— Через четыре часа они будут на месте, — грустно говорит Симон, отходя от берега.

Вот они с Хью подошли к краю потока лавы, к тому месту, куда она, пузырясь и вздыбливаясь, скатилась по склону кратера. Ребятишки, окликаемые матерями, забираются на базальтовые обломки, из трещин которых пробивается трава. Баркасы отсюда кажутся далекими, покачивающимися на волнах птицами.

— Странная история, — снова начинает разговор Хью. — Вы удалились от мира, но зависите от него в том, что он вам дает. Вы живете на чистом воздухе, в тишине и на свободе, тогда как другие, кто делает вам моторы, задыхаются в дымных цехах. У всякой легенды есть свои пределы, а вашей легенде сильно помогли. Но в общем, все это — философская сказка, чье достоинство в том, что она правдива.

— Эк куда вы гнете, — ответил Симон. — Для нас это — привычные будни.

От ходьбы Симон запыхался. Хью, взяв его под руку, спускается с ним к домам, где в дверях исчезают юбки, за которые цепляется ребятня. Больше двух дней Хью мучается сомнением, отправится ли он на «лендровере» исследовать «глубинку» островной равнины? Или же попытается в одиночку взобраться на Бэйз до того, как отправится на обед к доктору? «Наша лучшая панорама стоит часа ходьбы на вершину Биг Хамп», — сказал ему Нед. Вот и бунгало старого учителя, после смерти матери живущего отшельником. Хью отпускает его руку и оборачивается, чтобы, задрав голову, разглядеть черный, окаймленный желтыми оплывами лавы холм, который словно съежился у него за спиной.

— А если он снова начнет действовать? — спрашивает он.

— Девяносто лишних акров лавы, вот и все, что смог он сделать, — отвечает Симон, как бы не слыша вопроса.

Разумеется, он не отвечает из вежливости. Однако Симон быстро спохватывается, качает головой и неожиданно выкрикивает:

— А вас не пугает атомная бомба? Мы здесь, по крайней мере, не несем ответственности за извержение вулкана!