— По своей инициативе, — с гордостью добавил он. Это действительно была хорошая работа.
Мамонт прищурился.
— А если бы не окликнул? Что тогда?
— Тогда бы у меня ботинок развязался, — пожал плечами Денис. — Или сигареты уронил. Или… Да ерунда это, не мог не окликнуть. Иностранцы все время ищут своих в толпе, у них зрение заряжено на пиджачные пары и зубные протезы. Из одиннадцати человек, которых остановил Карл, семь были в костюмах, еще двое — в сорочках и при галстуке. Это для них стереотип «своего».
— Ага, — кивнул Мамонт. Он слышал великое множество теорий, которые имели хождение только потому, что поверить в них проще, чем опровергать.
— Я сказал, что сам не местный, из Новороссийска, но попробую сориентироваться.
Так мы дошли до самой гостиницы. Карл пригласил выпить. А дальше все пошло само собой. Никакой особой моей заслуги тут и нет. Тем более что и результата нет.
— Не скромничай, — сказал Мамонтов. — И сколько же ты за ними ходил?
— Около шести часов. Точнее, пять часов сорок минут. Кстати, они не проверялись.
— Откуда ты знаешь? — чуть заметно усмехнулся старлей.
— Так видно же!
— Так прямо и видно? — наставник перестал скрывать усмешку. — Проверки — это целая наука. И умение их определять — тоже. Этому учатся шесть месяцев — семестр.
Денис несколько смутился.
Контрразведчик подумал, что из Холмса выйдет толк. Парень находчив, коммуникабелен, очень внимателен, упорен и умеет анализировать факты. Что он мог слышать о Бен-Ави? Почти ничего, так — крохи какие-то. Однако запомнил, аккуратно сложил в какой-то уголок памяти и сохранил до поры. А когда момент подошел, сумел увязать с Мишель.
— А насчет отсутствия результата ты не прав, — Мамонт перестал улыбаться и стал очень серьезным. — Результат есть, только выскочил он не с той стороны. Вчера мы арестовали Цигулеву…
— Арестовали?! — расплескивая чай, Денис оттолкнул чашку. Лицо исказила гримаса, словно кто-то со всей силы заехал ему в солнечное.
— Не надо ее жалеть, это редкая сука! И тебя она не жалеет: жаловалась, что ты заставлял ее сожительствовать с целой армией нелегальных эмигрантов из Сирии…
— Я?!
— Рассказывает, как ты сажал ее на иглу, как черные над ней издевались. И про многих других тоже: как кололи, как насиловали, как заставляли. Та еще штучка!
Но главное не в этом…
Мамонт на миг задумался, как бы решая — говорить или нет.
— Главное, что Цигулева и есть та самая Мишель!
На лице у Дениса облегчения не проявилось.
Мамонт хотел добавить, что эту суку искали целый год, из-за нее майор Смирнов едва не вылетел без пенсии на гражданку. Что она и есть та самая дырка, дырища, через которую информация о тиходонском НИИ «Точмаш» потоком лилась за кордон.
Хотел сказать — но не сказал. Потому что сейчас Холмса все это не интересовало.
Его мучили угрызения совести, и он чувствовал себя предателем.
— Ну чего ты раскис? — теперь перед Денисом сидел не добрый товарищ, а сильный и жесткий мужик, презирающий слюнтяев. — Ты помог провести удачную операцию по пресечению опасной шпионской деятельности. Враг обезврежен. И ты, и я, и другие участники поощрены. Надо радоваться! Ведь куда бы ты ни пошел после университета: в милицию, в прокуратуру, в суд, — тебе придется карать преступников! И если ты будешь распускать нюни перед каждым, то превратишься в плаксивую бабу и будешь всегда ходить в соплях! Не так? Тогда возрази!
— Там все открыто… Я по одну сторону, они — по другую. И все знают, кто я такой. А с Антониной я гулял, цветы дарил, целовался пару раз… Она думала — я за ней ухаживаю…
— И что же? Если ломиться в открытую, то часто только шею сломаешь! Есть военная хитрость, есть оперативные уловки… Кто лучше владеет ими, тот и побеждает!
Денис глубоко вздохнул.
— Все равно это дурно пахнет.
— А ты как думал? Чистишь сортир, а он благоухает розами? Так не бывает!
— И сегодня, с Мадлен… Может, женщина не имеет никакого отношения к вашим делам. А из-за того, что мне что-то показалось, вы будете ее проверять, поставите на учет, запретите въезд в страну или будете следить за каждым шагом!
Мамонт наклонился вперед и тронул молодого человека за плечо.
— Пойми, Денис, оперативная работа — жестокое дело. Если она разведчица, то твой снимок введут во все компьютеры французских спецслужб, и когда ты вздумаешь съездить в Париж, тебе откажут в визе! Или завернут обратно на паспортном контроле в Орли! И никто не станет разбираться — связан ты с нами или нет! Тебе понятно это?
Помедлив, Денис кивнул. Скорее всего так и будет. Утех тоже перестраховка…
— Все, кто занимается оперативной работой, проходят через подобные сомнения.
Только переживают по-разному: кто сильней, кто слабей, кому вообще все по барабану! Многое значат детали: например, как выглядит противник. Если бы Мишелем оказался небритый красноглазый алкаш, а вместо Мадлен был уродливый горбун, ты бы воспринял это по-другому. Ведь так? Признайся честно!
— Пожалуй, — снова кивнул Денис.
— Так что тебе просто не повезло. Надо проанализировать ситуацию, расставить все точки над "и", чтобы больше никогда не возникали подобные сомнения. Или…
Мамонт залпом выпил остывший чай.
— Или признать, что ты не годишься для подобной работы. Мы попрощаемся с тобой без всяких обид, и выбирай себе любой другой жизненный путь — иди в адвокаты, нотариусы, юрисконсульты… Но, честно скажу, мне было бы жаль терять тебя. У тебя хорошие перспективы. Начальник нашего отдела предложил мне готовить тебя для штатной работы у нас. Так что решай сам!
Многие годы спустя Денис поймет, что он сделал выбор под влиянием личности Мамонта. Если бы на его месте сидел другой человек, решение могло оказаться совершенно иным.
— Ладно, я все понял.
У него пересохло в горле, и он, повторив жест Мамонта, жадно осушил свою чашку.
Они обменялись взглядами и улыбнулись.
— И хорошо, — сказал старший лейтенант. — Тогда продолжаем. К нам приезжает американская рок-группа, тебе придется ее освещать.
Снова отлучившись в комнату, он принес два плотных конверта, положил на стол, дружески подмигнул. В одном — аккредитационная карточка с фотографией Дениса, подписанная неким Брайаном Диггсом, менеджером группы «Purgeans», два билета на концерт во Дворец спорта с лиловым штампом "23 ИЮНЯ 1990 г. ". И две бумажки по десять рублей — на буфет и другие сопутствующие расходы. В другом деньги — три пятидесятирублевки.
— Твоя премия, — пояснил Мамонт.
Чуть помедлив, Холмс сунул оба конверта во внутренний карман пиджака.
Тогда, в восемьдесят шестом, Агеев уже работал в КГБ. Он знал то, что не полагалось знать никому. Что неприлично холостой зампред облисполкома занимается онанизмом и обожает порнографические журналы, к тому же берет взятки за продажу вне очереди автомобилей и хранит в служебном сейфе по десять-двадцать тысяч рублей сотенными купюрами. Агеев знал, что председатель городского Совета ветеранов в сорок втором выменял за канистру спирта военный билет у какого-то шизофреника и всю войну просидел в Узбекистане. Знал, что бывшая гимнастка, а ныне тренер областной сборной Ширяева во время выступлений в Бухаресте пыталась подцепить двух симпатичных французов пятиборцев, французы оказались гомосексуалистами и, приставив ей нож к горлу, отобрали все деньги, выделенные на группу, а вдобавок еще вырезали на ягодицах нехорошее слово — по-французски, конечно.
Агеев многое знал. В том числе и то, что женская красота тесно связана с длинными ногами. Какую книжку ни открой, так у героини «длинные, стройные ноги».
Только что такое — длинные ноги, Агеев не знал, а потому попался на простом, убогом финте. Оказывается, укороченные женские юбки создают оптическую иллюзию длинных ног. Только оптическую — и только иллюзию. Ха!..
Тогда, в восемьдесят шестом, все тиходонские телки как по команде напялили на себя мини. И девушка, в которую влюбился молодой Агеев, тоже была в мини. Он женился на ней и в первую же ночь понял: в натуральном виде ноги невесты никакие не длинные, а в два раза короче туловища. Ровно в два раза: когда она уснула, Агеев шпагатиком померил. В два раза!.. И сразу любовь пропала.
