Один из охранников окидывает меня насмешливым взглядом и тоже прыгает в машину. А раньше они боялись даже поднять на меня глаза. Машина уезжает, а я так и стою посреди парковки, смотря на купюры на грязном асфальте. Ветер поднимается, разнося деньги по парковке, какой-то прохожий мальчишка поднимает одну из них, оглядывается на меня и убегает. Мне все равно, я не собираюсь брать эти деньги. Хочется умереть. Прямо сейчас, выбежать на дорогу и броситься под автобус, чтобы снес меня к чертовой матери, размазав по асфальту.
— Ян! Яна! — сквозь шум в ушах слышу голос Тани. Это моя старая подруга, со времен общежития. Мы почти не встречались последние семь лет. Тарас был против. Он делит людей на сословия и брезгует всеми, кто ниже его. Мы поддерживали редкое общение в интернете. Недавно я убедилась, что такие люди, как Таня, самые искренние и надежные. Она вообще единственная, кто от меня не отвернулся. — Суд уже прошел? Ой, извини, я на работе… — замолкает, осматривает меня, распахивая глаза. — Ты упала?
— Да, на самое дно, — хриплю я, запахивая пальто, пытаюсь прикрыть грязь.
— Все плохо? Да? — Мотаю головой, не в силах ничего сказать. — Ладно, поехали, — хватает меня за руку. — Ты деньги выронила? — Таня присаживается, пытаясь собрать купюры.
— Не трогай их! — кричу как ненормальная. Мне кажется, я и правда рехнулась.
— Хорошо, ладно, — спокойно отвечает подруга, снова берет меня за руку и ведет к своей машине, как ребенка.
***
— То есть на работу ты вернуться не можешь? — спрашивает Таня, подливая мне еще вина. Я не пью, но сегодня глотаю вино как воду, оправдывая статус алкоголички и показания в суде.
— Я не то, что не могу вернуться на свое место, я вообще никуда не могу устроиться. Везде отказывают, услышав фамилию. Или берут, но через пару дней вежливо просят уйти. Он следит за мной, за каждым шагом. И душит, душит, душит… — выдыхаю. — Последние деньги отдала адвокату, продавать мне больше нечего. За квартиру платить тоже нечем.
— Может, лучше в родной город вернуться?
— Нет, не лучше, — отрезаю, допивая вино залпом. Опьянение вообще не чувствую. Тело потеряло чувствительность еще в суде. — Здесь Маша. Я не могу уехать.
Запускаю ладони в волосы и сильно их сжимаю.
— Мне деньги нужны, много денег, чтобы забрать Машу и уехать подальше, в другой город, в другую страну, и потеряться. Я на все готова: убить, предать, украсть, на панель пойти!
— Яна, ну что ты говоришь! — всхлипывает Таня, поглаживая меня по плечу.
— Я серьезно, мне уже все равно. Тарас жизни не даст.
— Может, в полицию? Ну должны же они хоть что-то с этим сделать! — взрывается Таня, хлопая ладонью по столу. — Ты знаешь, у Вани друг в прокуратуре работает, давай мы с ним поговорим.
Такая наивная. Нет, я всё-таки пьяна. Вдрызг. Начинаю истерично смеяться.
— Думаешь, я не пробовала? Все продажные, трусливые твари! — продолжаю смеяться. — Суд сегодня это доказал.
— Ох, Янка, — Таня уже плачет. — Я думала, ты самая счастливая из нас. Так повезло… — качает головой.
— Ага, повезло… Сама виновата, купилась на красивую жизнь. Очень дорого она стоит, Таня.
Подставляю подруге еще бокал.
— Я могу устроить тебя к себе. Сейчас как раз есть срочная заявка на горничную в особняк, с проживанием. Но тебя, наверное, это не устроит…
— Почему не устроит? — немного трезвею.
— Ну там работать надо, полы мыть, комнаты убирать, ванную, готовить… Из зама директора по маркетингу да в уборщицы.
— Танечка, мне уже все равно, слышишь! Полы мыть я умею, я аккуратная, готовить тоже могу. Тарас настаивал, любил, когда я готовлю. Я курсы проходила у лучшего шеф-повара. Там большой дом? Богатый?
— Очень. Люди состоятельные. Хозяин – иностранец, владеет крупной компанией. Платят хорошо. Проживание в специальном домике для прислуги. Я могу и документы оформить не на твою фамилию, чтобы Тарас не нашел. Жилье будет, деньги какие-никакие, а там, может, что решится. И Машка твоя рядом.
— Я согласна, Танечка. Спасибо.
На самом деле это не только жилье и работа, которой я не боюсь. Богатый дом – это мой шанс на преступление. Я так низко пала, что если со дна постучат, я не испугаюсь…
Глава 3
Леван
Всегда полагал, что я бессмертный. Оказалось, что нет. Слишком самоуверенный, сукин сын. Меня подстрелили. Не то чтобы я привык умирать, но выдалась слишком напряженная потасовка. Нет, мы не бандиты. Криминал обходим стороной, все в рамках закона или в рамках того, как грамотно можно этот закон обойти законным путем. Но большой бизнес – это тоже опасно, идут битвы похлеще криминальных. Везде, где крутятся большие деньги, безопасно быть не может. Люди убивают и калечат и за меньшие суммы. Самое большое зло на нашей земле – это деньги. Мы их рабы. И чем их больше, тем опаснее твоя жизнь.
Один из конкурентов не смог смириться в проигрыше в тендере. Могу понять, он вложил в этот тендер все. Все поставил на карту. Но мы с Эмином грамотно его увели. Нервы сдали у мужика. И меня зацепило. Не сильно. Жить буду. Даже полноценно. Но пока очень дискомфортно. Пуля задела мышцы и нервы плеча. От этого постоянно ноет вся рука. Даже под обезболивающим не могу сделать ни одного движения рукой без боли. От малейшего взмаха кажется, что эта чертова пуля влетает в меня вновь и вновь. Простреливая жалящей болью, разрывая кожу, мясо, мышцы.
Меня залатали. Доктора говорят, все будет хорошо. Подвижность восстановится, боль уйдет. Рука в специальном фиксаторе. Но спать я не могу. Во сне забываюсь, задеваю ранение, и «доброе утро» наступает очень рано.
Встаю с кровати. Не выспался. Последние несколько дней у меня хронический недосып. Но, несмотря на это, устал бесполезно валяться в кровати. Мышцы затекли. Хочется привести себя форму. Я люблю спорт и силовые нагрузки. Но, сука, с раненой рукой не могу ровным счетом ничего. Раздражает временное бессилие и неполноценность. Благо плечо задето левое.
Иду в ванную, рассматриваю себя в зеркало. Помят, легкая аккуратная щетина отросла. Бледный, глаза красные. «Красавчик», мать вашу. Кстати, о матери. Она не знает, что меня ранили. И, надеюсь, никогда не узнает. Не могу пока ее навестить. Не нужны ей эти переживания. Я давно вышел из-под ее опеки, но для нее я по-прежнему ребенок. Переживает за меня. Я бы даже сказал, чересчур. Но я давлю в себе психи, связанные с ее гиперопекой. Мать можно понять – я один у нее остался. Сестренка погибла в аварии еще десять лет назад. Все банально – машину занесло на скользкой дороге. Виноват водитель такси, но спрашивать за смерть сестры не с кого. Водитель тоже погиб. Если только к Богу предъявлять претензии. Но что-то мне подсказывает, что он мне все обоснует.
От этого я безбожно лгу матери. Но эта ложь во благо. Ради ее душевного спокойствия. Она очень много не знает о моей жизни. Вот и сейчас, чтобы избежать встреч и не портить её нервы, я снова солгал, что уехал в командировку. Она писала мне вчера вечером, просила позвонить.
Набираю мать. Разговариваю около получаса. Мне совсем неинтересно, что делает ее соседка и какой непутёвый у нее сын, но я выслушиваю, ибо мама хочет поговорить. Снова лгу о том, что у меня все хорошо, о срочных делах, прощаюсь. Заказываю ей на дом доставку цветов, фруктов и дорогих лекарств. Мама будет недовольна. Она любит сама ходить в магазин, но никогда не позволит себе что-то, что в ее реальности дорого. Такой у нее характер. Я могу себе позволить, но не могу внушить это ей. С трудом переселил ее в дом, который построил для нее. Она привыкла отдавать все мне, а принимать мою безграничную благодарность и то, что пришло время отдавать мне, не научилась.
Чтобы принять душ, избавляюсь от фиксатора и бинтов. Быть одноруким сложно, но я справляюсь. Принимаю душ, немного освежаюсь, глотаю очередную порцию обезболивающего. Голова тяжёлая. Чтобы начать соображать, мне нужно просто выспаться. Но пока это нереальная мечта. Сделать полноценную обработку и перебинтовку одной рукой сложно. Просто клею пластырь. Обычно моей раной занималась Эсма. Та еще ведьма. Что-то нашепчет, и сразу клонит в сон.