Не те фокусы, которые с трудом воспроизводили адепты мира смертных, а самая настоящая магия. Когда свет, пробежавшись по листьям дубов и берез, вдруг превращался в смех звезды, скучающей по черному бархату неба, а затем, вливаясь в дерево, он позволял тому вздохнуть. И в этом вздохе слышалась мудрость времени и изящество.

На краю зрения, вспышкой эфемерного сознания, тонкая береза, впитав свет смеющегося солнца, расправляла ветви и прекрасной девушкой, одетой в самые изысканные, мерцающие одежды, наклонялось к ручью, чтобы напиться из него воды.

Сам же ручей, извиваясь среди холмов, вдруг расправлял крылья и синей птицей взлетал в небо, где оборачивался облаком из которого шел дождь из капель чьих-то разбитых мечтаний. Их осколки, падая на плечи Хаджару, стекали водой на мох, изумрудной пылью разлетавшийся по лесу.

Затем мгновение и это вновь привычный, простой лесной массив, раскинувший объятья от левого до правого горизонтов.

Хаджар обернулся.

Ему казалось, что они только-только вошли во владения фейри и за спиной должен раскинуться заливной луг, но ничего, кроме деревьев, он не увидел.

– Не пытайся понять страну… фае разумом, Хаджар, – Карейн, кажется, начал чувствовать себя чуть лучше. Во всяком случае он больше не висел всем весом на плече Хаджара и даже, относительно самостоятельно, переставлял ноги. – И, тем более, не пытайся его ощутить при помощи энергии или мистерий. Если, конечно, не хочешь, чтобы сюда заявились воины фейри. Уверяю тебя, они мало чем похожи на те сказки о маленьких, крылатых созданий, которые ты слышал в детстве.

Хаджар вспомнил тех фей, которые служили в качестве посланников Седьмого Неба. Каждая из них была неимоверно сильна, но Фрея, нынешняя “сторож” и “надзирательница” Хаджара превосходила их всех вместе взятых.

– Карейн… – Хаджара, внезапно, осенила шальная догадка. – А ты ничего не знаешь о том, почему некоторые фейри служат богам?

Тарез на какое-то время замолчал.

– Все матери рассказывают своим детям истории, Хаджар, – прошептал он. – В них они доносят нам ту мудрость, которую нажили, за эпохи, наши предки. Так мы становимся теми, кто мы есть. Народами, нациями, религиями. Нас делают таковыми не цвет крови или форма ушей, а истории матерей и наставления отцов.

– Не знал, что в тебе есть те же философские порывы, что в Эйнене.

Карейн улыбнулся.

– Вопрос, который ты задал, Хаджар – это часть истории народа богини Дану. Я не могу тебе рассказать того, что тебе не положено знать.

– Вот так вот и рождается расизм, Карейн.

Тарез посмотрел исподлобья на поддерживающего его Хаджара.

– Ты сильно ударился головой, варвар? Или мне действительно не чудится и это была твоя попытка пошутить? Если так – то лучше никогда больше не пытайся. Боги щедро наградили тебя талантами быть безумным, но чувством юмора явно обделили.

– Вообще-то я умею шутить, – нахмурился Хаджар.

– И кто так говорит? А, погоди, не отвечай. Дай угодаю – те, у горла кого ты меч свой держишь?

Хаджар не сдержался и засмеялся.

На широкой вырубке, около ручья, стояло пузатое каменное здание, увенчанное широкой трубой из которой в данный момент клубился черный дым. К зданию, отделенное перегородкой деревянной кладки, была пристроена справная изба. Хотя, скорее, даже не изба, а крепкий деревянный, двухэтажный дом.

Огороженное высоким забором с красивыми воротами, украшенными резьбой. Хаджар не рисковал слишком долго на неё смотреть. Чем дольше он разглядывал узоры на воротных столбах, тем четче он понимал, что узоры двигались и менялись.

Самое жуткое – он совершенно не чувствовал в этом никакой магии.

– Учитывая, что у тебя есть наряд, сшитый Королевой Зимнего Двора, мне, наверное, не нужно рассказывать тебе о том, как себя вести в стране фейри?

– Нет, Карейн, не нужно, – покачал головой Хаджар. – но я был бы рад, если бы ты уже сказал, куда мы пришли.

– К кузнецу.

Хаджар посмотрел на Тареза. Тот не язвил, да и вообще с него уже давно слетел лоск старшего наследника богатейшего клана Империи. Теперь это был измученный дорогой, раненный воин, который, наконец, достиг своей цели.

Возможно, и в данном случае это простое “к кузнецу” было максимум, который мог себе позволить в ответе Карейн.

Отодвинувшись от Хаджара, едва ли не падая, хромая, дергая немеющей левой ногой, он добрался до калитки. Схватившись за стальной обруч, он повис на нем всем весом, а затем ударил о пластину.

Звук, который издал простой “звонок” разлился жестким эхом стального удара по всей опушке.

Сперва ничего не происходило, а затем калитка, сама по себе, отодвинулась в сторону.

– Нам обоим можно пройти, – с облегчением вздохнул Карейн.

Хаджар не стал спрашивать, каким именно образом Тарез это понял. Все же, именно в Карейне текла кровь фейри, а не в Хаджаре, так что тому, наверное, было виднее.

Оказавшись во внутреннем дворе, Хаджар старался отделаться от воспоминаний о дворце Королевы Мэб. Все, что он тогда увидел перед собой, оказалось искуснейшей из иллюзий, которая практически граничила с реальностью.

Вряд ли на магию такого уровня и такой сложности были бы способны даже Бессмертные. Хотя – кто их знает. Несмотря на год проведенной с Тенью Бессмертного Мечника, Хаджар, уже сейчас, понимал, насколько были скудны его познания о родине одного из своих учителей.

Тень могла рассказать ему, на тот момент, далеко не все. Большую часть границы познания простого практикующего, даже не Истинного Адепта, просто не смогли бы удержать внутри разума.

Пока Хаджар размышлял над тем реально ли то, что он видит, Карейн ковылял в сторону кузницы. Подойдя к арке, закрытой циновкой, он отодвинул её в сторону и вошел внутрь.

Хаджар, оставшись снаружи, долю секунды боролся с малодушным порывом обнажить Синий Клинок. Но большего оскорбления чем вооруженным войти в дом пригласившего тебя хозяина придумать сложно.

Собрав волю в кулак, Хаджар решительно вошел внутрь кузни.

В лицо ему тут же дыхнуло жаром кузнечного горна. Внутреннее убранство кузни ничем не отличалось от того, что можно было встретить в мире смертных.

На одной из стен висели многочисленные части доспехов, заготовки под оружие, готовые и собранные артефакты, бруски металла и обработанная древесина.

На другой – разнообразнейшие инструменты, среди которых можно было отыскать все, что только пожелала бы душа кузнеца.

Около горна, держа щипцами лезвие клинка, стоял такой же, в чем-то обычный, кузнец. Высокий, массивный, каждая его рука была шире ноги Хаджара, а шея могла бы поспорить толщиной с бычьей. В белой рубахе, синих штанах и кожаном фартуке. Его рыжие волосы были скреплены синим шнурком, а по короткой бороде стекали капли пота.

Единственное, что отличало кузнеца от прочих представителей ремесла – на каждом его запястье блестели синим цветом руны, вырезанные на металлических браслетах.

Точно такие же руны сияли на кожаном ремне, который подписывал фартук и держал сумки и крепления под инструменты.

Молоток, которым он стучал по до красна раскаленному металлу, тоже больше походил на произведения искусств, нежели на рабочий агрегат. Собственно, он тоже сиял рунами.

Сам клинок лежал на маленькой наковальне, водруженной на скрепленную металлическим обручами чурку, под которой сиял волшебный круг, исписанный знаками и символами.

– Приветствую, кузнец Хафотис, – поклонился Карейн.

Хаджар, как того требовали законы гостеприимства, являясь лишь сопровождающим вошедшего, просто молча склонил голову.

– Помоги мне раздуть горн, мальчик, – Хафотис, не отрывая взгляда от заготовки, кивнул в сторону кузнечных мехов, прилаженный к горну.

Хаджар уже сделал шаг вперед, как Карейн покачал головой и до хромал до мехов. Он схватился за деревянную планку, подвешенную над ними, а затем обеими ногами встал на “рукоять” меха. Стиснув зубы так сильно, что из десен кровь брызнула, он начал качать воздух.