не надо. Не пытайся меня обмануть. Ты ужасно чем-то расстроена.
И вдруг внезапный страх охватил его. Это приключилось с его товарищем по работе полгода назад. У его жены нашли рак, и через четыре месяца она умерла, оставив мужа одного с тремя детьми. Оливер знал, что не пережил бы потери Сары. Он ее любил слишком много лет. Она была . для него всем.
– Анализы готовы? Ты мне ничего не хочешь сказать?
Какое-то мгновение она подумала о том, что ей порекомендовал врач... «Ты должна ему сказать, Сара... Он имеет право знать... Это и его ребенок тоже...» «Но я не хочу!» – кричало что-то у нее внутри.
– Анализы в порядке.
А потом, чувствуя стыд, что приходится врать, она сказала то, о чем тут же пожалела:
– Более или менее.
Чувство тревоги пронзило его как кинжал, и он ласково взял ее руку в свою.
– Что это значит? – произнес он с трудом, не сводя с нее глаз. – Что они тебе сказали?
Сара моментально догадалась, что Олли подумал, и решила его больше не терзать. Она любила его, но не хотела больше иметь детей.
– Не то, что ты думаешь. Не бойся.
Сара наклонилась, чтобы поцеловать мужа, и когда Олли обнял ее, то почувствовала, что он дрожит.
– Тогда что же?
Она медленно подняла на него глаза и полным отчаяния, сдавленным голосом произнесла:
– Я беременна.
После этих слов сначала никто из них не пошевелился. Олли явно спало напряжение, державшее его как в тисках.
– О Господи... почему же ты мне не сказала?
Олли сел удобнее и улыбнулся, но его улыбка поблекла, когда он увидел выражение ее глаз.
– Я узнала только вчера. Глупо как-то. Это, наверное, произошло на Ямайке.
Олли не мог сдержать улыбку, и Саре захотелось его ударить.
– Ну надо же, никогда бы не подумал. Столько времени прошло. Все уже забылось.
Слова и взгляд Оливера были очень нежные, но Сара вынула руку из его ладоней и снова откинулась на подушки, будто желая держаться от него подальше. Это была его вина.
– Я сделаю аборт.
– Вот как? Когда ты это решила?
– Через тридцать секунд после того, как узнала. Олли, я не могу...
– А в чем дело? Сара медленно покачала головой, понимая, какое тяжелое сражение с мужем ей предстоит выдержать. Но на этот раз она не собиралась уступать. Она не хотела этого ребенка.
– Я слишком стара. Да и по отношению к детям это несправедливо.
– Чушь, ты сама это знаешь. Они наверняка будут в восторге, если мы им сообщим.
– Нет, мы им не скажем. Через пару дней с этим будет кончено.
– Уму непостижимо! – Он поднялся и стал расхаживать по комнате. – Как все просто! Да что с тобой творится? Каждый раз, когда ты беременеешь, у тебя появляется этот чертов бзик насчет аборта!
– Это не бзик. Бзик будет, если я рожу еще одного ребенка. Я этого не хочу. Ты каждый день ходишь на работу, у тебя своя жизнь. А я должна торчать на родительских собраниях и развозить детей по школам. Но я не намерена гробить еще двадцать лет своей жизни. Десять я уже угробила и считаю, что половину срока оттрубила. И не думай меня уговаривать.
– И что? По-твоему, из-за этого надо убить малютку? Ты что, собираешься стать нейрохирургом, что ли? Да Господи, ты же делаешь очень важное дело, ты растишь наших детей. Ты находишь, что это слишком большая жертва для выпускницы Редклиффа? Я знаю, что когда-то ты считала, что должна жить в Сохо, среди богемы, и писать романы. А я считаю твои теперешние занятия более важными и полезными, и мне казалось, что ты тоже это поняла. Ради Бога, Сара, стань ты наконец взрослой!
– Я взрослая, черт подери. Я не только повзрослела, но и состарилась и не собираюсь гробить свою жизнь до конца ради кого бы то ни было. Дай мне шанс, пожалуйста! Подумай обо мне. В мире ведь существуют не одни лишь дети, Оливер, или ты этого не замечал?
– Я замечаю, что у тебя тут чертовски легкая жизнь. Пока я лезу из кожи вон в Нью-Йорке, ты играешь с подружками в теннис или печешь с Мелиссой печенье. Но этим ты и должна заниматься. Только не говори мне, Сара, что это ужасно тяжело и так далее, я все равно на это не клюну. А ребенок ничего не меняет.
– Да ну тебя!
Они спорили до двух часов ночи, и следующую ночь тоже, и еще одну. Споры продолжались весь уик-энд и всю следующую неделю. С обеих сторон были и слезы, и хлопанье дверьми, и обвинения. Оливер умолял Сару не делать аборт, но в конце концов махнул рукой и сказал, что она вольна, черт подери, поступать как хочет.
Сара дважды откладывала аборт, имела глупость позвонить сестре, разговор с которой был еще более резким. Та сказала, что считает Сару безнравственной и полоумной идиоткой.
Так продолжалось неделями, и в результате оба впали в отчаяние, были измучены и издерганы. Кончилось тем, что они сумели снова привести свои отношения в порядок, и Сара аборт не сделала. Оливер, однако, согласился, что после этого ребенка она сделает себе стерилизацию. Он не считал это хорошим решением, но в то же время понимал, что ни он, ни Сара не перенесли бы еще одного удара по самым основам их брака, к тому же Сара категорически заявила, что ни при каких условиях не намерена больше рожать.
