— Это не лишено смысла, — заметил Римо. — Но нет, я этого раньше не знал.
— Это был и мой промах. Кому ты передаешь отснятый материал?
— Я не занимаюсь никакими съемками, что бы за ними ни стояло, — ответил Римо.
— Да ладно тебе. Когда выходит твой фильм?
— Я не делаю фильмов.
— С твоей внешностью? Тогда что же ты тут делаешь?
— Я, — начал Римо, припоминая о своих документах, — из Управления по делам индейцев.
— Эти операторы не имели отношения к государственной фирме. Они — из частной компании. Я видела их фургон.
— А вы случайно не заметили, снайперы тоже вышли из этого фургона?
— Я только увидела, как пыль поднялась и услышала шум. Одна камера из-за этого взяла меня не в фокусе, а все остальные просто отвернулись. Я думаю, они сделали на тебя наезд. Ты получил четыре — четыре с половиной секунды крупного плана. Это будут показывать по телевизору.
Его лицо увидят по всей стране. Но Римо подумал, что это не столь важно. Просто еще один парень, в которого почему-то стреляли. Люди ежедневно видят на телеэкране столько лиц, кто станет обращать на него внимание?
— Как вы могли засечь время работы камеры, когда все остальные бежали, спасая свою жизнь? — спросил Римо.
— Я ведь актриса. Там, где ты нанимал своих стрелков, еще остались такие же? Получился великолепный фильм. Он будет иметь успех. Здорово смотрится, когда в тебя стреляют, это пойдет в лучшее время.
— Я их не нанимал. Собственно говоря, они пытались убить меня, — ответил Римо.
— Насмерть?
— Да. Что-то в этом роде.
— Ну что ж, по крайней мере они не попортили тебе лицо. — Ким Кайли, поглаживая его ладонью по щекам, поворачивала голову Римо, точно мастер, оценивающий свою работу, потом по-приятельски похлопала его по щеке. — Прелесть. Красивое лицо. Ты с ним что-нибудь делаешь?
— Обычно, с его помощью я смотрю, ем, разговариваю и дышу.
— Нет, я имею в виду что-то значительное. Я хочу сказать, ты где-нибудь выступаешь? На телевидении, например?
— Я не актер.
— О Господи, — вдруг задохнулась Ким Кайли, прикрыв рот ладонью. — Так ведь они же стреляли в тебя по-настоящему!
— Кажется, я с самого начала вам об этом толкую.
— Ох, это же ужасно. Тогда что тут делала та команда со скоростной камерой, которая тебя снимала?
— Не знаю. Честное слово, я не знаю.
Римо посмотрел на пыль, клубившуюся на горизонте. Все команды уже были далеко, но может, кому-то с телевидения случайно удалось снять операторов, которые интересовались Римо. Ведь при нападении на президента тоже были операторы. Его могли бы убить в любое время, но напали только тогда, когда рядом оказались кинокамеры.
— Вы помните еще что-нибудь о тех людях с высокоскоростной камерой? — спросил Римо.
Он отвел актрису подальше от часовых. Послышался приближающийся звук сирен. Значит, полицию известили.
— Конечно, — ответила она. — Мне хотелось купить этот фильм, хотя я там вышла и не в лучшем виде. Они были с “Волшебник-фильма” из Пало-Альто. Я их знаю. Они имеют хорошую репутацию. И никогда не ввяжутся в дела с покушением. Они даже не снимают мягкое порно.
— “Волшебник-фильм”? Для меня это звучит, как название порно-лавочки, — сказал Римо.
— Нет. Это фирма Вильяма и Этель Волшебник. Они уже много лет занимаются кинобизнесом. Очень надежные, очень честные. И потому уже раз шесть чуть не обанкротились.
— Может, им нужны деньги?
— Нет. Их купить нельзя. Не все хотят иметь с ними дело. Когда знаешь, что человек, с которым ты ведешь дела, ни за какие деньги не сделает кое-какие вещи, это внушает определенные опасения. У меня даже мурашки бегут по спине.
— Благодарю вас и до свидания, — сказал Римо, заметив как по пыльной степной дороге несутся, точно кавалерийский отряд, полицейские машины.
— Эй, куда вы? — спросила Ким. — Полицейские ведь не платят за выход.
— У меня есть дело. До свидания.
— Что ж, у меня тоже. Мне нужна эта пленка. Вы собираетесь туда поехать? — спросила она.
— Если раздобуду ее, перешлю вам, — пообещал Римо.
— Да вы даже не будете знать, чего ищете. Кроме того, если намечается очередная стрельба, я бы хотела, чтобы рядом со мной был мужчина. Особенно с таким приятным лицом. Как вас звать?
— Римо.
Ким Кайли сжала в ладонях его лицо, точно ласкала ребенка.
— Римо, вам и правда, не стоит впустую растрачивать такое лицо.
— Вильям Волшебник? — переспросил Римо. — Вильям Волшебник. Какая забавная фамилия.
— А Римо — не забавное имя?
Этель Волшебник явно не нравилось происходящее. Даже если в Вильям не предупредил ее, она бы и так догадалась, что речь идет о его сумасшедшей семейке.
— Это не сумасшествие, Этель. Разве я называю сумасшествием, когда твоя родня берет маленького парнишку и отрезает кусочек его члена?
— Мой народ делает это на протяжении тысячелетий, Вильям. Это традиция.
— Ну, вот и у нас тоже, — откликнулся Вильям Волшебник.
Пленку частным самолетом доставили в Пало-Альто из резервации пакита, близ Биллингса, штат Монтана. Вильям уже все подготовил для ее обработки и отказывался работать над каким бы то ни было другим фильмом, пока не доставили именно этот. Весь проявочный комплекс должен был быть наготове. Вильям посмотрел на часы.
— Никогда раньше не слышала о ваших традициях, — заявила Этель. — И никто из моих знакомых тоже.
— Мы предпочитаем все держать внутри семьи.
— А ваши семейные сборища! Вот уж скажу я вам. Настоящий зоопарк.
— Мы были только на одном съезде семьи.
— Помню. На западе Соединенных Штатов. Кто это берет одну семью и рассыпает ее по всему миру? — поинтересовалась Этель Волшебник.
Это была полноватая женщина средних лет, чересчур сильно накрашенная и всегда недовольная. Порой она все-таки могла улыбнуться, когда ее что-то на самом деле забавляло, только вот ее ничего не забавляло после телевизионного шоу “Повитуха Дуди”
— “Повитуха Дуди” — вот это был настоящий юмор, — говорила Этель.
А вот в семье Вильяма ничего смешного не находилось, ее даже нельзя было назвать настоящей семьей. Между родственниками не заметно ни следа теплых отношений, а у большинства из них даже фамилии были разные, и все принадлежали к разным расам и религиям.
Какой-то писатель однажды сказал, что родственники напоминают людей, с которыми вы сталкиваетесь на эскалаторе. Выбирать их не приходится. Родственники Вильяма и были точь-в-точь как люди, встреченные на эскалаторе. Чужие друг другу. Разумеется, если вы попадали в финансовую передрягу, они могли вас быстро выручить. Это они делали хорошо.
Разумеется, Этель всегда заботилась о том, чтобы возвращать долги с процентами. Ей не нравилась эта компания. И единственное, что ей у них нравилось, так это редкость их семейных встреч. Приблизительно один раз лет в пятнадцать-двадцать. Она не очень хорошо знала, что происходит на этих встречах, но что бы там ни было, она, Этель, не имела к этому отношения.
Она любила Вильяма, потому что во всех остальных отношениях он был человеком достойным уважения. Слово у него — железное, а вся жизнь — скромная и честная. И он никогда не смотрел глупых телевизионных шоу.
Но теперь семья вмешалась в их дела, и им приходилось делать глупые вещи.
Их лучший оператор был отправлен снимать президентскую пресс-конференцию высокоскоростной камерой. На такой скорости можно было запечатлеть пулю в полете.
— Послушай, Вильям, — заявила тогда Этель. — Я знаю, что президент умеет довольно быстро трепаться, но уж не быстрее же летящей пули?
— Этель, это семейное дело, — ответил ей Вильям. Как будто этим все объяснялось. Пленку самолетом доставили из Вашингтона, обработали, а потом тем же самолетом отвезли куда-то из Пало-Альто, от Этель место назначения хранили в тайне.
А теперь вот опять. Все проявочное оборудование простаивало, дожидаясь пленки из Монтаны, и Этель заявила Вильяму: