Четверть одиннадцатого. Родители на стену, наверное, лезут. Родик успел позвонить родителям, предупредил: Сергей некоторое время дома не появится, если будут спрашивать, они ничего не знают. Пропал, мол. Ушел и не вернулся.

Отец Родику полные уши матюков нагрузил: подонки вы! выблядки! шайка гомосеков! где наш сын, отвечай?! Сергей не знал, что папа умеет так выражаться. Родик смеялся, когда рассказывал. Он сказал, что родители будут молчать как мыши. Они слишком боятся за него, за Сергея.

В холодильнике нашлась и баночка майонеза. Еды здесь хватило бы на целую неделю: копченая колбаса, консервы, пшеничный хлеб, запаянный в полиэтилен, даже яблоки — правда, сморщенные и безвкусные. Водка, конечно. Посуда в шкафчике скользкая, жирная. Кто здесь был до него? От кого скрывался? И где он сейчас?.. Сергей не знал.

Он накрошил яйца на хлеб, полил сверху майонезом. Съел. Тут же захотелось еще.

Какой-то зверский, ненормальный аппетит вдруг проснулся. Сергей почувствовал в себе силы опустошить разом весь холодильник.

«Ты под водочку, под водочку. А потом будет легче».

Он съел кружок колбасы вместе с кожицей, банку частика в томатном соусе.

Захотелось чаю. Поставил чайник — а пока тот закипал, приговорил еще три яйца.

Сырые. Кому он тут будет что оставлять, спрашивается? Некому.

Чайник вскипел, но заваривать нет охоты. А водка — ее заваривать не надо. Во рту было противно после вчерашнего, обгоревший желудок ныл, и вообще Сергей не любил похмеляться.

«Теперь легче пойдет, дурак. Легко и просто».

Он открыл бутылку водки, вылил в пустую пол-литровую банку. Выпил залпом. Внутри зашевелилось что-то, запыхтело, заголосило — будто он неожиданно забеременел.

Сергей сглотнул несколько раз, закусил хлебом. Достал лезвия из кастрюльки и пошел, покачиваясь, в ванную.

Вода с шумом обрушилась на дно ванны, капли на обезжиренных хлоркой краях собирались в серебристые шарики. Сергей разделся, бросил одежду на пол, долго смотрел на перекрученные штанины джинсов. Одевать его будут уже в морге.

«Пронырливые старушки-прошмандовки».

Присел на край ванны, взял лезвие, провел по внутренней стороне запястья. На коже появилась тонкая красная линия, изнутри просочились крохотные капли крови.

Наверное, лезвие тупое — или он недостаточно сильно надавил.

Сергей провел еще раз — сильнее. Еще одна линия, капли чуть побольше.

«Ну же!..»

Рука дрожала и отказывалась слушаться.

«Ну!..»

Кто-то с силой толкнул его в плечо, и Сергей чуть не влетел головой в раковину.

Он ухватился за змеевик, оглянулся. В дверях стоял Человек с Водосточной Трубой.

«Четвертая серия…»

Посередине его лица пролегала глубокая черная рана, глазные яблоки плавали в каше из мозгов, словно белые разваренные фасолины, к коже и волосам пристала осыпавшаяся оранжевая краска. Верхняя губа была рассечена надвое, из треугольного разреза выглядывали зубы. Трубу Человек держал в правой руке.

— Ну? — повторил он. — Ну что, обосрался. Серый?

— Пошел ты… — прохрипел Сергей.

— Руки, говоришь, не слушаются? А ты вспомни, как они слушались в день моего рождения. Помнишь?

Сергей хорошо помнил, как убивал. Он двумя ударами превратил лицо Дрына в кровоточащую массу. Раз и два. Во второй раз труба пробила боковую стенку черепа, на ее конце остались крупинки мозгов. Значит, бил сильно. Еще как. С руками не было никаких проблем. Полное повиновение!

— То-то, — сказал Человек с Трубой. — Я понимаю, если бы ты собирался вышибить себе мозги или вогнать разбитый стакан в горло. А то ведь — вену расколупать.

Смешно. Вон, смотрю, подготовился: вымыл тут все, продезинфицировал. Боишься сифилис на тот свет занести? Так ты бы потолки заодно побелил, Серый. Плитку положил, смеситель новый поставил. Глядишь, как фараон в гробнице отъехал бы…

— Заткнись, — сказал Сергей. — Я нисколько не жалею, что прикончил тебя, урод.

— Врешь, — рассмеялся Человек с Трубой. — Жалеешь. Ты сломал игрушку. Серый, которую никогда не сможешь починить. А я ведь и не спорю: да, сломал. В блин разбил ее, сволочь ты такая. И теперь, как положено, пьешь водку, ширяешься, со всех сторон обсасываешь красивую мысль, что, мол, умереть гораздо проще и приятней, чем убить другого и потом долго жить. Так правда, Серый, все правда!

Вали отсюда скорей, рви вены, сдыхай на здоровье! А если рука дрогнет — так я тебе помогу по старой дружбе!

Человек взмахнул обрезком трубы, ударил по краю ванны. Раздался гулкий металлический стон, на пол посыпались оранжевые ошметки.

Сергей осторожно дотронулся пальцами до лба. Пальцы были холодные, дрожали.

— Пошел отсюда, — сказал он глухо.

Белые фасолины завращались в глазницах. Разрез на верхней губе разошелся в стороны, будто кулисы. Человек улыбался. Он ударил еще раз. Еще. Еще. От гула и лязга в голове Сергея что-то детонировало, взрывало ее изнутри, он даже почувствовал вкус металла во рту.

Лицо Человека с Водосточной Трубой вдруг оказалось совсем рядом, нависло над ним. Сергей взревел от страха и ярости — и ударил, метясь в черный косой провал на месте носа. Кулак с мокрым звуком вошел в мясо; там должно быть мягко. Мягко и тепло.

Но костяшки врезались во что-то твердое, боль прошила руку до локтя.

Сергей открыл глаза.

Перед ним была только запертая дверь ванной. Больше ничего — и никого. С улицы продолжал доноситься стон истязаемой детворой металлической горки: бам-м-м… бамм-м… Сергей облизал губы, подергал дверь рукой. Да, заперта. Он сам ее запер, когда вошел.

«Конец четвертой серии. Продолжение смотрите сегодня вечером…»

Вода подбиралась к краям ванны. «Надо залезть туда», — подумал Сергей. Да, конечно, для того он и драил ее все утро. В горячей ванне он расслабится, может, даже выкурит сигарету перед тем, как… Ему ведь не хотелось, чтобы его нашли с присохшими к жопе трусами. Он будет чист и умыт. И даже слегка продезинфицирован.

Сергей поднял с пола лезвие, сел на край ванны, опустил туда ноги. И тут же выдернул. Вода была ледяная.

В чем дело?

Он до предела открутил кран с красной нашлепкой, сунул руку под струю — ни малейшего намека на тепло.

Утром горячая шла, точно. Сергей хорошо помнил, как поднимался пар со дна ванны, когда он ополаскивал ее из душа. Была вода. И — нету. Отключили?..

«Да ладно тебе носиться с этой водой, придурок, елыпалы! Иди сунь голову в духовку — и все дела! Ты мужчина или нет, в конце концов?!»

Сергей оскалился. Улыбнулся. А если газопровод перекрыли тоже?

— Ничего не поделаешь, придется ломать, — сказал Денис, для очистки совести нажав на кнопку дверного звонка еще два раза.

— Ломать — не строить, — пожал плечами домоуправ.

Он не казался ни удивленным, ни встревоженным. Прошлым летом в одном из домов на вверенном ему участке был обнаружен труп женщины пятидесяти трех лет, она страдала астмой и скончалась от удушья, сидя в кресле перед телевизором. Женщина так и просидела там почти неделю, а дикторы РТР здоровались с ней по утрам и желали добрых снов ночью. Потом трупный запах проник по вентиляционным трубам к соседям, и квартиру пришлось вскрывать. Домоуправ присутствовал при этом, он видел тапочки покойной, полные какой-то дряни, видел следы крысиного помета у нее на платье, обкусанные до костей кончики пальцев и тусклые, как простывшая яичница, открытые глаза. Потом был втык от начальства и пожарнадзора: за неделю счетчик накрутил двести десять тысяч рублей — это за телевизор, который работал круглые сутки, пять стоваттных лампочек в люстре, которые перегорели только на четвертый день, и лампочку в туалете, которую хозяйка забыла выключить, последний раз в жизни сходив в туалет. Пришлось платить из своего кармана… Так что сейчас домоуправа трудно чем-то удивить или напугать.

Здесь стояли двое понятых — студенты, снимающие квартиру напротив Есипенко.

Слесарь Володя из ЖЭУ-26 тоже стоял рядом, держа наготове гвоздодер — на тот случай, если у лейтенанта Паршнова ничего не получится.