— Как ты думаешь, может быть нам стоит съездить вместе с Кириллом к Юлиным родителям? — спросил Антон у Полины, когда они остались вдвоем в своей комнате. — Нужно всё-таки познакомиться…

Антон расстёгивал ворот военной рубашки. Даже домашняя одежда у него была в основном военного образца. Антон терпеть не мог расхристанности, вытянутых коленок на домашних трико. Он всегда был «в форме».

— Решим вместе с ребятами, — ответила Полина, — не стоит им навязываться… Если позовут, конечно, поедем.

Антон хотел было возразить, что не пристало им ждать особого приглашения в таком случае, но посмотрев на жену, медленно снимающую ажурную блузку заботливо спросил:

— Ты устала, милая?

— Нет, не особенно… Как можно устать, когда у детей столько радости.

Антон приблизился к жене и ласково погладил её по голове.

— Устала… — возразил он, пристально глядя ей в глаза, — хоть и не подаёшь виду, я поэтому и увел тебя оттуда… Давай я помогу тебе, милая.

Антон повернул жену за плечи к себе спиной, и щёлкнул застёжкой лифчика. Потом медленно спустил с плеч бретельки, а затем коснулся пальцами её груди, одновременно целуя жену в шею.

У Полины закружилась голова и от знакомо пугающей дурноты потемнело в глазах. Она попыталась высвободиться, но горячие руки мужа стиснули ей грудь. Антон прижимал её к себе, возбуждённо дыша, целовал шею, плечи, волосы.

— Антон, не надо! — глухо проговорила Полина.

— Почему, милая, — Антон развернул жену к себе лицом, — я так уже давно не видел от тебя ласки. Я истосковался по тебе!

— Я тебя умоляю, не трогай меня! — Полина решительно убрала руки мужа со своего тела. — Я не хочу ничего этого!

— Что с тобой? Мы уже полгода не живём нормальной жизнью! Ты измучила меня своей холодностью, своими постоянными отказами. Я — живой человек!

— Я тоже живая, — тихо ответила Полина, — и я больше не буду заниматься с тобой любовью!

Антон обмер от услышанного.

— Как так — не будешь? — каким-то странным, недобрым и напряжённым шёпотом произнёс он, — ты думаешь, что говоришь? Ты моя жена, хотя ты стала забывать об этом в последнее время. Я знаю, всему виной это твоя работа в кризисном центре! Эта секта какая-то, тебя словно подменили, будто промыли мозги! Очнись, Полина!

— Оставь меня в покое, Антон!

— Нет, я не оставлю тебя в покое! Ты сама не понимаешь, что говоришь и что делаешь!

— Я всё понимаю! Я устала от тебя, от твоей навязчивой любви! Я ничего не хочу от тебя больше! Не прикасайся ко мне! — Полина чувствовала, что ещё немного и не сможет сдержать слёз.

А Антон словно обезумел. Он вдруг сильно побледнел, черты его лица исказились не то от боли, не то от отчаяния. Он схватил Полину за плечи и что есть силы рванул к себе и начал в каком-то неистовстве целовать её губы. Она отталкивала его, но он быстро скрутил ей руки за спиной и через мгновение повалил на кровать.

— Не смей… Я не хочу… Я ненавижу тебя, — Полина уже плакала, но он будто не слышал её слов, прорывающихся сквозь рыдания. Он всем своим телом вдавливал её в кровать, и ей стало трудно дышать. Но она всё равно сопротивлялась ему, хотя Антон был гораздо сильнее и Полина знала, что ей никогда с ним не справиться.

— Какой бред ты несёшь! Я не хочу это слышать! Замолчи! — исступлённо повторял он и продолжал целовать её лицо.

Полина от собственной беспомощности и слабости почти теряла сознание, но когда Антон сорвал с неё остальную одежду и распял её под собою, перестала сопротивляться и плакать. Она безучастно лежала со скрученными за спиной руками, как можно выше закинув голову назад, чтобы только его губы не касались её лица, чтобы только она не слышала его тяжёлого дыхания. Она была растоптана и унижена настолько, что ей не хотелось жить. Просто бы закрыть глаза и умереть, улететь отсюда далеко-далеко… только бы ничего не видеть, ничего не слышать и не чувствовать.

Когда всё закончилось, Полина с трудом поднялась с кровати — болела каждая клеточка тела, изломавшегося в мучительном сопротивлении. Она встала, надела длинный халат, наглухо запахнув его на груди. Антон сидел на краю кровати, свесив руки ниже колен и низко опустив голову. Под полурасстегнутой рубашкой нервно вздымалась грудь, на шее пульсировала вздувшаяся от напряжения вена.

— Господи… — простонал Антон сквозь зубы, — господи, до чего ты меня довела, Полина… Ты этого хотела? Этого?.. Чтобы я взял тебя силой? Что ты со мной сделала, любимая?!

Антон поднял на Полину глаза, и она увидела в них слёзы. Но ничего уже больше не могло её взволновать в нём — а особенно его отчаяние от совершённого. Он изнасиловал её физически, но если разобраться, то все эти годы не этим ли самым занимался с её молчаливого позволения?

— Я ухожу от тебя, Антон, — безжизненно — ровным голосом произнесла Полина. — Дети выросли. Я тебе больше ничего не должна.

— Я разве когда-нибудь от тебя что-то требовал? — он смотрел на жену сузившимися от горечи и страдания глазами, голос его срывался, губы безвольно подрагивали. — Я так тебя любил всегда… А ты, почему ты меня разлюбила?

— Я не любила тебя никогда, Антон. Прости меня, за то что я лицемерила… Я слабая, двуличная, беспринципная. Я как раз всё то, что ты так ненавидишь…

— Нет! Не говори так! — Антон замотал головой, — Ты замечательная, ты прекрасная…Боже мой, как я люблю тебя! Ты — моя жизнь, без тебя мне ничего не надо — ни семьи, ни детей! Полинушка, пощади меня, не уходи, не оставляй меня! Я не смогу без тебя жить!..

— А я, Антон, не смогу жить с тобой… я прошу тебя, давай расстанемся спокойно, мы взрослые люди. Не нужно вот этих стенаний и слёз — они ровным счётом ничего не дадут, — Полина говорила эти жестокие вещи так равнодушно и хладнокровно, словно её душа навечно очерствела. Ей перестало быть больно от чужой боли, она нисколько не сочувствовала человеку, с которым прожила большую часть своей жизни. Она вообще сейчас ничего не чувствовала, глядя на его сгорбленные плечи — ни отвращения, ни жалости.

— Нет! — Антон вдруг с какой-то упрямой, дерзкой решительностью посмотрел ей в глаза, — я не отпущу тебя, ты моя жена — была и останешься ею навсегда. Слышишь? Если ты хочешь превратить меня в чудовище, монстра я им стану, но ты будешь моей! Будешь спать со мной, будешь любить меня подчиняясь силе или добровольно — мне всё равно! Я тебе не позволю разрушить нашу семью! Не позволю тебе причинить детям боль!

Сердце Полины сдавило ледяным обручем накатившейся вместо уверенности обреченности и безысходности. Она снова почувствовала себя беспомощной, маленькой и слабой. Силы для сопротивления чужой воле покинули её. Антон смотрел на неё прожигающим насквозь взглядом, надменным и повелительным. Полина стиснув ладонями виски метнулась к двери.

— Стой! — прозвучал приказ, — вернись немедленно ко мне!

Он повысил на неё голос, он говорил с ней, как с провинившимся ребёнком. И первым её позывом было желание послушаться. Но она набралась решимости, чтобы ответить:

— Не смей так со мной разговаривать!

А когда Антон взял её за запястье, чтобы притянуть к себе, решительно повела рукой, высвобождаясь, и вышла из комнаты, захлопнув дверь перед его лицом. Полина боялась сейчас только одного, что Антон выскочит за ней следом и свидетелями скверной сцены станут дети. Но Антон не вышел, даже не приоткрыл дверь. Полина быстрым шагом, чтобы никто из гостиной её не заметил, прошла в кухню и обессилено опустилась на табурет.

Однако Саша заметил, как мама зашла в кухню и сразу понял — что-то произошло. Он быстро поднялся и направился следом.

Дина, сообразившая что к чему, в сердцах ругнулась про себя. Опять сейчас ручьем польются эти сладкие сопли! «Моя ненаглядная мамочка… уси-пуси!..» Как это противно, как осточертело! Дина рывком допила коньяк из рюмки и, не сказав никому ни слова, с гордо поднятой головой удалилась из гостиной в их с Сашей комнату.

Ну что за семейка! Мать как угорелая выскакивает среди ночи из спальни, а следом за ней несется не муж, а сын, без раздумий оставляя свою подружку. А ей что теперь делать? Смотреть на беспрестанно целующихся молодожёнов или любоваться, как ещё два придурка гипнотизируют друг друга взглядами? Что задумал этот Илья — решил пройтись по лезвию бритвы в поисках новых ощущений? Ну а вдруг сорвётся? Тогда ощущений будет ему с лихвой!