— Все не так плохо, да?

— Это будет зависеть от того, будет ли Кейд со мной разговаривать к тому времени, как через две недели начнутся репетиции.

Мне не пришлось беспокоиться о том, чтобы добиться непринужденности между нами, потому что Гаррик без зазрения совести прижал меня к себе. Моя голова идеально устроилась в изгибе его плеча.

— Кейд кажется разумным парнем. Уверен, что через некоторое время, когда все уляжется, ему станет лучше.

Я кивнула, надеясь, что он прав, но не чувствовала уверенности. Кейд был разумным. Но проблема была в том, что... его разум, возможно, говорил ему держаться от меня как можно дальше, черт побери, если он не хочет, чтобы его сердце растоптали. И, может, оно к лучшему. Он заслуживает кого-то лучше.

— Ну, хорошо, — сказал Гаррик. — Хватит об этом. Мне не нравится твое грустное выражение лица. К сожалению, наши возможности на вечер ограничены, так как мы особо не можем никуда пойти. Так что, как насчет того, чтобы посмотреть фильм?

Я выдавила натянутую улыбку. Когда он улыбнулся в ответ, мне понадобилось меньше усилий, чтобы сохранить ее.

— Кино — это хорошо.

Он выбрал что-то смешное, вероятно, для того, чтобы попытаться развеселить меня. Затем выключил свет и присоединился ко мне на диване. Когда появились вступительные титры, он откинулся назад, потянув меня за собой. Он растянулся на спине, а я, лежа на боку, уместилась между ним и диваном. Мгновение я колебалась прежде, чем положить голову ему на грудь.

Я пыталась смотреть фильм, действительно пыталась, но было трудно сосредоточиться, когда его ровное дыхание взъерошивало мне волосы, а рука двигалась вверх и вниз по позвоночнику. Ощущение было одновременно и щекотливым, и соблазнительным. Я была абсолютно уверена, что его палец вот-вот продолжит скользить дальше вниз по спине, пока едва не коснется участка кожи между краем моей рубашки и поясом шорт.

Он задержится там всего на доли секунд прежде, чем вернуться на спину. Затем его палец передвинется на чувствительный участок кожи у меня на шее, и я с трудом удержусь от стона. Я быстро взглянула на него, но он полностью сосредоточился на фильме, совершенно не в курсе того безумия, до которого меня довел.

Наконец, я решила, что пришло время и ему ощутить то, что я чувствовала. Я разжала ладонь, лежащую у него на груди, слегка прижимая к ней кончики пальцев. Я начала водить по абстрактному рисунку, я полагаю, какой-то группы у него на футболке.

Но как только я закончила с этим, мои руки заскользили по его груди: сначала по одной мышце, от грудины вниз к его рельефному животу, потом обратно к мышцам, тянущимся от плеча к бицепсу. Когда моя рука повторила одно из его движений, едва касаясь края футболки, его рука у меня на спине замерла.

Но почему-то эта неподвижность еще больше завела меня.

Ощутив некоторую смелость, я вернулась к краю ткани, запуская пальцы вверх под его футболку и используя ногти, чтобы легкими касаниями рисовать узоры на его коже. Рука на спине задвигалась, скользнув вверх по шее и в волосы. Я прижала ладонь к его теплой коже. Рука в волосах сжалась, не сильно, чтобы не сделать больно, но достаточно для того, чтобы он мог ею слегка отклонить мою голову назад.

Он посмотрел на меня, никаких следов дразнящей улыбки, его голубые глаза казались черными в затемненной комнате. Его взгляд перемещался по моему лицу, чаще всего перебегая от глаз к губам и обратно. Ожидание убивало меня, и я впилась пальцами в его кожу. Его дыхание уже не было таким ровным, но он все еще продолжал смотреть на меня. Я облизала губы, и его взгляд надолго задержался там, так долго, что у меня между ног разлился жар, и это только от одного ожидания. Я изогнулась, чтобы ослабить давление.

Когда я подняла одну ногу, обвивая ею вокруг него, он, наконец, начал действовать.

Рука у меня в волосах потянула вперед, и на полпути он меня встретил.

Все ожидание последних десяти минут сосредоточилось в той точке, где встретились наши губы. Прикосновение было слишком слабым, чтобы в голове начали взрываться фейерверки, но было в этом что-то близкое, как волнение, когда держишь бенгальский огонь — прилив ощущения от движения искр по руке.

Его рот оставался закрытым, и, даже несмотря на то, что я ощущала их вкус несколько раз и раньше, эта тайна убивала меня. Все это было похоже на первый поцелуй.

Он чуть отстранился и прижался своим лбом к моему.

— Спасибо, — произнес он.

Спасибо? Было ли это похоже на «спасибо», но не совсем «спасибо»? Спасибо, но я смотрю фильм, оставь меня в покое?

— За что?

— За то, что даешь мне этот шанс. Я знаю, что ты, должно быть, боишься. Но ты уже сделала мою жизнь необычайно лучше.

Не знаю, актерство ли сделало его таким честным, без боязни показаться уязвимым, или он на самом деле такой. Как бы мне хотелось того же, но я не такая.

— Могу я задать тебе вопрос?

Его рука с волос опустилась на мой подбородок.

— Конечно, — ответил он.

— Почему ты согласился на эту работу? Не то чтобы я не рада, что ты здесь, но ты сам сказал, что был несчастен.

— Да, был... но больше нет.

Он снова наклонился и поцеловал меня, промычав, прижимаясь губами к моим. От моего внимания не ускользнуло то, что он не ответил на мой вопрос, но мне не так важен был ответ, чтобы останавливать поцелуй, особенно, когда его рот, наконец, раскрылся, и я ощутила вкус сладости и мяты, и его дыхание смешалось с моим.

Его язык скользил по моему, а у него под футболкой ожила моя рука, обнимая его сбоку и притягивая к себе до тех пор, пока мой таз не прижался к его бедру. Поцелуй был изумительным и неторопливым, но слишком-слишком медленным.

Мне хотелось большего. Чтобы наши тела слились, а губы впились друг в друга, а не тихонько дразнили. Я не хотела терять контакт с его кожей, но я хотела все контролировать. Моя другая рука оказалась зажата подо мной, подпирая меня сбоку. Поэтому я вытащила из-под его футболки ладонь и положила ему на лицо. Затем прижала его ближе к себе, пытаясь изменить темп. На какое-то мгновение он мне это позволил, наши губы задвигались быстрее, мы тяжело дышали, в то время как наши головы склонялись друг к другу, а губы боролись между собой. И, о Боже, это было так хорошо. Я продолжала, все еще неудовлетворенная происходящим, пока он не приподнялся и не перекатился на бок ко мне лицом. С моих губ сорвался вздох удачи, а потом он взял мою руку, лежащую у него на лице, и начал заводить ее назад, пока она не оказалась у меня за спиной, удерживая ее там и прижимая к нижней части моей спины.

Затем он снова откинулся назад, меняя темп, легко касаясь моих губ, медленно и нежно. Это было безумие. Я попыталась прижаться к нему, но он крепко держал меня сзади, никуда не торопясь. Я в отчаянии застонала.

И он улыбнулся.

— Что такое, милая?

Бесчисленное количество слов готово было слететь с моих губ: некоторые из них бессвязные, но большинство — не очень приятные. К счастью, те, которые я произнесла, выразили все то, что я имела ввиду.

— Слишком медленно, — заныла я.

Я действительно ныла.

— Я же сказал тебе, что могу медленно, — сказал он.

— Ты — придурок.

На самом деле это было одно из приятных слов, пришедших мне в голову. Ему даже не хватило вежливости, чтобы обеспокоиться. Он просто рассмеялся. Я извивалась, пытаясь высвободить руки, а он усмирял меня поцелуем, на этот раз немного более жестким, более удовлетворяющим, нежели последний. И в тот момент, когда я уже забыла, из-за чего так расстроилась, он снова отстранился.

Это было нелепо, но я фактически ощущала, что могу расплакаться. Его губы скользнули вдоль моей скулы в то место, ниже уха, которое заставило все напряженные мышцы в моем теле обмякнуть.

— Я и не пытаюсь быть умным, — прошептал он. — Я пытаюсь дать тебе то, что ты хочешь. Мне очень тяжело, когда я позволяю себе действовать, целуя тебя так, как хочется мне. Потому что все, о чем я могу думать в этот момент— это какая на вкус у тебя кожа, и как сильно я хочу снова и снова ее ощущать.