‑ Где я получил травму черепа?

‑ Что получил? ‑ моя фраза удивила и насторожила аборигена.

‑ Рану! Получил рану! ‑ поспешил я исправить свою оплошность. ‑ Ты сказал: что мне проломили голову! Это на войне произошло?!

‑ По ту сторону пролива. Не помнишь?! ‑ я отрицательно помотал головой. ‑ Во Франции. Мы тогда служили под стягом рыцаря ‑ нормандца Гийома де Монпелье.

Память тут же мне выдала довольно скудную информацию о том периоде: 'Столетняя война. Англия и Франция. Когда началась, не помню, но закончилась в одна тысяча четыреста пятьдесят третьем году. Это же почти семьдесят лет! Десять раз еще убить могут, пока она закончиться. Что там еще было? Кресси. Пуатье. Эти сражения… уже были. А вот Азенкур… Битва, вроде, произошла в тысяча четыреста… пятнадцатом году. Похоже, это все, что я знаю! Не густо!'.

Выдержав паузу, мужчина продолжил:

‑ Мы поехали небольшой группой разведать местность, и столкнулись с французским отрядом. Барон Гиссард тогда нас возглавлял. Погиб одним из первых. Только схватились, как подоспела их пехота. Тебя в толчее боя сбили с коня алебардой. Я успел зарубить пехотинца, который собирался проверить твой череп на прочность, но на меня насел рыцарь с львиной головой на щите. Тремя ударами топора развалил мой щит, а четвертый обрушил на шлем. Мельком, я успел заметить, как ты сражался. Ты только зарубил спешенного рыцаря, как на тебя обрушил свою булаву здоровяк в черных доспехах и головой быка на щите. Очнулся я, когда прибыла помощь. Начал искать тебя. Нашел в луже крови. Доспехи порублены. Шлем помят. Привез в лагерь, а лекарь начал ругаться. Дескать, зачем привез, он почти покойник ‑ тащи на кладбище. Зато потом, когда ты начал выздоравливать, все удивлялся, как ты сумел отбиться от костлявой. Как я обрадовался, когда ты первый раз открыл глаза! И как клял все на свете, когда с тобой случился первый приступ ярости. Чем ты больше набирал силы, тем больше становился похожим на зверя. Я все это время неотлучно находился при тебе, но однажды, стоило мне ненадолго отлучиться, ты чуть не убил человека, и тогда господин барон, твой отец, отдал приказ посадить тебя на цепь в башне. Ты здесь сидишь уже с рождества Христова, а значит, всю зиму и весну. Вот такие дела, Томас.

Пару минут я переваривал все, что мне только что сказал этот человек. По всему выхо‑дило, что я воин и сын барона. Вернее не я, Евгений Турмин, а Томас Фовершэм, чье тело временно занял. Тут опять было явное противоречие с институтской версией, но я уже решил для себя, что раз мне отмерено в этом времени двое суток, то нет смысла терять время на построение теорий, а надо просто знакомиться с местной жизнью. Теперь у меня появился шанс посмотреть замок и его обитателей… Упс!

'Похоже, зря заговорил! Ведь через два дня исчезну, и на руках у этих людей останется буйный псих. Впрочем, что сделано, то сделано! Просто предупрежу их перед своим уходом! Зато впечатлений наберусь! Жаль, что нельзя прихватить с собой парочку ‑ другую сувениров. Впрочем, и без этого будет немало, что вспомнить!'.

‑ Эй! Том! Ты чего?! ‑ голос мужчины пробился словно издалека. ‑ Снова, что ли…

‑ А?! Что?! ‑ я резко вынырнул из мыслей, как из воды. ‑ Ты что‑то сказал Джеффри?!

‑ Ты вспомнил, как меня зовут, мой мальчик?! Господь милостив! Я даже не знаю, что и сказать…

Я был изумлен не меньше, чем сам Джеффри, правда, радоваться не стал, так как не понимал, хороший это для меня знак или плохой. Минута раздумий ушла на то, чтобы понять, что где‑то, в глубине, помутившегося разума молодого Томаса Фовершэма осталось нечто такое, что очень дорого его сердцу. Например, как имя его телохранителя. Правда, тут же возникает вопрос: почему не матери или отца? Странно. Неожиданно мне пришли на память его отточенные и резкие движения во время вспышки ярости. Словно он кого‑то рубил. Похоже, его бойцовские навыки так же остались при нем, типа выработанных рефлексов у животных.

'Вот уж повезло, так повезло. Иметь при себе двойника, который может впасть в буйство в любой момент… А мне‑то, какая разница?! Ведь все равно разбежимся в разные стороны! Так, о чем это он?'.

‑ … Ты с младенчества у меня на глазах был. После того злополучного боя, когда твой отец получил две тяжелые раны, одну в грудь, другую в бедро, он три месяца не вставал с ложа, около года харкал кровью, а хромает до сего дня. Осенью и зимой вообще никуда не выезжает, так раны ноют. Только когда уже совсем потеплеет, летом, он может себе позволить сесть на лошадь. Восемь лет я постоянно был при нем, а после произошедшего с ним, он приставил меня к тебе, Том. С четырнадцати лет мы с тобой неразлучны. Война, охота, пирушки ‑ я всегда был рядом. Дважды был с тобой во Франции, один раз ‑ на шотландской границе. Сражались с французами, немцами, шотланд‑цами, испанцами. Помню, как…

‑ Подожди. Сколько мне сейчас лет?

‑ Двадцать один исполнился тебе. Ровно месяц назад.

‑ И мне двадцать один исполнился…! Э‑э… Ладно. Я хотел сказать,… впрочем, не важно. Кстати, зачем ты пришел?

‑ Каждое утро я прихожу сюда в надежде, что Господь Бог смилостивится и вернет тебе разум. Ты, Томас, для меня почти как сын родной. Ведь моя жена была твоей кормилицей, и ты был одногодком моего сына, ‑ тут здоровяк повесил голову и горестно вздохнул. ‑ Прошло столько лет, а они, в моей памяти, как живые.

‑ Что произошло с твоей семьей?

‑ Меня тогда в замке не было. Сопровождал господина барона в походе. Когда приехал, сказали: горячка. В три дня сгорели. И жена, и сын. Эх! Впрочем, это дело прошлое и не будем его ворошить. Бог дал ‑ Бог взял! Тогда же умерла и твоя мать, Томас. Щедрой души была женщина, добрая и скромная. Ну, я пойду. Надо…

‑ Подожди. Так я что, рыцарь?!

‑ Нет, Томас, но боец знатный. Какое оружие не возьми: копье, меч, секира, ты ими всеми владеешь с одинаковой легкостью. Неистов и бесстрашен в бою. Одним из первых идешь в битву и последним покидаешь ее.

От подобной героической характеристики я чуточку растерялся, хотя бы потому, что ее высказал не какой‑то фанатично настроенный мальчишка, а закаленный в битвах боец.

'Воин! Неистов и бесстрашен в бою! Ха! И это про меня! Лестно!'.

‑ Э‑э… Скажи Джеффри, а ты при мне как? Оруженосец?

‑ Больше, конечно, телохранитель. Но и оруженосец тоже.

‑ Понятно, ‑ мне только и осталось, что сказать нечто невыразительное, потому что продолжать разговор дальше было бессмысленно, я и так был загружен информацией по самое горло.

'А сын барона ‑ это кто? Не баронет ‑ это точно. Они позже появились. О! Вспомнил! Эсквайр! Точно! А мое предположение оказалось верным! Гм. И годы странным образом совпали… Такое ощущение…'.

Джеффри, торопящийся сообщить барону хорошую новость, тут же воспользовался моей задумчивостью:

‑ Побегу порадовать господина барона! Он должен прямо сейчас узнать радостную весть!!