– У тебя очень приличный темп, малышка. Ты справишься. – Он зажег сигарету и вернул зажигалку на место. – Ты же сказала, что хочешь работать.

Она глядела в окно на обгоняемые ими машины, но, в общем-то, ничего не видела, так как сидела совсем рядом с Блейком.

– Где была Вивиен сегодня утром? – тихо спросила она. – Вчера вас обоих не было дома до поздней ночи.

– Не было, – невразумительно ответил он.

– Конечно, это не мое дело, – сухо заметила она, избегая его взгляда.

Он только улыбнулся, внимательно следя за дорогой.

Текстильный комбинат Гамильтонов размещался в просторном одноэтажном здании огромного промышленного комплекса, оборудованном по последнему слову техники и окруженном зеленью парка. Кэтрин бывала здесь раньше, но никогда еще в качестве служащей.

Она вошла вслед за Блейком в его офис, отделанный темным деревом и обставленный мебелью в шоколадно-кремовых тонах. Ее внимание привлекла картина, занимавшая стену над большим кожаным диваном. На картине был изображен морской пейзаж в лучах закатного солнца с полоской пальм на берегу, бунгало, крытое серебристо-белой соломой, и на переднем плане смутные очертания двух человеческих фигурок – мужской и женской.

– Нравится? – спросил он, просматривая почту на своем письменном столе. Она кивнула.

– Это Сент-Мартин, да? – тихо спросила она. – Я узнаю это место.

– Еще бы. Мы распили там бутылку шампанского, как раз под этими пальмами, когда праздновали твое восемнадцатилетие. Мне пришлось чуть ли не на руках отнести тебя в бунгало.

Она рассмеялась, вспомнив, как бесшабашно они веселились с Блейком под шум прибоя. Они без умолку болтали, плескались в пенистых волнах, пили шампанское, а Мод и Филлип тем временем проигрывали деньги в каком-то казино.

– Это был мой лучший день рождения, – промолвила она. – Мы, кажется, тогда за всю поездку ни разу не поссорились.

– Хочешь, поедем туда опять? – вдруг спросил он.

Она обернулась. Он стоял у стола, слегка расставив ноги, уперев руки в стройные бедра.

– Сейчас? – спросила она.

– На следующей неделе. У меня кое-какие дела на Гаити, – загадочно пояснил он. – Я думал, мы задержимся на пару дней в Сент-Мартине, а оттуда – на Гаити.

– Почему на Гаити? – с любопытством спросила она.

– Тебе туда ехать незачем, – ответил он с категоричностью, исключавшей дальнейшие расспросы.

Она продолжала рассматривать картину.

– Кто это – мы? – еле слышно спросила она.

– Вивиен и Дик, – уточнил он. – Это последняя попытка добиться от него согласия на сотрудничество.

– И от нее? – спросила она с неожиданно острым чувством горькой обиды.

Между ними повисла долгая пауза.

– Я думал, тебе известно, зачем она приехала.

Она упорно рассматривала огромную деревянную раму картины, чувствуя, что сейчас умрет. Значит, он все-таки признается.

– Да, – прошептала она. – Я знаю.

– Знаешь? Интересно, – пробормотал он, бросив хмурый взгляд на ее осунувшееся лицо.

– Кто-нибудь еще поедет? – спросила она. – Филлип, например?

– Филлип? – хрипло переспросил он. Его лицо окаменело. – Что между вами происходит, Кэтрин Мэри?

– Ничего. – Она словно оправдывалась перед ним. – Просто нам приятно общество друг друга, вот и все.

В темных глазах Блейка вспыхнули злые огни.

– Ради Бога, возьмем Филлипа. Надо же тебе играть с кем-нибудь. – Его голос стал резким.

– Я не ребенок, Блейк, – сказала она со спокойным достоинством.

– Оба вы дети.

Она выпрямила стройные плечи:

– Вчера ты обращался со мной не как с ребенком!

Едва заметная улыбка тронула его твердые губы.

– Ты вела себя не как ребенок. – Его откровенно дерзкий взгляд медленно заскользил по ее фигуре, обжигая кожу сквозь элегантный костюм.

Она почувствовала, как ее щеки заливает румянец при воспоминании о его горячем теле, покрытом жесткими волосами, тесно прижатом к ее груди.

– Филлип! – прорычал он, не спуская с нее глаз. – Ты бы сожгла его заживо. Ты для него слишком темпераментна. И для Донована тоже.

– Блейк! – Она не могла сдержать своего негодования.

– Это сущая правда, – не унимался он, глядя на нее в упор суженными зрачками темных от ярости глаз. – Я почти не спал ночь. Все вспоминал прикосновения твоих рук… шелковую кожу… извивающееся тело… Может, ты еще и зеленая, моя девочка, но инстинкты у тебя роскошные. Когда ты наконец перестанешь бояться, из тебя выйдет дьявольски соблазнительная женщина.

– Ничего я не боюсь… – вырвалось у нее прежде, чем она успела сообразить, что сказала.

Она стояла и смотрела на него, уязвимая и жаждущая вновь ощутить прикосновение его рук к своей обнаженной коже и жар его вожделения. Хоть бы он приласкал ее. Он тотчас же уловил, прочел этот зов в ее глазах. Резко поднялся и, обойдя стол, приблизился к ней вплотную. Теперь между ними не было никакого притворства, только нить разделенного влечения, неумолимого и требовательного.

– Черт возьми, ты сама не знаешь, что я прочел в твоих глазах, – глухо произнес он, и его большие руки с силой схватили ее за талию и притянули еще ближе.

Было упоительно ощущать его огромное мускулистое тело во весь рост своего. Она подняла лицо и посмотрела ему прямо в глаза. Ее сердце колотилось. Его голова начала наклоняться, и она задрожала.

Его алчущий рот сделал ей больно. Она вытянулась, обвилась вокруг него, а его губы раздвинули ее губы и жадно впились в них страстным поцелуем.

– Блейк, – изнемогая, прошептала она. Его рука двинулась вверх от талии и закрыла ей грудь, вобрав в себя едва ощутимый вес, а его язык вторгся в тепло ее рта.

– Ты у меня в крови, Кэт, как медленно действующий яд, – хрипло шептал он. Его пальцы начали осторожно сжиматься на ее груди, а он наблюдал за беспомощным выражением ее вспыхнувшего румянцем лица. – Я смотрю на тебя и думаю только о том, что ты чувствуешь в моих руках. Помнишь, как это было вчера? Твои груди прижимались ко мне, и ни единая нитка не мешала нам чувствовать друг друга кожей.

– Не надо, – теряя силы, лепетала она. – Это нечестно…

– Почему же? – спросил он, приподнимая ее от пола на уровень своих глаз. – Скажи, разве тебе не хотелось того, что я делал с тобой в беседке? Скажи, что не хотелось, что ты не горела с головы до ног, когда я выпустил тебя!

Она не могла этого сказать, потому что она желала его, и это читалось на ее пылающем лице, в расширенных зеленых глазах, умоляющих его о пощаде в тишине офиса.

– Я хотел бы уехать на Мартинику только с тобой, знаешь это? – резко выдохнул он. – Только мы вдвоем, Кэт, и я бы положил тебя в темноте на песок и попробовал бы на вкус каждый нежный сладкий дюйм твоего тела.

У нее перехватило дыхание от страстной требовательности этих слов.

– Я… я бы не позволила…

– Черта с два ты не позволила бы, – шепнул он. Его губы снова прильнули к ее рту, его руки скользнули ниже, обхватили ее бедра и бережно и властно стали прижимать к его бедрам, пока она не вскрикнула от остроты вызванных этим ощущений. – Хочешь меня, Кэт? – Его шепот был вкрадчивым и дразнящим. – Одному Богу известно, как я хочу тебя, это почти невыносимо. Не надо было так тебя ласкать. Теперь я ни о чем больше не могу думать, теперь я хочу тебя всю, еще сильней, чем раньше. Поцелуй меня, милая. Поцелуй же…

Она подчинилась, потому что в этот момент она ничего другого не желала от жизни. Чувствовать его, прикасаться к нему, ощущать его на вкус, вдыхать его запах… Большие руки Блейка словно тисками прижимали ее всю, до последнего дюйма, к властному телу, а губы впитывали в себя все ее существо. Казалось, прошло бесконечно много времени, пока он не поднял голову, чтобы позволить ее глазам погрузиться в свои.

Дверь распахнулась так неожиданно, что это причинило почти физическую боль, и пронзительный голос Вивиен грубо разорвал связывавшую их хрустальную нить чувства.

– Привет, – произнесла Вивиен с отчетливым британским акцентом. – Надеюсь, я не помешала?