— Лянь Ли, мы здесь, чтобы обсудить следующие факты, — сердечным тоном начал председатель Кристиан, когда Лянь Ли снова опустился в крутящееся кресло. — Неделей ранее ты посетил квартиру Вон Муонг. Там ты коснулся руками ее тела: сначала колена, затем груди. После этого ты поцеловал ее в губы. Она сообщает, что поцелуй этот не носил характеристик дружеского или братского. Ты предпринял попытку сблизиться с нею еще более недостойным образом, предложив ей инициировать генитальное совокупление, в ответ на что она явно выразила свое недовольство. Прежде всего уточню, соответствует ли все это действительности?

— Да, — хмуро ответил Лянь Ли.

Председатель Кристиан кивнул и с не меньшей сердечностью продолжил:

— Заслушав донесение Вон Муонг, ОКК счел необходимым изучить твою биографию. Во-первых, очевидно, что ты проявляешь интенсивное сексуальное желание. Несколько девушек, которых мы опросили, описали происшествия, при которых твое поведение показалось им, с их же слов, странным и фамильярным. Они упомянули, что у тебя имеется привычка искать телесного контакта, иногда через притворно дружеские объятия, иногда, как они подозревают, через умышленно подстроенные обстоятельства. В каждом случае, однако, твои действия и их отчеты не носили явно выраженного характера.

— В таком случае им, вероятно, не следует доверять безраздельно, — неуверенно отозвался Лянь Ли.

Заговорила темноволосая Цин Ровена в лавандовой тунике:

— Но разве не в этом дело, Лянь Ли? Разве станешь ты отрицать, что тебя часто преследуют эротические фантазии о встреченных женщинах?

Голос Ляня Ли упал до бормотания.

— Нет, я не стану этого отрицать, — промямлил он. Заглянул глубоко в темно-каштановые, почти черные глаза Цин Ровены, на миг потерял себя в них, и когда девушка неуверенно заёрзала на своем месте, с трудом отвел взгляд.

— Значит, вы про меня знаете. Наверно, стоило мне раньше самому об этом доложить, но как-то так вышло, что… — Он передернул плечами. — Что дальше? Меня подвергнут медикаментозной терапии?

Присутствующие в первый раз за время беседы смутились. Председатель Кристиан заговорил очень серьезно и даже как-то робко:

— Мы принесли тебе печальные вести, Лянь Ли. Это залог поддержания стабильности коммунального общества.

— Да, но… — Лянь Ли начал терять самообладание. — Вы вообще о чем?

— Предпринято подробное расследование. Требовалось выяснить, какие именно обстоятельства твоей жизни привели к подобному отклонению. Мы исключили все варианты, кроме условий твоего рождения, и допросили твою мать. Сначала она запиралась, но в конце концов вынуждена была разгласить тайну, которую хранила все это время. Факт, относящийся к твоему зачатию.

Голос председателя Кристиана снова стал теплым и сочувствующим. Лянь Ли слушал в недоумении.

— Лянь Ли, я вынужден сообщить тебе об одном прискорбном обстоятельстве. Ты не рожден от идеальной любви. Похоже, что ты обязан своим существованием короткой тайной связи, вызванной явлением, ранее известным как гормональное извержение. Иными словами, ты стал продуктом чисто физического, спонтанного совокупления, описываемого твоей матерью как настойчивая и неодолимая потребность. Твоя мать, Лянь Ли, прежде никому не открывала этой тайны. Ни местному ОКК, ни своему супругу, которого ты ошибочно считал своим естественным отцом, хотя выяснить, действительно ли этот последний пребывал в неведении, уже не удастся, поскольку он погиб несколько лет назад при неудачном погружении, когда впервые были открыты атлантические шахты.

Лянь Ли кивал с отсутствующим видом. Председатель Кристиан продолжал:

— Нет нужды напоминать тебе, что чувства, испытываемые партнерами при совокуплении, напрямую воздействуют на психику плода. Ты был зачат в атмосфере атавистической страсти. Увы, это и есть несомненная причина твоих отклонений.

Повисло молчание. Ему предоставили некоторое время на осмысление самого важного, неожиданного и неприятного факта его биографии. Наконец он медленно покачал головой, будто в изумлении.

— Вы хотите сказать, что я — ходячий реликт.

— Да, в том смысле, что причина твоего беспокойства врожденная. Едва ли следует пояснять, что она передастся по наследству твоим потомкам.

— Тогда… что же можно сделать? — без всякого выражения спросил Лянь Ли.

Председатель Кристиан склонил голову и улыбнулся. Лицо его хранило прежнюю веселость.

— Полвека назад тебе бы выписали таблетки для подавления таких импульсов. Но сейчас это не принято. Время искусственных мер прошло, наш лучший страж — наша честность. Мы не можем позволить старым порокам проявиться снова, ибо бесконтрольная сексуальность дискредитирует революционные цели. Она умаляет личный потенциал и приводит к несчастьям.

— Да, понимаю, — сказал Лянь Ли. Ответ его озадачил. — И чего же вы от меня ждете?

Опять заговорила Цин Ровена:

— Единственная мера, какую мы можем рекомендовать, это твоя, Лянь Ли, изоляция от коммунального общества. Позволь мне объяснить. Твой случай не единственный, время от времени подобное уже происходило. Существует остров, на котором такие, как ты, вольны жить своей жизнью. Конечно, придется прибегнуть к стерилизации, поскольку цель — сосредоточить рецессивные черты в этом генетическом тупике и искоренить их.

Лянь Ли поразмыслил.

— Этот остров — место изгнания для таких, как я?

Цин Ровена кивнула.

— А каково его население?

— Полагаю, немногим менее тысячи.

— А моя мать?..

— Она уже там.

На сей раз молчание продолжалось еще дольше, пока снова его не нарушил председатель Кристиан.

— Лянь Ли, часть тебя противится такому решению. Но подумай! Идеальное общество уже создано, остается лишь поддерживать его! Цивилизация движется на полной скорости, ей нельзя чинить препятствий. В конце концов, кто из нас настолько извращен, чтобы не пожертвовать собой ради революции? Потому и проводится такая политика. Это полностью коммунальное решение.

Впервые заговорила Пам Элкенд. Ее туника была идентична одеянию Цин Ровены, но бледно-оранжевая, в тон волос.

— Лянь Ли, среди людей, чьи желания соответствуют твоим, тебе станет легче. В нормативном социуме тебя будет преследовать одна лишь фрустрация.

— Да, ведь лекарства, доступные ранее, теперь не в чести, — сухо ответил Лянь Ли. Он не стал развивать эту мысль. — Но вам нет нужды утешать меня. Все ясно.

Он поднялся. Председатель Кристиан сделал шаг вперед и положил руку на его плечо.

— Мы так и думали, что встретим у тебя понимание, Лянь Ли, хотя знали, как неприятна тебе покажется эта новость. Представляя себя на твоем месте, мы согласились, что и сами приняли бы такое решение.

Побледнев, Лянь Ли кивнул. Девушки поднялись; туники облекали их привлекательные тела, но красоты не подчеркивали.

— Когда?.. — выговорил Лянь Ли.

— Когда тебе будет удобно, — тихо произнес председатель Кристиан. — Мы предложили бы завтрашний или послезавтрашний день. Просто явись в приемную пятого ОКК, и тебе предоставят транспорт.

Снова оставшись в одиночестве, Лянь Ли пустыми глазами уставился в окно. Ум его омертвел и не реагировал на волевые усилия, но вместе с тем уподобился экрану, на который помимо воли молодого человека проецировались образы прошлого.

Когда он находился у Вон Муонг, физическое возбуждение и интенсивное стремление к ней стали непреодолимы. Физический контакт с ней, как и с остальными, ранее приносил ему удовольствие, но, как и с остальными, он не мог быть уверен, является ли отсутствие реакции сигналом, что он волен продолжить ухаживания, или указывает на простое равнодушие к его ласкам. Впервые он осмелился зайти так далеко, но, как выяснилось, ее первоначальная сдержанность была продиктована обычной озадаченностью.

Действительно ли такие сладостные и всепронизающие чувства могут быть поводом к изгнанию? Лянь Ли не мог понять, как так получилось, что он доселе избегал любых внутренних дискуссий о своих порочных влечениях, едва осмеливаясь признаваться сам себе в их реальности.