— Да.

Те сунули клочки бумаг со счетами, парни моего экипажа тоже, так что по три минуты на каждого, и я провёл деньги, летуны звонили своим, и подтверждали, деньги пришли. Штурман радовался, всё ипотеки закрыты и даже что-то осталось ещё. Я же велел экипажу занять места в машине, и мы рванули к мосту, а летуны продолжили охранять трофеи. Пока всё идёт неплохо. Сглазить не хочу. Десять километров пролетели быстро и уже при свете утра заняли позицию в трёхстах метрах от моста. Сигнал ротному, что мост под охраной, ушёл. Он кодовый. Экипаж уснул на своих местах, я дал добро, коптер крутился в небе, а сам поглядывая на экран куда шла картинка с камеры, ломал карты дальше. Кстати, по своим шестидесяти миллионам, доли мои, я уже отправил в Фонд Обороны, мои десять процентов, а это шесть миллионов, остались на счету. Я старался быть честным. Подумав, решил связаться со своими, но чтобы укропы не засекли, так что вставил в свой телефон трофейную симку, моя тут не брала, и позвонил комбату. Не смотря на ранее утро. А у меня в телефоне забит только он и особист из старших офицеров батальона. Ротного не было почему-то, а взять перед операцией я не догадался. Позвонить всё же нужно, сообщив что за ночь успели, это позволит им сориентироваться и поработать с полной отдачей. Передадут ротному. К слову, наш батальон не действовал одним кулаком, танки были переданы для усиления пехотных частей, по одному или взводом. Наша рота, что действовала совместно, это редкость. Только для этой операции, и скорее всего вскоре её снова по подразделениям раскидают.

Не отвечал комбат довольно долго, или спал, ранее утро, вполне возможно, или пытался выяснить что нужно укропам от него, номер-то украинской сотовой связи. Конечно найти номер комбата сложно, но возможно, и тому бывало поступали звонки с угрозами, и тому подобное, поэтому такая реакция не удивительна, однако всё же ответил:

— Слушаю.

— Товарищ полковник, доброе утро, это Алмаз. Извините что звоню вам, но у меня ваш номер вбит в память телефона и особиста, ротного нет, иначе ему бы позвонил.

— Я в курсе, что ты в тылу противника. Доложили. Доклад, только коротко и своими словами.

— Есть. Прорыв удачным был, перескочили линию передовой и ушли в тыл. Подобрали лётчиков. Там штурман ранен, но не серьёзно, только рана воспалилась, я обработал, почистил, грязь попала, обломок осколка удалил, основной те сами ранее вытащили, сейчас порядок. Однако приказ ротного, укрыть летунов в лесу, выдав им всё необходимое, не выполнил. Я на трофеи рассчитывал, на технику, а тут трое что можно за баранку посадить. Взял с собой, пришлось уговорить, обещал доли в трофеях. Обещание выполнил. Сначала побывали на мосту, заряды были мной деактивированы. Сами заряды на месте, но детонаторы извлёк. Подрыв дистанционный. Потом двинули дальше и первая цель, азовцы на бронемашине «Козак». Двигались к передовой. Решил не использовать вооружение танка, высадил летунов и принял встречную машину в лоб, таранными ударом сбросив с откоса. Пушку на бок повернули, чтобы не мешала. Все азовцы погибли, восемь их было, документы и трофеи собраны. После этого коптером обнаружили на лесной дороге батарею «Градов», отдыхали, пять боевых машин, штабная, командирская, и сопровождения, расчёты спали в платках. Шугнули их фугасом над головами и захватили всю батарею целой. Это наша добыча, нашего батальона. Перегнали в три этапа технику в другой лес, захваченные машины сейчас летуны стерегут, и двинули дальше, и обнаружили как снялась и выезжает на дорогу батарея «Рапир», уничтожили точным огнём с дистанции четыре километра. Подошли ближе и добили. Четыре пушки, восемь грузовиков, «КШМ» на базе «БТР-семьдесят», семь десятков боевиков. Выживших среди личного состава нет. Личные документы собраны. После этого провели разведку и больше таких целей не обнаружили, но вышли на личный состав захваченной батареи, покинули дорогу и по полевой вышли на них и открыли прицельный огонь. Те по целине шли в свой тыл. Выживших нет. Подранков тоже. Документы собраны. Вернулись к летунам, разобрались с трофеями, все доли получили, у меня две было, я перевёл девяносто процентов своей доли, это пятьдесят четыре миллиона рублей, на тот же счёт. На данный момент заняли позицию у моста, ждём отхода нациков. С коптера велись записи, если у вас хватит памяти телефона, то могу скинуть записи, включая мой рапорт.

— Сейчас к ноутбуку подключусь и скинешь. И запись встречи с диверсантами у нас в тылу тоже.

— Есть.

Вообще копию этой записи у меня уже забрали, ротный, когда прибыли в расположение, но раз надо, значит вышлем. Как дали отмашку, я начал загрузку, та минут пять шла, но ушло всё что я отметил. Сам за это время с помощью айфона успел ещё одну карту вскрыть, и всё с неё, да и кредиты, тут два удалось взять, перевести на другую карту. Тут вообще как, все гривны я переводил на счёт одного из нациков, выбрал тот, где доступ к счёту помимо него никто не имел, а как набиралась крупная сумма, гонял по банкам Казахстана, и уже на свой счёт перегонял, путая следы. Причём санкции сказались, стало куда сложнее работать, пару раз я запреты на переводы просто сносил таранным ударом. Это не осталось незамеченным и уже началось противодействие. Однако по работе с картами, с кредитами укропских военных, проблем пока не было, проблемы именно конвертирования валюты и перевода на свой личный счёт, но как я уже говорил, вопрос решён. Вот так и работал. Комбат подтвердил получение информации, координаты, где батарея спрятана, у него были, вряд ли её нашему батальону оставят, типичная кочующая батарея, в полном сборе, собрать личный состав и начать работу можно легко, но тот может обменять трофеи на что-то нужное нам. На что не знаю, это дела комбата, но расклад ему известен, дальше его работа.

Как только тот получил информацию, память с телефонов нациков из перевернувшейся бронемашины тоже тут были, это для особиста, я сказал тому:

— Товарищ полковник, такие трофеи развращают. Дайте приказ прекратить это дело. Да и хватит нам уже. Летуны тоже довольны. Трофеи законные, если что, я подтвержу.

— Уже подписан, получите как с нашими соединитесь.

— Отлично… О, движение на дороге. Кто-то едет к мосту.

Очнулся я с трудом, тело болело, по нему такое чувство, что оно сплошной кусок мяса. Обломки зубов во рту. Стараясь не шевелится, я запустил Виденье, и понял, что нахожусь в камере, одиночка, нары, мокрый пол, холод и сырость. Сам я в рванной форме, похоже своей, ноги босые свешивались с нар, ботинки куда-то делись. Виденье показало, что в соседних камерах сидит множество народу в форме и гражданке. Два уровня камер, наверху кабинеты, работали люди. Стало ясно что я в плену. СБУ похоже. Город какой-то, но что за город, не ясно. Источник полный, поэтому запустил диагностику головы, сознание плавало, и начать нужно с неё, остальным позже займусь. Контузия, средней тяжести, даже чуть выше, несколько зубов выбито и сломано, нос всмятку, челюсть сломана. Меня били, и били долго, пиная бессознательное тело. Что произошло я пока не помнил, может вспомню как вылечусь? На диагностику головы ушло восемьдесят процентов источника. Это так. У меня уровень опустился до «Д-5», я увеличил дальность Виденья и сейчас было шестьдесят три метра. Даже чуть больше. На несколько сантиметров. Вещь нужная, но больше использовать эту опцию не смогу. Четыре раза это предел, количество использования этой возможности тоже было, и оно конечно, вот до границы и дошёл. Поэтому и ушло так много, и оставшиеся двадцать процентов, все пустил, на лечение основного очага контузии. Не долечил, но сознание прояснилось, уже не плавало, хоть думать стал нормально.

Так лёжа, стараясь не шевелится я начал медитировать по методике Джоре, оно так быстрее, нужно восстановить себя, похоже у меня переломы. Как сбегу пока не знаю, но сделаю это, и пока медитировал, нужно до полного источник заполнить и слить всё на лечение головы. Потом и дальше можно диагностировать тело и использовать лечение на серьёзных повреждениях и ранениях. А что произошло, я вспомнил, помогло первое и начальное лечение головы. Тот прорыв в тыл к противнику закончился хорошо, мы освободили без потерь обширные территории с тремя населёнными пунктами, что не были разрушены, как боевики поступали в подобных случаях. Захваченный мост дал нам оперативный простор для наступления на Угледар, и на пятый день мы вышли к его окраинам. Вообще после звонка комбату, действительно на дороге движение было замечено, я поднял коптер, но это оказалось боевики своих раненых эвакуируют, в кузове «КамАЗа» и «шишиги» везли на небольшой скорости, мы их пропустили, всё же с ранеными мы не воюем. Те видели нашу позицию, не могли не видеть, наверняка сообщили своим, но проехали мимо. А потом нас пытались сбить с позиции миномётами, мы откатились, уходя от разрывов, и два танка «Т-64» выехали на прямую наводку. Одному сбили гусеницу, второго сожгли. Нам тоже прилетело один раз в башню, та стала медленнее со скрипом поворачиваться, но пережили. В общем, бросили укро-десантники свою технику и уходили пешком по оврагам под ударами нашей артиллерии, корректировщики хорошо поработали, бежали те быстро. Сорок грузовиков захватили, двенадцать бронетранспортёров, тринадцать «БМП» разных версий, миномёты, пушки, установки «ПТУР», два танка целыми и один подбитый мной. Давненько у нас таких шикарных трофеев не было. Трофейщики уже отгоняли всё в тыл. Когда наши появились, мы их пропустили, и включившись колонну, дошли до спрятанной батареи, ротный её принял, выставил охранение, позже как тут тылы почистят, отгонят в тыл, и мы пошли дальше. А летунов на попутной машине отправили к своим. Первый заслон ВСУ уже через пять километров обнаружили, там, где мы «Рапиры» побили.