Только представьте. Мировая печать горит желанием узнать обо мне все досконально — и потребуется чрезвычайно правдоподобная история, чтобы как-то уладить случившееся. А если что-нибудь сорвется — думаю, всем вам придется очень туго.

Да, черт побери, у вас не останется ни малейшего шанса. Вас повесят или поджарят. Всех, одного за другим, если не успеют линчевать раньше…

Когда она кончила говорить, в каюте повисла гробовая тишина. На всех лицах застыло удивление людей, на которых внезапно напала злобная мелкая собачонка, и которые лишились дара речи.

Минуту или около того верзила сидел, погрузившись в размышления.

Затем он поднял глаза и задумчиво потер щетину на своем заострившемся подбородке. Потом обвел взглядом собравшихся и остановился на Алисе. На миг, уголки его рта скривились.

— Мадам, — пророкотал он, — возможно вы нас здорово надули, насчет закона, — он отвернулся. — Но мы еще успеем все взвесить до следующей встречи. А пока, Рей, семь бумажек, как велела леди…

— Это он! — сказал второй из-за плеча шкипера.

Шкипер раздраженно отмахнулся.

— Конечно же он. Неужели ты надеялся встретить кого-то другого, кружащегося в космосе как пьяная сова? — Он на миг внимательно вгляделся в экран. — Никаких сигналов. Все люки закрыты.

— Вы думаете существует шанс, шкип?

— Что? Прошло столько времени! Нет, Томми, даже тени сомнения. Мы и идем туда только для очистки совести.

— Как мы проникнем внутрь, шкип?

Шкипер проследил вращение Фалкона оценивающим взглядом.

— Что ж, они потеряли управление, но я считаю, если мы сумеем зацепить его кабелем, то сможем осторожно подтянуть к себе, как большую рыбу. Правда, придется попотеть.

И пришлось. Пять раз магнит, посланный со спасательного корабля, срывался, не произведя захвата. Шестая попытка оказалась более успешной.

Когда магнит проходил вблизи Фалкона, на миг включился электрический ток.

Магнитный захват изменил курс и оказался в непосредственной близости от корабля. Когда он его почти коснулся, подали питание, захват рванулся вперед и словно рыба-прилипала приклеился к борту корабля.

Затем последовала долгая игра по захвату Фалкона, постоянно сохраняя натяжение каната между двумя кораблями (не слишком сильное) и удерживая спасательный корабль от закручивания, спасатели медленно подтягивались к Фалкону. Трижды корабль срывался, но, наконец, после долгих изнурительных часов хитрых маневров спасательного корабля, беспорядочное движение Фалкона свелось к спокойному вращению. До сих пор на его борту не чувствовалось и намека на жизнь. Спасательный корабль подошел ближе.

Капитан, третий офицер и врач забрались в скафандры и вылезли наружу.

Они направились к лебедке. Капитан перекинул петлю из куска троса через кабель и затем привязал оба его конца к своему поясу. Он лег, держась за кабель обеими руками и, резко оттолкнувшись, заскользил в открытый космос.

Остальные последовали за ним по натянутому кабелю.

Они собрались у входного люка Фалкона. Третий офицер извлек из своей сумки рукоятку. Он вставил ее в отверстие и начал вращать до тех пор, пока не удостоверился, что внутренняя дверь переходной камеры закрыта. Когда он довел рукоять до упора и она перестала вращаться, он вставил ее в следующее отверстие. Это должно было привести в действие насосы, откачивающие воздух из переходной камеры — если, конечно, там был воздух и если до сих пор оставался ток для работы моторов. Капитан приложил микрофон к борту корабля и прислушался. Он уловил легкое жужжание.

— О'кей. Работают, — сказал он.

Он подождал пока жужжание не прекратилось.

— Отлично. Открывай. — приказал он.

Третий офицер снова вставил рукоять и повернул ее. Главный люк открылся вовнутрь, образовав на сверкающей поверхности борта темный провал. Несколько секунд все трое мрачно всматривались в отверстие.

Наконец, с угрюмым спокойствием капитан произнес: — Ладно, пошли!

И они осторожно и медленно двинулись, прислушиваясь, в темноту.

Голос третьего офицера пробормотал: — Молчание, что существует в звездном небе, Лишь только сон средь одиночества холмов…

Тут же голос капитана перебил его: — Как воздух, док?

Доктор глянул на свой анализатор.

— Нормально, — сказал он несколько удивленно. — Давление на несколько унций ниже нормы, и только. — Он принялся отстегивать свой шлем. Остальные последовали его примеру. Отвинтив крепления, капитан поморщился.

— Не нравится мне все это, — сказал он встревожено. — Пошли, посмотрим что там.

Он направился к комнате отдыха. Остальные с опаской последовали за ним.

Сцена была немыслимой и ошеломляющей. Хотя вращение Фалкона прекратилось, все незакрепленные предметы внутри него продолжали кружиться, пока не натыкались на какую-нибудь твердую преграду и отскочив от нее мчались в другом направлении. В результате, получилась мешанина из всевозможных предметов, медленно плавающих и сбившихся в кучи.

— Как и следовало ожидать, здесь никого нет, — сказал капитан. — Док, как вы думаете…

Он замолчал, уловив странное выражение в глазах доктора. Он проследил за его взглядом. Доктор уставился на плывущие обломки. Среди паривших книг, жестянок, игральных карт, ботинок и разного хлама его внимание привлекла какая-то кость. Она была большая, обглоданная и перекушенная пополам.

— В чем дело, док? — окликнул капитан.

Доктор обернулся, взглянув на него невидящими глазами, и снова уставился на плавающую кость.

— Это, — сказал он с дрожью в голосе. — Это человеческое бедро.

Очень долгое время, пока они рассматривали чудовищные останки, на Фалконе царила полная тишина. И вдруг ее прервал звук… Звук высокого, тонкого, дрожащего, но очень чистого человеческого голоса.

Трое недоверчиво посмотрели друг на друга, услышав:

Спи-усни, дитя,
На вершине деревца.
Когда ветер налетит,
Закачает колыбель…

Алиса сидела на краю своей койки, чуть покачиваясь и прижимая к себе ребенка. Тот засмеялся и протянул маленькую ручку, чтобы коснуться материнской щеки, когда та пропела:

…ветка обломается,
Колыбелька свалится
Прямо вниз…

С щелчком открывающейся двери ее песня резко оборвалась. На миг она безумно уставилась на три фигуры, показавшиеся в отверстии люка. Ее лицо представляло маску резких черт и линий, выходящих из точек, где кожа вплотную обтягивала кости. Наконец, по нему пробежала тень понимания. Ее глаза загорелись, губы скривились в подобии улыбки.

Она высвободила руку из-под ребенка и тот повис в воздухе, гукая и улыбаясь, гукая и улыбаясь сам себе. Она запустила руку под подушку и вытянула ее оттуда, держащую пистолет.

Черный остов пистолета казался громадным в ее невероятно худенькой ручке, когда она наставила его на людей, застывших в дверном проеме.

— Посмотри, детка, — сказала она. — Посмотри сюда. Это же еда. Наша любимая еда…