Но в ходе работы над воспоминаниями (точнее говоря, после нескольких первых десятков страниц) я убедился в том, что мое первоначальное намерение нереально. Такой дневник был бы слишком обширным, представляющим интерес, быть может, для моей будущей научной работы, но не для читателя, который пожелает обратиться к моим воспоминаниям. Поэтому я решил изменить форму своей книги и сконцентрировать внимание на отдельных проблемах, хотя обилие событий часто вынуждало меня отходить от принятой линии изложения.

Когда наконец я поставил точку после восьмого раздела, то обнаружил, что не обо всем смогу рассказать на этих страницах. Многие вопросы я не затронул, о многих других упомянул лишь мимоходом.

Вопросы, которые я не затронул, могут быть разделены на две группы. К первой из них я отнес бы разные события, известные мне, которые я не мог включить в ход своих воспоминаний, ибо и так мне пришлось сделать много различных отступлений и я опасался, что главная тема отойдет на второй план. Ко второй группе относится все то, о чем я не сказал сознательно по понятным причинам. Мне кажется, что даже машинист локомотива, почтальон или директор магазина не могли бы опубликовать своих воспоминаний, не сохранив за собой право кое о чем умолчать. Тем более это относится ко мне, сотруднику секретной службы, никогда не склонной много рассказывать о закулисной стороне своей деятельности.

Я постараюсь дать примеры не затронутых мною тем, относящихся к первой и второй группе.

Я не нашел места для воспоминаний о том, что охотно посещал Октоберфест — Октябрьский праздник, продолжающееся четырнадцать дней торжество, заканчивающееся в первую неделю октября и проводимое в Мюнхене с 1812 года.

Немцы утверждают, что когда-то октябрь назывался у них Weinmonat — месяц вина. В Баварии винных погребков не много, зато пива всевозможных сортов хватает. Поэтому Октоберфест похож на праздник любителей пива, воспользовавшихся случаем для того, чтобы собраться вместе и выпить.

Все происходит на Терезиенвизе. В определенный день здесь собирается весь Мюнхен. «Свободная Европа» также посылает на это гулянье своих сотрудников разных национальностей, выдавая каждому из них по жетону, за который можно обычно получить половину жареного цыпленка и кружку пива.

В свете прожекторов и цветных лампочек над толпой крутятся чертовы колеса и карусели. В многочисленных лотках продается макрель, огромные леденцы, гигантские кренделя, жаренные на вертелах и сковородах колбаски, а также разных размеров резиновые молотки.

Толпа движется вдоль палаток, больших, как авиационные ангары, и украшенных сверху елками и венками из пихтовых веток, переплетенных разноцветными лентами. Внутри каждой такой гигантской палатки на сцене сидят оркестранты, одетые в праздничные национальные костюмы и играют баварские мелодии. За длинными столами из свежевыструганных досок над кружками пива, горячей колбасой и цыплятами сидят веселящиеся баварцы. То и дело они начинают хоровое пение, напоминающее грохот обрушивающихся скал.

Когда им надоест сидеть в одной палатке, они отправляются в другую. Во время таких переходов устраиваются «Spass» — шутки. Тихонько подбираются к кому-нибудь, кто спокойно пьет пиво, стоя у киоска, и изо всей силы лупят его резиновым молотком по лбу. Когда получивший удар по черепу поперхнется или обольет пивом костюм, толпа взрывается смехом. Шуткой считается здесь даже щипание или похлопывание женщин по пышным ягодицам, на что те реагируют писком или смехом, довольные такой «изысканной» формой ухаживания.

Мюнхенцы из так называемого высшего общества к Октоберфесту относятся без энтузиазма. Они почти никогда не предлагают своим знакомым иностранцам совместно отправиться на Терезиенвизе. Я же охотно ходил на это народное гулянье каждый год, наблюдал за развлечениями баварцев и разговаривал с ними. После всего увиденного и услышанного там мне, кажется, становились значительно более понятными политика ХДС и выступления Ф. Й. Штрауса.

К числу не затронутых мною тем относится также история с культуристами.

Еще в студенческом общежитии на улице Кицкого в Варшаве я подружился с ребятами, занимавшимися тяжелой атлетикой. По их примеру я и сам взялся за штангу и гантели. В Мюнхене я вел малоподвижный образ жизни и, опасаясь последствий, купил гантели. Но лучше все же было заниматься в тренировочном зале, имеющем соответствующее оборудование. Поэтому я записался в клуб культуристов и начал ходить на тренировки, где встречался с представителями различных общественных слоев. О нескольких мужчинах, которые чаще всего упражнялись рядом со мной, у меня сложилось представление как о культурных, образованных и начитанных людях. Иногда наши разговоры затягивались, и мы продолжали их уже в расположенном недалеко от клуба ресторанчике за кофе и вином.

Как-то один из них пригласил меня к себе в гости.

— Я устраиваю небольшой прием в субботу, — сказал он. — Соберется несколько моих друзей. Может быть, и вы придете?

Я согласился, так как ничего более интересного у меня на этот день не предвиделось.

Придя по указанному адресу, я был несколько удивлен полумраком, царившим в квартире, и сильным запахом дамских духов, хотя ни одной женщины, там не заметил. Хозяин любезно принял меня, представил знакомым и сразу же угостил рюмкой какого-то крепкого напитка. После нескольких рюмок я стоял посреди комнаты и с кем-то разговаривал, когда рядом со мной на низкой софе уселись двое гостей и начали что-то нежно шептать друг другу. Потом и другие мужские пары, не стесняясь моего присутствия, приступили к недвусмысленным ухаживаниям, а один пожилой господин, улыбаясь, уже направился ко мне.

На какой-то момент я остолбенел. Еще немного, и дело кончилось бы скандалом: я был готов дать отпор этому ухажеру. К счастью, пришел хозяин, также озадаченный моим поведением, и быстро увел меня на кухню. Он начал упрашивать меня не обижаться, говорил, что произошла ошибка, что он, хозяин квартиры, думал, что я тоже… Если бы он думал иначе, то не пригласил бы меня. Его дезориентировала моя принадлежность к клубу культуристов, в котором обычно встречаются люди, обладающие именно такими наклонностями.

Я не знал об этом и с тех пор перестал ходить в клуб культуристов. Тренировался в одиночестве.

Этих двух примеров достаточно, думаю я, чтобы проиллюстрировать те темы, которые я не затрагивал, потому что мне не удалось связать их с основными воспоминаниями. Понятно, что каждый день, каждая неделя или месяц приносили новые впечатления, но не обо всем ведь можно было написать.

Сознательно не касаясь некоторых вопросов, я руководствовался известным девизом врачей: прежде всего не вредить. Этим принципом я строго руководствовался, когда писал об информаторах и других источниках информации «Свободной Европы».

В моих воспоминаниях нет фамилий людей, которые продолжают оставаться гражданами Польской Народной Республики, а во время моего пребывания в Мюнхене или в более ранний период доставляли информацию «Свободной Европе», руководствуясь при этом неприкрытой злобой, глупостью, легковерием или попросту желанием подработать.

Почему я не сообщил их фамилий? С некоторыми информаторами «Свободной Европы» сотрудники Центра уже провели соответствующие беседы, по возможности спокойно, с глазу на глаз. Разговаривали главным образом с теми, кому мог угрожать шантаж со стороны противника. Им было сказано прямо:

— Не поддавайтесь тем, кто начнет запугивать вас последствиями предоставления «Свободной Европе» такой-то и такой-то информации. Мы об этом знаем. Думаем, что из нашего конфиденциального разговора вы сделаете правильные выводы. Пока будем считать вопрос исчерпанным. То, что будет дальше, зависит только от вас…

Некоторые информаторы подверглись осуждению со стороны товарищей по работе.

С некоторыми вообще не разговаривали. Так было с одним доктором права, пожилым человеком, проживающим в небольшом городке под Варшавой. Для сотрудничества со «Свободной Европой» он создал нечто вроде собственной информационной службы. В материалах, отправленных им в Мюнхен, он хвастался этой своей организацией. После моего возвращения в Польшу он ожидал ареста и, что очень показательно, хотел быть арестованным. Дело в том, что он относится к числу тех людей, которые ради особого рода известности готовы пойти на многое, пренебрегая мнением окружающих, теряя чувство собственного достоинства. Он был разочарован: никто не пригласил его даже на беседу. Надеюсь, что он сам сделал соответствующие выводы.