– Можно так сказать. А вы ведь нет, я не ошиблась? В противном случае он бы знал, кто она, но ее это не обидело. Так даже лучше.
– Я работаю в рекламном агентстве. – Олли не хотел ей говорить, что является директором. – Всего несколько недель назад переехал сюда из Нью-Йорка. Здесь все по-другому, но мне нравится.
– Вот увидите. Здесь можно сойти с ума. Я живу тут десять лет и по-прежнему чувствую себя словно Алиса в Стране чудес.
Это ощущение было Оливеру хорошо знакомо. Он вдруг подумал, как бы она выглядела без тщательно причесанных волос и профессионально сделанного макияжа.
– А откуда вы приехали?
– Из Небраски, – засмеялась она. – Можете себе представить? Я приехала поступать в Калифорнийский университет и стала звездой. Моя родня все еще считает меня сумасшедшей, потому, что я здесь нахожусь. Иногда мне тоже так кажется, но это затягивает. Мне нравится работать в телебизнесе.
Она говорила эмоционально, Оливеру нравилось выражение ее глаз. Живая и жизнерадостная, она, казалось, не воспринимает все это серьезно. Во время их разговора кто-то подошел и попросил у нее автограф. Она расписалась, улыбнулась, поблагодарила и снова повернулась к Оливеру. Тот был явно смущен, так как теперь-то уж точно понял, что обязан был знать, кто она.
– Ладно. Завтра я буду посрамлен. Я выясню, кто вы, и почувствую себя полным ничтожеством. Почему бы вам не сказать мне сейчас? Я признаюсь в невежестве и смирюсь с этим. – Олли тоже улыбался. – Кто вы?
– Красная Шапочка, – пошутила она. – Честно говоря, мне нравится, что вы меня не узнаете. Я не хочу лишать себя этого удовольствия.
– Обещаю, что забуду, как только вы мне скажете.
– Ну ладно, раз такое дело. – Она протянула ему руку. – Шарлотта Сэмпсон.
Это была звезда одного из главных сериалов телекомпании, который демонстрировался еженедельно в лучшее время. У нее и ее партнера аудитория насчитывала порядка восьмидесяти миллионов зрителей.
– О Господи...
Олли в самом деле почувствовал себя дураком. Мел просто умрет, когда узнает, что отец с ней познакомился.
– Трудно поверить...
– А теперь, когда это позади, скажите мне, кто вы. Оливер пожал ей руку, а сам представиться забыл. Он удивлялся, что не узнал ее, но никогда бы не подумал, что она такая маленькая, молодая, живая и симпатичная. В сериале она была очень серьезной и обычно носила другую прическу. Олли все глазел на нее, чувствуя себя деревенщиной, потом наконец представился:
– Извините. Я в самом деле растерялся. Меня зовут Оливер Ватсон. Это на нас, простаков с востока, Голливуд так действует. Я, знаете, не привык каждый день иметь дело со звездами, а тем более наступать им на ноги.
– Не расстраивайтесь. Мой отец, когда был здесь последний раз, встретил в павильоне Джоан Коллинз и сказал ей, что она очень похожа на его знакомую учительницу воскресной школы из Небраски. Я впервые видела, что Джоан онемела. А он похлопал ее по спине и пошел дальше.
– Может, и мне следовало бы поступить так же? Но в вас я не нахожу сходства с учительницей воскресной школы.
«Скорее с соседской девчушкой, – подумал Олли, – изумительно красивой девчушкой».
Его заинтриговали ее пламенно-рыжие волосы. Судя по матово-белой коже, это был их естественный цвет.
– Вы тоже не похожи на человека из рекламного бизнеса. Скорее на кого-то из нашего сериала.
Шарлотта рассмеялась, и Олли понял, что делает она это часто. Она была легка в общении, лишена манерности или аффектации, характерной для людей ее круга.
– Боюсь, что вы ошибаетесь.
– Кстати, а как вы здесь оказались?
Кругом толпилось множество ее знакомых, ей махали, слали воздушные поцелуи, подавали знаки, но Шарлотте, казалось, нравился разговор с Оливером.
– У пас в агентстве кто-то заболел, и меня послали на замену. Я узнал только в последний момент, но не жалею, что приехал.
Вдруг Олли почувствовал себя неловко:
– Мисс Сэмпсон, я вас задерживаю? Думаю, здесь множество более важных людей, с которыми вам надо поговорить.
– Я уже заплатила свои долги. Я пришла рано, выпила бокал шампанского и поцеловала президента телекомпании. Чего они еще могут хотеть? Чтобы я сплясала? Не выйдет. Я сейчас не на работе. И мне нравится с вами разговаривать. Это гораздо приятнее, чем беседы с неврастеничными звездами, программы которых теряют популярность.
Однако о ее программе этого сказать было нельзя. Шарлотта в тот год была кандидатом на приз «Эмми», правда, не получила его, и Оливеру было тем более неловко, что он ее не узнал с первого раза.
– А чем вы занимались в Лос-Анджелесе, с тех пор как приехали?
– Работал, работал и еще раз работал... Устраивался... Честно говоря, я пока ничего не видел, кроме моего дома и офиса.
– Это не слишком весело. А ужинать куда-нибудь ходили?
– Еще нет, разве что один раз, с детьми. Мы поехали в «Хард-рок кафе», им там очень понравилось. А я почувствовал себя четырехсотлетним стариком и чуть не оглох.
Шарлотта засмеялась. В самом деле там тяжело было разговаривать, но все равно это кафе ей нравилось. Интерьер был оформлен необыкновенно. Она особенно любила разглядывать старый автомобиль Элвиса Пресли, словно проломивший потолок. К Шарлотте тогда возвращались воспоминания детства.
– А в «Спаго» вы еще не были?
– К сожалению, нет.
– Надо нам будет как-нибудь сходить.
Олли подумал, что это лос-анджелесский вариант нью-йоркского «Давайте как-нибудь вместе поужинаем», и не отнесся к ее словам серьезно.
Потом она с заинтересованным видом спросила:
– Сколько лет вашим детям?
– Дочери шестнадцать, а сыну десять, и еще одному сыну, который остался на востоке, восемнадцать.
– Неплохо, – улыбнулась она как бы с легким сожалением. Олли ей в самом деле нравился. – А сколько жене?
Шарлотта взглянула ему в глаза, и Олли рассмеялся прямоте ее вопроса.
– Вообще-то сорок два, но мы в разводе.
Он имел право так сказать. Документы должны были быть готовы через восемь недель, а в его сердце все нити, связывавшие его с Сарой, порвались.
Шарлотта Сэмпсон в ответ широко улыбнулась:
– О, это хорошая новость! А я было расстроилась!